Третий ключ - Татьяна Корсакова

Впрочем, «поболтать» – это она еще деликатно. После случившегося Петьку точно подменили. Был рубаха-парень, не слишком умный, простоватый, в меру пьющий, преданно любящий свою коровищу Маринку, а стал человек-закон. Лишнего слова из него не вытянуть, смотрит так, словно уже записал в преступники, с расспросами-допросами лезет. Кто с кем, где, когда и почему... Алиби уточняет и проверяет. А какое у нее может быть алиби, когда она девушка свободная, одинокая, за каким-то чертом похоронившая себя в этой глуши?! У нее теперь один график: дом-работа-дом. И дома из свидетелей разве что загибающийся от дефицита внимания кактус.

Кстати, с алиби, оказывается, не у нее одной проблемы. У Степаныча алиби никакого, Сандро ничего вразумительного Пете сказать не смог, Свирид вроде как в город уезжал, но без свидетелей. А потому и без свидетелей, что все они одинокие, неприкаянные и никому не нужные. Вот не разбежались бы они со Свиридом, глядишь, и организовалось бы взаимное алиби, потому как женатые люди должны ночи вместе проводить, под одной крышей, а еще лучше, под одним одеялом. Это в идеале, как у мамки с батей было. Люся даже и не мыслила, что у нее может быть по-другому, что тот, кого она выберет себе в мужья, не будет желать ее каждую свободную минуточку, холить и лелеять, а станет сутками пропадать на работе, смотреть сквозь нее и на судьбоносные вопросы отвечать невпопад.

А все потому, что не было у них с Мишкой никогда любви. Привязанность, возможно, была, взаимные обязательства, унылый секс по расписанию тоже, а любви не было, и искра, такая, чтобы сразу бросало в жар, не пробегала между ними ни разу, даже во время медового месяца. Это сейчас, по прошествии времени, Люся понимала, что впервые в жизни сделала неправильный выбор, поставила не на того мужчину, а тогда, пятнадцать лет назад, коренной москвич, профессорский сынок, студент медицинского института Михаил Свириденко казался ей очень перспективной партией. Кто б ей тогда объяснил, что семейная жизнь – это не игра в шахматы, что помимо расчета и открывающихся перспектив должно быть еще что-то. А может, даже и не помимо, а вместо... Ну есть у нее теперь вожделенная московская прописка, и деньги есть, и шмотки, и не работала она после окончания института ни одного дня, и муж ей ни в чем не отказывал, а где оно, счастье?

А она ведь Свирида любила! Полюбила не сразу, лет десять, наверное, прошло после свадьбы, когда вдруг поняла, что без Мишки ей жизнь – не жизнь. Да вот беда, в тот же день поняла и еще кое-что – нашло озарение, – поняла, что, несмотря на все старания, Мишка ее никогда не полюбит. Будет заботиться, терпеть, исполнять все капризы, а любить – нет. И не потому что скотина бесчувственная, а потому что она, Люся, не его женщина, а так, случайная попутчица, волей случая задержавшаяся надолго.

Случай тот она хорошо помнила, уж больно он оказался пикантный. Всего одна ночь – и беременность в результате. Батя бы ее со свету сжил, если бы узнал, что любимая доча собирается в подоле принести. Тут, наверное, и мамка бы не спасла. Вот Люся и решилась на отчаянный шаг, нашла виновника своего интересного положения и с ходу, прямо в лоб сообщила, что ждет ребенка. Другой бы, наверное, ее и слушать не стал, послал бы куда подальше или, в лучшем случае, дал денег на аборт, а этот оказался порядочным, пригласил в гости, познакомил с родителями и в тот же вечер сделал предложение.

Тогда Люся посчитала, что ухватила жар-птицу за хвост, получила сразу все, о чем только могла мечтать. Из общаги на окраине переехала в шикарные пятикомнатные хоромы в центре, обрела статус замужней дамы, а вместе с ним вполне сносных родственников. Мишкины родители в их жизнь не лезли, вели себя смирно. Может, и не любили невестку, но вида не подавали. Одно слово – интеллигенты. И даже когда у Люси случился выкидыш, который автоматически снял с Мишки все обязательства, ничего не изменилось.

Сказать по правде, о потере Люся горевала не особо: в том бурном жизненном водовороте, в который она попала, было не до детей. И только спустя годы, уже ближе к тридцати, ей вдруг захотелось ребеночка. Чтобы было кого любить и о ком заботиться, и чтобы тебя любили, не из вежливости и не по привычке, а просто так. Вот тогда-то она и поняла, что им со Свиридом не по пути, что не хочет она ребенка от такого, как он, равнодушного, а хочет от мужика, заинтересованного в ней самой и в будущем наследнике.

Развелись они без проблем и взаимных претензий, дело оставалось за малым – найти заинтересованного мужика. Впрочем, это Люсе сначала казалось, что стоит только свистнуть, и на зов сбегутся сотни претендентов, а на деле вышло совсем иначе. Она свистнула, и претенденты сбежались. Да вот только претендовали они не на Люсино сердце, а на кошелек. Все как один! Люся умела разбираться в людях, унаследовала эту полезную способность от бати. Поэтому с той же отстраненной неумолимостью, с которой некогда просчитала равнодушие Свирида, безошибочно вычисляла в толпе поклонников альфонсов и аферистов. Вычисляла до тех пор, пока не разогнала всех претендентов на хрен, а разогнав, вдруг решила, что насквозь лживая столичная жизнь не для нее, что настоящие мужики нынче остались только в глубинке.

Свирид не стал задавать лишних вопросов и отговаривать от принятого решения, Свирид поступил как настоящий мужик: помог с переездом и трудоустройством. В какой-то момент Люсе показалось, что все у них еще может наладиться, что здесь, вдали от цивилизации, в эдемском саду под названием Антоновка, у них появился второй шанс. Наваждение рассеялось в тот момент, когда Люся увидела, как изменился в лице Свирид, стоило только упомянуть Глашку. Ей вдруг сделалось невыносимо больно, так больно, что перехватило дыхание, потому что во взгляде ее бывшего мужа было все, что угодно, кроме равнодушия...

– ...Люська, сдурела, что ли?! Не видишь, куда прешь?! – Возмущенный Петькин рев вывел ее из тяжелых раздумий, заставил ударить по тормозам. – Кричу тебе, кричу, а ты как глухая! – Петька уперся ладонями в пыльный капот ее машины, посмотрел с укором.

– Чего тебе? – Люся заглушила двигатель, сдула упавшую на лоб челку.

– Поговорить надо. – Не дожидаясь приглашения, Петька распахнул дверцу, уселся на пассажирское сиденье.

– Еще не наговорились? – она выдернула из-под тощей Петькиной задницы подол своего сарафана. – Нету у меня алиби, нету! И не вспомнила я ничего нового! И не видела никого подозрительного! И вообще, вылезай из машины, я на работу опаздываю!

– Я с тобой. – Петька поерзал, устраиваясь поудобнее. – «Уазик» сломался, а мне в поместье нужно до зарезу. Хорошо, что тебя увидел, а то б пришлось пешком пилить.