Протезист - ВЛладимир Авдеев

Я наговорил ей ответно целую чашу ласковых слов, точно рабов, согнав на работу все комплименты, и поцеловал каждый островок пульса на ее теле, питаясь этим ритмом. Нащупав во внутреннем кармане смокинга свой стерео-блокнот, я распрощался с Варварой.

Походкой, похожей на штрихпунктирную линию, я направился к дому и увидел, что за одну лишь ночь город наполнился следами загадочной ритуальной атрибутики, превратившись в гигантское капище космического века.

Я устал жить под фонограмму чужих слов, записанных вместо моей совести, и ходу иметь свой сольный концерт. Каждое утро у меня возникает чувство иного тела, и в этот момент я отчетливо начинаю понимать, что воюю больше, чем со всем миром. Воюю с самой светлой идеей человечества: я бросил вызов Утопии.

Шагая домой сквозь цветастое месиво лиц, я ясно увидел перёд собою несколько поколений людей, многомиллионной толпой уверенно шедших за…

… книгой, которую никто из них не читал. Они шли напролом, не щадя близких. Их неистовый энтузиазм, питавшийся кровью надежд, иссяк так же, как и любая река наконец отмывается от крови, сколько бы ни бросали туда тела. Поэтому теперь они не ведают, куда идти. Небо пусто над головою этих поколений, а миллионные жертвы незаметно затерялись на полях сей книги (бумага все терпит), которая скоро войдет в историю как самое загадочное и кровопролитное заблуждение человеческого ума. И глухое эхо этого вселенского искажения будет пронзать времена и пространства на протяжении веков.

«В наше время сфера идеологии действительно достигла наивысшего объема. Ведь безнадежность всегда вызывает потребность в иллюзиях, пустота жизни — потребность в сенсациях; бессилие — потребность в насилии над слабым».

«Идеологическое мышление, правильное или неправильное, есть нормативное мышление, которое настолько уверено в своей правоте, что не допускает никакого отклонения.

Идеологическое мышление равнодушно к последствиям.

Идеология и идеологическое мышление дают мгновенную пользу. Однако каковы их последствия — этого следует бояться».

«Индивид считает себя свободным от идеологического нажима и совершенно не подозревает о том, что иллюзия свободы приготовлена заранее и навязана ему извне».

«Поскольку общественное давление оказывается духовными путями, оно не может обойтись без того, чтобы дать человеку идею, что позади него существует какая-то моральная и одновременно действенная сила или силы, от которых он зависит.

«От погони за наживой и деньгами освобождают раба их только для того, чтобы заполучить его для благочестия, гуманности или какого-нибудь другого принципа. Свобода духа — мое рабство, ибо, я — больше чем дух и плоть».

Плодя теории о светлом будущем, утописты невольно плодят нищих сегодня и невиновных вчера, потому что будущее изобретает тот, кто не способен жить в настоящем. Будущее всегда преподносится непременно как «светлое», и во имя «Его светлости» утописты просят взаймы человеческие жизни. Светлое будущее лепят наспех из грязного настоящего, и тогда будущее- тускнеет, пачкается и постепенно превращается в грязное прошлое.

Утописты, кто из вас ответит за «светлость» ваших идей, ставших реальным сбывшимся кровавым кошмаром? Ваши праздные слова — самый дорогой материал истории. В каждом случайном проекте благодетельного усовершенствования — миллионы загубленных жизней.

Понял ли кто-нибудь это???

Цены на рынке фактов растут, человеческая история терпит инфляцию, и однажды идея, которой хотят всех осчастливить, всех и погубит. Апокалипсис любит смотреться в зеркало «всеобщего блага». Люди, гоните светлые идеи для всех — останетесь

§ 14

живы!

Я подошел к своему дому, и сквозь сине-красный фильтр увидел на двери парадного огромное объявление, выполненное на первоклассной бумаге с помощью прекрасного полиграфического оборудования

Научному центру этических исследований при Базовой городской этической консультации № 2 требуются психологические натурщики. Безопасность психологических опытов гарантируется. Оплата по договоренности.

Обращаться по адресу…

Я появился в своей квартире, чтобы привести себя в порядок и во всеоружии начать фронтальное наступление на новый день моей неверующей жизни, но сколько ни пил кофе и ни принимал душ, никак не мог избавиться от запаха свежего клея и свежего адреса, что застряли в моей памяти. Машинально я начал рыться в карманах костюма, которым заменил смокинг, и неожиданно наткнулся на белую пластину визитки, беспризорной льдинкой очутившуюся в моей руке. Образцово-показательный шабаш закончен. Я выбросил веревочную лестницу из двуцветного путеводного блокнота «и спускаюсь по ней прямо на голову очередному приключению: иду к начальнику реставрационной мастерской Максиму Романовичу Пиуту. На невзрачной улице, укрытой за табачным и иными ларьками, я с трудом выискал дверь, покрашенную в неудобный розовый цвет, а рядом с ней — вывеску, которую кто-то неоднократно и весьма настойчиво пытался сорвать. Тем не менее, за обилием отметин, оставленных остроконечным металлическим предметом, я увидел наконец название реставрационных мастерских и, толкнув розовый, цвет, по прошествии некоторого времени обнаружил моего случайного знакомца. Обойдя множество всевозможной антикварной утвари и едва не завалив плоскую башню напольных часов с пустым чревом из-за безвольно вывалившегося маятника, натужно-радостный Максим Романович обрушил на меня, словно на старинного приятеля, красные клешни своих объятий. Я улыбнулся и из чувства умеренной вежливости отдался в эти объятия одним плечом, кажется, левым. По-прежнему ребячливый, в бедной одежде, истертой всеми видами реставрационных работ, он сразу принялся балагурить, натягивая улыбку на лицо то со лба, то с нижней челюсти, то как-то из-за ушей.

— А я БЫЛ опять в пивной, вчера БЫЛ, думал, вас увижу, да, ну вот…

Я привык к его неухоженной, но радушно искренней речи и пропустил мимо ушей эту стилистическую ошибку. Однако, побеседовав о том о сем в течение минут семи, нащупал несколько таких вот парноглагольных фраз. Я отодвинул прочь всю гамму предубеждений и понял, что ошибка была отнюдь не следствием небрежной речи.

Все было гораздо глубже. Словно изуродовали этого человека, изуродовали, как, впрочем и большинство населения, и превратили его в генотипически обусловленного неудачника, хромающего на глаголы. Потому что Максиму Романовичу каждый раз не хватало одного из них, когда он хотел с помощью глагола зацепиться за жизнь, определить себя. Словно страхуясь, он инстинктивно спешил привнести в каждую элементарную фразу, касающуюся именно его, еще один точно такой же. Пиут работает начальником реставрационной мастерской, сам не поддаваясь реставрации. Он инвалид нулевой группы. Интересно, сколько нужно было государству разорвать плакатов и лозунгов на мелкие кусочки у него над головой, сколько нужно было срыть монументов в его душе, сколько нужно было новых слов, написанных поверх старых, чтобы вот этого крепыша, занимавшегося раньше боксом и умеющего хорошо держать удар, довести до такого состояния? Нет, наверное, все-таки существует точно выверенная пропорциональная разрушительная связь между изуродованными людьми и словами, и я уже начал было загибать пальцы, чем несказанно удивил Максима Романовича.

— Что считаешь, Фома, а? Так вот, я ЕЗДИЛ к матери вчера, потом ЕЗДИЛ…

Я сжался снова, как и всегда, когда видел инвалида, и мистическая парноглагольность Пиута представилась мне культями, поросшими бледнеющей коростой старых шрамов. Повтори глагол в третий раз, четвертый, пятый. Карабкайся! Глаголов не жалко — тебя жалко, твое тусклое нищее холостяцкое одиночество, твою глупящую хмельную отраду.

«Язык угнетенных всегда беден, монотонен и связан с их непосредственной жизнедеятельностью; мера их нужды есть мера их языка». Ролан Барт.

«Методически нигде столь осязаемо не удается вычитать картину мира, как в лексическом фонде языка. Конечно, это особенно удобно делать на основе ограниченных словарных фондов специальных, профессиональных и сословных языков». Е. Ротакер.

У меня в голове чертится маршрут путешествия с остановками в следующих пунктах:

— неперспективное селение –

— неперспективный город –

— неперспективная страна –

— неперспективная эпоха.

Кто-то совсем недавно придумал это слово «неперспективный», и теперь оно отправилось в мир на свободную охоту, пуская ко дну целые века человеческой культуры.