Прямой наводкой по врагу - Исаак Кобылянский

И вот мы уже на зеркальном льду промерзшего Миуса — оба расчета, одна пушка, два передка и единственный уцелевший красавец-конь. Здесь же не более пяти десятков пехотинцев — это все, что осталось от стрелкового батальона. Уже совсем рассвело, но, к счастью, немцы не вышли за околицу Новой Надежды, иначе могли бы устроить настоящую бойню. Постепенно число пехотинцев стало убывать — командиры рот собирали своих и уводили их вниз по течению реки, а там рота взбиралась на левый берег. Я и Исмайлов поочередно выкарабкивались из русла и лежа наблюдали за тем, что происходит на правом берегу. Там было совсем тихо. В бинокль я видел, как у ближних домов поселка шагают навстречу друг другу двое немцев в белом. Решили, когда стемнеет, попробуем подобраться к брошенной пушке и укатить ее к реке. Наконец прибыли два солдата из нашей батареи. Они передали мне, что Лошаков велел всему составу взвода последовать за ними к поляне, где накануне располагался взвод управления. Там уже находится взвод Камчатного, они готовят огневые, роют землянки. Гонцы принесли вдоволь хлеба с десятком полузамерзших кусков вареного мяса, и, пока мы расправлялись с едой, они рассказали, что из взвода боепитания не вернулся лишь кузнец-ездовый Сучков. Взвод ночевал в конюшне, и Сучкова не сумели оторвать от яслей, в которые он от страха забрался, когда рядом с конюшней разорвалась первая мина. И еще одна потеря — лейтенант Акимов, которого считали находящимся с моим взводом.

Приказ Лошакова я выполнил частично: в расположение батареи отправил вместе с пушкой только один расчет (в передок впрягли последнего нашего коня) и просил к вечеру направить сюда ездового с парой лошадей. Невыносимо медленно тянулось светлое время дня, а когда стемнело, над горизонтом поднялась полная луна, что никак не благоприятствовало нашему рискованному плану. Беспокоили и осветительные ракеты, взлетавшие через каждые несколько минут. Внимательно следим за обстановкой на пойме: часовые немного приблизились к пушке, затем повернули и скрылись в темноте. К нам прибыл ездовой с лошадьми. Решаю — пора. Втроем с Исмайловым и заряжающим Масловым (только на нас троих были маскхалаты) покидаем русло и по-пластунски ползем к пушке. Вокруг тихо. Достигнув цели, мы встаем во весь рост, лишь пригнув головы, и начинаем катить тяжелое орудие по скрипящему снегу. Через каждые несколько шагов ложимся и отдыхаем. Когда до реки оставалось около десяти метров, немцы, видимо, чем-то встревоженные, обрушили на реку несколько минометных залпов, отдельные мины падали недалеко от нас. Пришлось отправить подальше передок. Когда минометный налет закончился, мы всем расчетом взобрались на берег и без труда подтянули пушку к скату, а вниз она покатилась сама. Пока один из моих солдат ходил за передком, неожиданно появился... исчезнувший сутки назад Акимов. На вопросы, где пропадал, отвечал уклончиво, глаза отводил в сторону. (На следующий день лейтенант из полкового СМЕРШа настойчиво, но безуспешно пытался узнать от меня о каких-нибудь проступках или «нехороших» высказываниях Акимова; видно, кто-то уже успел «настучать».)

Около полуночи мы оказались в расположении батареи, начальство встретило нас, как героев. За спасение пушки пообещало представить к наградам. Нам показали, где рыть огневые и землянку. На левом берегу Миуса мы застряли надолго. Спустя несколько дней здесь погибнет Лошаков и будет тяжело ранен слесарь из Ленинграда, мой ровесник и приятель Дима Репин. Здесь же, изредка ведя стрельбы по противнику, мы встретим первые оттепели и стремительно наступившую весну; отсюда в марте уйдем на отдых и деформирование.

Глава 7. Между боями. Год 1943-й

В начале марта 1943 г. после трудных боев нас наконец отвели во второй эшелон для пополнения и подготовки к новым боям. Все однополчане покидали передний край в отличном настроении, лишь у меня оно было омрачено невосполнимой потерей. Накануне значительно потеплело, снег начал чавкать под ногами, так что для дальнего пути валенки уже не годились. Когда я открыл лежавший на передке ящик из-под патронов, в котором хранились мои сапоги, вместо них обнаружил... солдатские ботинки-недомерки. Искать вора было некогда, да и бесполезно, старшина резервными сапогами не располагал. И я отправился в валенках, которые вскоре промокли выше щиколоток. В отвратительном настроении я понуро отшагал много километров до пункта назначения — большого села Князевка. Здесь уже с месяц располагались тыловые подразделения нашего полка.

Батарея разместилась на окраине села, а на следующий день произошло событие, подтвердившее справедливость пословицы «Не бывать бы счастью, да несчастье помогло». Наш старшина, вернувшийся со склада с продуктами для кухни, рассказал мне, где расположен склад обозно-вещевого снабжения (ОВС), и сообщил, что меня там ждут. Я воспринял это как хорошее предзнаменование и немедленно отправился туда. Меня встретил заведующий складом, невысокий черноволосый лет под сорок мужчина в звании старшины (я определил это по четырем треугольникам в его петлицах), внешностью и манерой речи похожий на еврея. Он представился — Михаил Сапожников — и спросил, какого размера обувь я ношу. Через минуту у меня в руках были новые кирзовые сапоги. Мой благодетель на этом не остановился — тут же отрезал от рулона белой байки две пары портянок. Лишь после этого он пояснил причину своей необычной щедрости: «Понимаешь, у меня сердце заболело, когда я увидел, как шагает в валенках по воде несчастный еврейский мальчик. Как только здесь появился ваш старшина, я велел ему позвать тебя». Мы разговорились. Сапожников до войны жил в Харькове. Его жена и две маленькие дочери были эвакуированы в Узбекистан и теперь нищенствуют в глухом кишлаке. В свою очередь я рассказал о трудностях, которые испытывают моя мать и братишка в башкирском селе на Урале. Когда я уже собирался уходить, Михаил принес из смежной комнаты пару нового белья и предложил здесь же переодеться (количество комплектов белья на складе было на учете). Больше месяца я не переодевался, тем более что обычно нам для смены выдавали плохо постиранное, все в грязных пятнах, драное белье. А теперь на мне оказалось все свежее, и это было так чудесно! Прощаясь, я сердечно поблагодарил Сапожникова, а он сказал, что его склад открыт для меня в любое время. (Забегая наперед, расскажу, что Михаил не раз выручал меня. Спустя три месяца, когда я уже стал офицером, появилась возможность как-то отплатить добром за добро. Однажды при встрече я незаметно для Михаила переписал с лежавшего на столе письма почтовый адрес его жены и вскоре отправил ей перевод на сумму больше половины моего офицерского оклада, а в сведениях об отправителе указал — Иванов Иван Иванович. Более года прошло, пока Михаилу удалось раскрыть мой секрет. Остается добавить, что в послевоенные годы мы подружились семьями и много раз встречались то в Киеве, то в Харькове.)