Вперёд в прошлое - Аркадий Арканов

* * *

...И однажды моя мечта перебраться в рай, то есть в РАЙонную больницу с нормированным рабочим днем в качестве палатного ординатора, сбылась. Причем я для этого не приложил ни малейших усилий. Осуществить мою мечту неожиданно помог нормальный совковый бюрократизм.

Каждый участковый врач, принимая больного в поликлинике или оказывая ему помощь на дому, обязан был вносить результаты посещения в документ, именуемый историей болезни. И это правильно, и это сохраняется по сей день. В периоды, когда подскакивала заболеваемость гриппом, или, как говорили в то время, «катаром верхних дыхательных путей» (сокращенно – КВДП), больных, естественно, становилось больше, а количество вызовов на дом доходило иногда до сорока в день. Разумеется, заполнять ежедневно по сорок историй болезни было не так просто. И я, ни с кем не согласовывая, решил, что главное – оказание конкретной медицинской помощи (выписка рецептов для получения необходимых лекарств, врачебные советы, выписка бюллетеней), а формальности, связанные с заполнением историй болезни, – дело второстепенное: появится свободное время – заполню. За неделю таких незаполненных документов у меня накопилось больше двухсот, и главврач поликлиники – член партии, представитель «не основной» национальности, строго соблюдавший все правила и законы, поднял скандал. Я пообещал, что за выходные дни заполню все истории болезни. На субботу и воскресенье я забрал все истории домой. Но, поскольку симптоматика КВДП была приблизительно одинаковой для всех заболевших, прибегнул к хитрости. Описание симптоматики я схематизировал (для сокращения времени). И каждое посещение документировал идентично. История болезни, допустим, Иванова Ивана Ивановича или Петуховой Дарьи Федоровны. Я ставил дату посещения и заполнял: «Жалобы – кашель, насморк. Температура – 37,8. Состояние удовлетворительное. Диагноз – КВДП». Помогал мне в заполнении мой друг – прекрасный инженер, не имевший к медицине ни малейшего отношения. За несколько часов мы заполнили абсолютно одинаково двести с лишним историй. Я поставил двести с лишним подписей, и таким образом формальная задача была решена.

В понедельник я принес в поликлинику все истории болезни и сложил их в отделе регистратуры на свою полку. Появился главврач и спросил меня: «Все в порядке?» Я кивнул головой и указал на полку. Он взял с полки первую попавшуюся историю, убедился, что все заполнено, и сказал: «Именно это от вас и требуется». Затем он взял другую историю, прочитал и озадаченно пробормотал: «Так-так-так... Интересно...» Взял третью, пятую... Достал с полки все двести с лишним историй, перелистал, и лицо его приняло гневное выражение: «Это что же? У всех больных температура – 37,8?!» Я молчал. На этот вопрос мне ответить было нечего. «Так! – закричал он на всю регистратуру. – Видимо, вас недоучили в институте! Так вот! Приказом со следующей недели отправитесь на полгода повышать квалификацию в стационар! В 46-ю районную больницу!» Я не поверил своим ушам! Сбылась мечта идиота.

И в течение шести месяцев я работал палатным ординатором. Без скромности могу сказать, что врачом я был хорошим и грамотным и, когда истек срок моей «ссылки», руководство больницы не хотело меня отпускать... Но... Мне пришлось вернуться в поликлинику. На этот раз ненадолго. Я к тому времени уже целиком ушел в творчество, если, конечно, написание миниатюр, куплетов и монологов для артистов эстрады считать творчеством... Но я без этого не мог и уже ясно осознавал, что с медициной мне придется расстаться. Совмещение работы врача с чем-то еще мне казалось и кажется до сих пор этическим преступлением по отношению к больному человеку. Отбывать шестичасовой рабочий день в палате с больными людьми и думать о том, как бы скорей он закончился, чтобы заняться чем-то другим? Это ли не предательство по отношению к больным людям? Ссылки на то, что вот, мол, Чехов же мог совмещать, для меня не были убедительными. Через несколько лет на вопрос журналиста: «Почему я оставил медицину?» – я ответил: «Я ушел, потому что понял: Чехова из меня не получится»...

Но интересно, что через восемь лет после моего окончательного прекращения врачебной деятельности, когда я уже стал сотрудником и автором великого в те годы журнала «Юность», когда пьеса под названием «Свадьба на всю Европу», написанная в соавторстве с Гришей Гориным, была поставлена более чем в восьмидесяти театрах Советского Союза, у меня дома вдруг раздался телефонный звонок. Я снял трубку и услышал чей-то знакомый, почти забытый женский голос: «Аркадий Михайлович! Это говорит заведующая терапевтическим отделением 46-й больницы. У нас освободилось место старшего (!) ординатора. Мы приглашаем вас занять это место...» Признаюсь, я заколебался. Но, как говорится, поезд уже ушел...

Меня часто спрашивают, не жалею ли я, что расстался с медициной, что, можно сказать, зря проучился шесть лет в медицинском институте. Я всегда отвечаю, что не жалею. И не просто не жалею, а счастлив, что получил медицинское образование. Более того, считаю, что в литературном институте необходимо ввести курс анатомии и физиологии человека, потому что писатель должен быть инженером не только человеческих душ, но и – человеческих тел...

Кстати, факт окончательного мирного разрыва с медициной тоже заслуживает небольшого описания. Существовало правило, что студент, окончивший высшее учебное заведение, ОБЯЗАН отработать по специальности минимум три года, чтобы таким образом отблагодарить государство за потраченные на его обучение средства. Невыполнение этого правила могло грозить неприятными последствиями. Смягчить обстоятельства можно было не резким, а постепенным уходом – работать положенный срок на полставки в каком-нибудь здравпункте при том или ином предприятии. Но на это надо было получить официальное разрешение Горздравотдела. И мой приятель, имевший на тот период неплохие связи с советскими чиновниками, сказал мне: «Я договорился с заместительницей заведующего Горздравотдела. Она отпустит тебя официально. Но ты, когда придешь на прием, должен будешь сунуть ей двести пятьдесят рублей». Я ответил, что это типичная взятка, что никогда никому взяток не давал и даже не представляю, как это делается. «Она в курсе дела. Придешь и положишь конверт с деньгами ей на стол».

Короче говоря, он меня убедил, и в назначенный день на ватных от страха и неуверенности ногах я вошел в кабинет. За столом сидела типичного партийного вида женщина лет сорока. «Что у вас?» – спросила она строго, глядя в разложенные на столе документы. Я робко объяснил, что хотел бы работать в каком-нибудь здравпункте на полставки. И тут она сказала тоном прокурора: «Что за молодежь пошла? Государство их обучает, тратит деньги! А им – лишь бы сачкануть!» Она зверски взглянула на меня и сделала паузу. Я понимал, что должен вынуть из портфеля конверт с деньгами и положить его на стол, но решиться на эту акцию никак не мог, поскольку не представлял, что это делается так цинично. И она сказала: «Я не для того здесь сижу, чтобы потворствовать тунеядцам! У меня и без вас много важных дел. До свиданья!» Она сняла телефонную трубку и сказала кому-то: «Николай Петрович, я к вам сейчас загляну...» Встала из-за стола и покинула кабинет. И я понял – сейчас или никогда. Дрожащей рукой я достал из портфеля конверт и положил его на стол. Она вернулась через минуты две, как бы между прочим окинула взглядом стол и сказала так же строго: «Ступайте! Мы подумаем, что с вами делать!» Я попрощался и вышел. Через два дня я имел официальное разрешение на работу в здравпункте театрально-художественного училища. Это была моя первая и последняя в жизни взятка...