Перебеги меня. Современная проза - Александр Цыганов

радостно мотающую головой и уже осёдланную Аннушку, дал мне её повод, – Держи. Стой – обратился он также и к лошади. У сарая взял две припасённые палки, приделал их к седлу, подсадил меня, и сам запрыгнул позади:

– Здесь держись вот, – указал на суголовный ремень.

Прямо передо мной мотались мягкие лошадиные уши, Аннушка взбрыкивала, мир с высоты казался широким и маленьким одновременно. Дед перекинул через меня узду:

– Пш… – и мы поехали в лес.

Рядом бежал ставший вдруг небольшим Жучка, но у ворот дед его остановил: "Дома". В лес мы шли одни.

Дед держал узду одной рукой, правил уверенно и неторопливо, а вот мне все время казалось, что я вот-вот скачусь с широкой лошадиной спины и свалюсь направо или налево. Дед это словно почувствовал:

– Ноги отпусти, – сказал он и усмехнулся.

Я так и сделал, но всё равно иногда пугался и хватался руками за Аннушкину гриву.

– Выпрямись и вокруг смотри, – посоветовал дед и обхватив меня левой рукой, плавно притянул к себе, – А то лёг совсем и распластался, как на скаку. Так тебя любая ветка сшибёт, да и дорогу смотри – лошадь, хоть она и умная, тоже не всегда знает, куда прёт.

Я послушался и выпрямился. Скоро я перестал замечать и маячившие передо мной лошадиные уши, страх упасть куда-то ушел, как и мысль о том, удобно ли мне сидеть.

Дед правил как-то странно, почти не пользуясь уздечкой.

Не было также никаких команд "Тпру", "Пошла", "Но!"… Нет, вместо них он иногда как-то цокал гортанью, чмокал губами, "пошипывал", издавал звуки, похожие на "Вшшш", "Тк-тк", "Прр" – и лошадь его слушалась. Казалось, они вдвоём разговаривают на каком-то особом "лошадином" языке, и единственным "иностранцем" среди них был я.

Мы шли по дороге, плутавшей среди леса. На прямых отрезках дед немного прибавлял ход, но всё равно идти было плавно и тепло.

– Вон пасека, – дед махнул рукой вправо.

За низеньким редким ельником я увидел светлую поляну, заставленную маленькими синенькими домиками.

– Успеется, – дед ускорил ход, – Давай сейчас объёзд к берегу, я соль проверю, а потом на поляну. Там и перекусим.

Мне это ни о чём не говорило, но я кивнул:

– Хорошо, дедусь, – а потом, осмелев, попросил, – А можно, я немножко поведу?

– Ух ты, какой шустрый, – я спиною почувствовал, как дед улыбается, – Ну на, правь, Шурка… – Он перекинул мне узду и шёпотом сказал в ухо, – Только не тряси сильно и не тяни. Лучше вообще отпусти и ногами легонечко по бокам. Левой – влево пойдёт, правой – вправо. Обеими много не бей – понесёт… – мне казалось, что он меня пугает, хоть и улыбается, – А коль сожмешь ногами, встанем. Понял?

– Понял, – ответил я и взял уздечку, – А куда идти-то?

Дед чуть не расхохотался:

– Пока прямо, как тропа начнётся, я скажу. – он похлопал меня по плечу и откинулся назад. – По сторонам смотри и вперёд смотри, остальное само придёт, она же тебя не знает пока…

Мы медленно и неуверенно двинулись. Аннушка словно чувствовала смену всадника и шла неторопливо, прислушиваясь и принюхиваясь. Иногда она косила на меня глазом, недоверчиво фыркала, но шла.

– Вот сейчас тропа будет, слева, сворачивай там, а дальше прямо по ней, до берега…

***

Леса в Жигулях растут самые разные: это и сосняки и лиственницы, осинники, дубовые боры, вязовые заросли. Много орешника и ивы.

Как рассказывал дед, раньше здесь росли и реликтовые сосны, но их всех ещё до революции повырубали.

Вообще же, история заповедника тяжела и неоднозначна: созданный в 1924 году, после войны, в 1951 он был ликвидирован и вновь воссоздан лишь в начале шестидесятых, а через год – уничтожен снова и снова воссоздан через пять лет, в 1966. К тому же, территория его постоянно изменялась – то увеличиваясь, то уменьшаясь.

Кроме деда в заповеднике работали еще несколько человек – и лесничих и учёных. Иногда они приезжали или приходили к нам, вместе с дедом уходили куда-то в лес, в горы, возвращаясь голодными и уставшими.

Увы, изредка в лесах хозяйничали и браконьеры, отстреливающие и без того редких косуль, кабанов и даже лосей, хотя всякая охота тут была, естественно, запрещена.

Однажды дед привез из леса застреленную рысь. Браконьер даже не взял её. Судя по гнезду – его целью были котята, которые, вероятно, потом были проданы кому-то богатому и влиятельному… а рысь ему просто "мешала". Дед чуть ли не плакал от подобного зверства.

– Фашисты! Настоящие фашисты! – ругался он.

***

Мы прошли лесную тропу и оказались на небольшой круглой поляне, где стояли две лосиные кормушки. Дед приказал остановиться. Я крепко сжал ногами аннушкины бока, и кобыла послушно встала.

Дед соскочил и помог спуститься мне. Мы подошли к кормушкам, на деле оказавшимися небольшими деревянными колодами на ножках с навесом над каждой, в которых лежал солонец – с одной стороны в виде квадратных кирпичиков, с другой – в виде крупно дроблёной соли. Рядом протекал неширокий, но быстрый ручей, весело и монотонно нарушающий журчанием тишину леса. Между кормушками и ручьём валялась куча сопревшей травы, которую дед разбросал ногами и объяснил:

– С зимы осталась. Сейчас она лосю не нужна – он кору грызёт и ветки.

– Как жираф? – спросил я, вспомнив рисунок из учебника.

– Как жираф, – согласился дед, – Лось он высокий, ему до ветки дотянуться легко. Только не здесь он сейчас ест, а к берегу ближе. Там и листья сочнее, и ветки помягче, и трава повыше. – дед немного подумал, – А вот без солонца ему никак.

Я задумался…

– Дед, а раньше как же, когда людей здесь не было? – спросил его, – Откуда лоси соль брали? – как "вопросчик" я был неумолим. А дед, как ответчик, терпелив и в разных вопросах искушён.

– В солончаках, – сказал он, – Они же и природные бывают. Правда тогда лосям часто приходилось делать до них большие переходы… Впрочем… – он совсем немного подумал, – Иногда соль лоси находят и на камнях, рядом с водоёмами, где вода то подступает, то отступает. У минеральных родников, например…

– У-у, – кивнул я понятливо, хотя многое было мне тут неясно, я даже слово "минеральный" тогда ещё не знал.

Дед ножом "поскрябал" один из соляных "кирпичиков" и, не дожидаясь моего вопроса, пояснил:

– Это для лосих и лосят – у них зубы не такие, как у большого лося. А лосят в этом году у нас трое. "Пополнение", – ласково и мечтательно улыбнулся, потом серьёзно на посмотрел и попросил, – Санёк, сходи к лошади, принеси