История французского психоанализа в лицах - Дмитрий Витальевич Лобачев

Жак Лакан: очерк биографии

Данный очерк не претендует на детальность изложения биографии Лакана и не стремится осветить все этапы его жизни подробно. Его задача — дать общее представление о судьбе и характере известного французского аналитика. Поэтому ряд концепций и понятий может показаться недостаточно раскрытым, так как более детальный обзор лакановского учения будет представлен во втором очерке. Общий вывод о фигуре Лакана стоит делать, ознакомившись и с одной, и с другой главой[156].

Биографические очерки, представленные в этой книге, так или иначе имеют одного общего — главного? — героя. Имя ему, конечно же, Жак Лакан. И он, что греха таить, служит ключевой фигурой всего французского психоанализа. Не будем выносить сейчас этому явлению оценку, не будем спешить занять позицию критиков или апологетов мэтра. Лакан — был, есть, вероятнее всего (до нового «Лакана»), еще долго будет спорной фигурой, а принятие или отрицание его учения всегда было главнейшим водоразделом и даже способом идентификации в среде аналитиков — причем не только французских.

После себя Лакан оставил множество вопросов как чисто теоретических, так и исторических. Но важнейшим вопросом всей «лаканиады» будет вопрос: а кто, собственно говоря, такой этот Лакан? Нас интересует не внешняя, описательная сторона его личности, даже не публичное лицо (хотя само по себе оно весьма интересно и эпатажно) — все эти вещи, располагающиеся в логике воображаемого, мы позволим пока что оставить. Нас интересует главным образом сущность такого феномена, как Жак Лакан, то есть, пользуясь языком самого Лакана, «символическое». Следовательно, мы имеем полное право рассмотреть Лакана как симптом, признание которого, принятие или отрицание, идентификация с которым или отбрасывание представляет собой важнейшую черту невротичности самого психоанализа сегодня.

Если Лакан — это «симптом», то следует озаботиться его историей.

Лакан появился на свет в семье, несущей на себе ту печать буржуазного благополучия, которая способна при должном воспитании сделать человека либо великим и успешным, либо же, при полном попустительстве, окончательно развратить и превратить в обывателя, жаждущего только покоя и материального благополучия. Это интересно как забавный эпизод его биографии, позволяющий лучше понять истоки лакановского «аристократизма» и «снобизма», выросшегчто там?

о на почве противопоставления себя привычному семейному укладу и морали. Куда важнее отметить другое: Лакан был частью французской культуры, проникнутой духом католицизма, традиционности. Лакан консерватором не был, скорее наоборот — слишком наоборот — он был революционером… Который всякую революцию рассматривал через призму собственной фигуры. Таково в общих чертах отношение Лакана к истории (а он был современником двух мировых войн, холодной войны и других политических кризисов). Лакан наблюдал за происходящим, но вовлекался лишь настолько, насколько это касалось его самого. С тем, что история доставляла ему некоторые неудобства, он научился справляться, а когда встретил «восставших» в мае 68-го студентов, то заявил: «Вам нужен Господин!».

Тем не менее важно и примечательно другое — версия психоанализа Лакана продолжала углубляться в христианскую традицию и культуру; Лакан, в отличие от Фрейда, даже не пытался скрыть, насколько сильное оказала на него влияние европейская философия и культура в целом. Можно многое сказать о Фрейде, однако факт остается фактом (или по крайней мере выдает себя именно таковым): Фрейд был частью большого интеллектуального процесса в Европе, однако вел себя так, словно случайно, в полусне, забрел в зал древностей в музее и всеми силами пытался доказать, что ему тут, собственно говоря, и делать-то нечего. Лакан же, оказавшись на месте Фрейда, расположился поудобнее и принялся читать лекции Венере и Юпитеру. Опять-таки, весьма симптоматично.

Обычно в биографиях принято говорить о том, что уже с детства тот или иной герой выказывал недюжинные интеллектуальные способности, или указывать на ряд символичных совпадений и случайностей, которые пророчествовали о будущей судьбе великого человека. Мы не располагаем сведениями о последних, однако можем рассказать о первом.

Лакан учился в колледже Св. Станислава, учебном заведении, известном своими преподавателями и традициями. В те годы он был не очень-то общительным молодым человеком, по всей видимости, не лишенным некоторого самолюбования и высокомерия, впрочем, никогда не переходящего границы разумного — Лакан был одним из тех, кто умел видеть и ценить других людей.

Э. Рудинеско пишет: «Его учитель, в характеристике за 1916–1917 учебный год называет его несколько эксцентричным, немного тщеславным, утомительным и, в частности, неспособным правильно организовать свое время и вести себя, как другие мальчишки. Он часто страдал или притворялся, что страдает от какой-то тоски, смеси вялости и намеренно вызванной меланхолии»[157]. Мир самого Лакана в тот момент — это классические языки, занятия по философии и коллекционирование книг. Юные годы Лакана — это увлечение еще и Спинозой, и Ницше, и бурлящим потоком страстей в интеллектуальном пространстве, искусстве и литературе, где он предпочитает Жида, Ромена, Джойса.

Лакан был всегда заядлым читателем, эрудиция которого впечатляла даже самых требовательных собеседников. Проблема в том, что мышление Лакана никогда не было академическим, строгим в привычном смысле этого слова. Нет, разумеется, лакановское учение обладает известной строгостью, однако построено оно совсем иначе, чем формальный академический курс, и потому Лакана решительно сложно преподавать в университете.

Выбор профессии для Лакана был проблемой. Вспоминают, что однажды, встретившись с Робертом де Сен-Жаном, в будущем крупным журналистом и писателем, Лакан пожаловался, что все еще не решил вопрос о работе. Сен-Жан сказал: «Может быть, займешься медициной или политикой?» В те годы Лакан действительно задумывался, не стать ли ему секретарем влиятельной политической фигуры[158]. Почему Лакан решил стать психиатром, не совсем понятно; вероятно, речь идет о выборе «серьезной» профессии, которая может прокормить (врач), но при этом не отягощена медицинским формализмом (психиатрия). Наставниками молодого Лакана стали Анри Клод и Гаэтан де Клерамбо, известнейшие психиатры, каждый из которых сам по себе был весьма интересной личностью. Клод был одним из первопроходцев психоанализа во Франции; ему нравились идеи Фрейда, хотя он и пытался отрицать их германский дух, настаивая на том, что на основании психоаналитической методологии французским аналитикам предстоит создать собственную школу. Стоит ли говорить, что Лакан фактически это и сделал?

Де Клерамбо, которого Лакан спустя десятилетия назвал своим единственным учителем, был человеком со сложным характером и судьбой. Повоевав на полях Первой мировой, он до конца жизни страдал от последствий ранения. Жесткий клиницист, не проявлявший достаточного терпения к пациентам, он был прекрасным теоретиком. Как пишет А. Дьяков[159]: «По-видимому, стройность собственного учения для него была важнее заботы о пациенте»: независимо от своего русского коллеги Кандинского, он описал