Изгнание - Чарльз Паллисер

Она сразу стала похожа на оскалившуюся кошку с прижатыми к голове ушами и выпученными глазами и сказала:

– В таком случае ты и здесь не нужен. Ты мешаешь. Просто убирайся. Мне безразлично куда. Уезжай из дома завтра. Садись на пароход, отплывающий куда угодно и подальше отсюда.

Я встал и сказал:

– Не стану навязывать тебе свое общество больше ни минуты.

Поднялся в комнату. Пускай себе там бодаются и кусаются.

Им безразлично, что со мной будет. Очень хорошо. В таком случае мне тоже безразлично. Больше не стану сопротивляться соблазну. Пусть это будет моим рождественским подарком самому себе.

Пошел в деревню. Звезды были словно миллион внимательных глаз, смотрящих на землю, где все неподвижно. Луна, скрывшись за прозрачной пеленой облаков, выплыла из-за прозрачной вуали тумана, и в ее серебряном сиянии скот казался призрачным. В молочном свете порхали летучие мыши, словно пепел, кружащий над огнем в камине. Одна из них налетела на меня, маленький монстр со злым крошечным личиком. Мне показалось, что я увидел человеческую голову и небольшие круглые очки, и услышал, как она скрипучим голосом злобно учит меня правилам благопристойности.

Бродя среди безмолвных освещенных домов, я чувствовал, что могу взлететь, словно сокол, медленно взмахивая руками-крыльями, и парить над домами и полями.

Суббота, 26 декабря, 11 часов

Проснулся с пересохшим ртом и так замерз, что сводило пальцы рук и ног. Сумел спуститься только к концу завтрака. Когда я вошел в комнату, Евфимия пристально и злобно посмотрела на меня.

Мама отправилась в деревню за покупками. Эффи поднялась наверх, я с книгой лег на диван в гостиной и, возможно, заснул, потому что сестра вдруг разбудила меня, говоря:

– Может быть, тебе лучше поспать, когда стемнеет? Или у тебя есть более интересные занятия, пока порядочные люди спят?

Потом она сказала, что если не прекращу этого, то придется рассказать маме о том, что я делал. Это многое объясняло в моем «эксцентричном и недостойном» поведении и, например, в отказе сопровождать собственных мать и сестру на бал. Но она ничего не скажет маме, если мое поведение улучшится.

Я ответил, что Эффи может говорить матушке все, что захочет. Правда в том, что я бросил и никогда больше к этому не вернусь.

Сестра мне не поверила, она убеждена, что прошлой ночью я снова взялся за старое. Сердясь на меня, она ушла.

Сегодня поздним утром Старая Ханна принесла письмо. Я увидел, что оно адресовано Эффи и написано очень безграмотным почерком. Я отнес письмо в гостиную. Сестра его открыла, ахнула, положила на стол, а потом снова уставилась на него, словно испугавшись. Мама поднялась из-за стола и воскликнула:

– В чем дело?

Эффи выбежала из комнаты, послышались ее шаги вверх по лестнице. Матушка подняла письмо, взглянула на него и поспешила за сестрой.

Крик, что-то упало, торопливые шаги из комнаты. Не узнаю Евфимию! Происходящее похоже на кульминацию первого акта в какой-нибудь эффектной мелодраме.

Когда мама вернулась, я спросил, от кого письмо. Она сказала:

– Не знаю.

– Как так? Ты должна знать, кто его написал?

Она грузно опустилась в кресло и ответила:

– Важно то, что в письме. Мистер Давенант Боргойн помолвлен с мисс Витакер-Смит.

Ужасная новость, учитывая, что они с моей сестрой регулярно встречаются! Меня больше всего удивило, что, когда мисс Биттлстоун была приглашена к нам на чай, Эффи спокойно говорила о помолвке Давенанта Боргойна с Энид, но сильно расстроилась, получив сегодня это письмо. Полагаю, она была уверена, что он не собирался делать предложение дочери Куэнсов. Мерзавец! Все это время он планировал жениться на Мод.

Как мне жаль Эффи. Ее самая лучшая, самая давнишняя подруга выходит замуж за любимого человека. А все потому, что у Люси богатый отец…

Такая история выставляет мисс Витакер-Смит в весьма неприглядном свете. Она точно знала, какую боль причинит известие о помолвке.

Интересно, кто послал утреннее письмо? Сама торжествующая Мод? Конечно нет. Вероятнее всего, некий «друг» из города, спешащий распространить новость.

Неудивительно, что этот заносчивый грубиян вел себя так оскорбительно в четверг. Он отлично знал, кто я такой: брат девушки, которую он собирался бросить.

Кто-то пытался однажды ему навредить и, надеюсь, попытается снова.

К ланчу Евфимия не спустилась. Мама на нее обиделась и стала жаловаться на головные боли.

Не могу забыть понимающую улыбку на губах Люси, когда она направилась к Энид.

Прекрасное создание, я снова в пучине любви и тону в темно-карих глазах твоих.

На Бэттлфилд я повстречал угрюмого типа с красным шейным платком. Когда-то я видел его с высоким незнакомцем. Поприветствовав, я сразу сунул ему в руку шестипенсовик, и, заполучив его внимание, спросил о грубияне, мучившем собаку в фургоне.

– Это Том Франт, – сказал он, – чтоб у него глаза повылезали.

Я спросил, не тот ли это человек, который разговаривал с ним десять дней тому назад, и угрюмец подтвердил. Он сказал, что никто почти ничего не знает о нем: ни кто он, ни где живет, но считается, что он «франт», то есть «благородный сэр».

Я спросил, почему животное было в цепях, и угрюмец объяснил, что мужчина участвует в собачьих боях и цепи надеты на бедное животное для укрепления шеи и плечевых мышц, чтобы пес был сильнее в бою.

– Ему приходится скрываться, будь он проклят, – сказал он. – Этот человек обманул меня и многих других на турнире. С тех пор его тут не видели.

От таких воспоминаний он мрачнел все больше, наконец развернулся и ушел.

Памятка: ВСТУПИТЕЛЬНЫЙ БАЛАНС: 9 ш. 8 1/2 п. РАСХОД: Осведомителю: 6 п. САЛЬДО: 9 ш. 2 1/2 п.

Я приблизился к Страттон Херриард и увидел большую группу людей у ограды вдоль обочины, ограждавшей прилегающее поле. Когда я подошел, оказалось, что это дети Гринакров и их гувернантка. Я прежде встречал их в церкви. Две старшие девочки, Джульетта и Эмма, обнялись и плакали. Гувернантка держала за руку младшего ребенка, мальчика лет шести. Он тоже плакал.

Старший мальчик, Фредерик, приблизительно лет десяти, находился за оградой, и его видно было только до пояса. Он что-то бил. Самая младшая из девочек стояла на дорожке и с удивлением смотрела на происходящее.

Я поприветствовал гувернантку и пошел к ограде. Она была достаточно низкая, чтобы я мог просто заглянуть через нее. К своему ужасу, я увидел овцу, лежащую на боку. Кровь заливала ее и траву вокруг. Она слабо дрыгала ногами, как бы сопротивляясь тому, что происходило. Теперь я понял, что мальчик не просто бил ее, но резал ножом, поднимая его и вонзая в живот со всей силой. У овцы был разрез от горла до паха, а из раны торчало нечто невообразимое. От ужасной картины у меня закружилась голова.

Рука мальчика, словно в кошмарном сне, поднималась и опускалась.

Я подумал: «Святые небеса, вот кто делает все эти ужасные вещи. И ему не более десяти лет».

Я поспешил к ребенку и схватил его за руку.

– Ради бога, – сказал я. – Что вы делаете?

– Избавляю ее от боли.

– Тогда перережьте бедному животному горло – убейте овцу быстро.

Мальчик поднял руку, а я отвернулся. Послышался невыразимо мерзкий звук. Спустя несколько секунд я посмотрел снова, животное лежало совершенно неподвижно.

Фредерик улыбнулся и вытер нож о траву. Его правая рука теперь была залита кровью.

– Что тут происходит? – спросил я.

Фредерик не обратил на меня никакого внимания. Казалось, он был слишком возбужден и горд тем, что сделал.

Гувернантка резко произнесла:

– Фредерик, ответь джентльмену. Я тоже желаю знать, чем ты занимался.

Она направилась к нам, словно собиралась заглянуть через ограду. Я поднял руку и сказал:

– Не подходите ближе. Здесь зрелище не для детских глаз.

Она остановилась и в ожидании посмотрела на мальчика. Он объяснил, что они с Амелией услышали крик животного, заглянули через ограду и смотрели, пока не подоспели другие дети. Разглядев, что брюхо («Живот, Фредерик!» – перебила гувернантка) распорото, он своим ножом попытался остановить страдания овцы.

Амелии около двенадцати лет, и у нее заостренное личико. Если бы она так не хмурилась, то была бы весьма хорошенькой. Я вспомнил Эффи в этом возрасте. Девчонка дерзко перебила брата и сказала:

– Неправда. Это ты ранил овцу. Увидел ее в поле, подошел и зарезал. Тебе хотелось испытать нож, подаренный папой на Рождество.

Фредерик закричал:

– Врешь!

Он приблизился к ней, все еще держа в руке нож, но вмешалась гувернантка.

К моему удивлению, будущие чинные леди, Джульетта и Эмма, стали кричать на свою младшую сестру, называть ее наглой вруньей и злой смутьянкой. Одна из них воскликнула:

– Ты вечно стараешься навредить Фредди. Ты просто ревнуешь.