Последние грозы - Михаил Колесников

Как-то незаметно была снята официальность визита: Фрунзе сам вызвал Мокроусова на доклад, но сейчас о докладе не заговаривал. Низенький, проворный адъютант распорядился, чтоб принесли чай. Чай принесли. С сахаром. Сахар был кусковой, синеватый, крепкий, как железо, приходилось пользоваться щипчиками.

Фрунзе стал дотошно расспрашивать о действиях Повстанческой армии, о каждом случае нападения на эшелоны, о взятии Судака. Алексей рассказывал.

Когда разговор подошел к концу, Фрунзе сказал:

— Я часто раздумываю о так называемых «малых войнах». О войсках партизанских. Партизаны в Сибири, действия вашей Повстанческой армии, которая хоть и называется Повстанческой, по сути ничем не отличается от Красной. По моему глубокому убеждению, «малые войны» заслуживают того, чтобы их изучали в генеральном штабе. И не знаю: справились бы мы со своей «большой войной» столь успешно, если бы не ваша «малая война»?..

Алексей вышел на улицу. И сразу у подъезда к нему метнулась женская фигура, закутанная в серую шаль. Сильные руки обхватили его шею.

— Жив, мой миленький… Жив, жив!..

— Ну, ну, не плачь… — успокаивал он Ольгу, а сам чувствовал, как спазмы сжимают горло. — Теперь — навсегда вместе… Навсегда… Покажу тебе гору Чатыр-Даг и Демерджи-яйлу, наши пещеры… Знаешь, как интересно!..

А она все всхлипывала и не верила, что он цел и снова рядом.

Ветер взвихрил серый пепел и погнал его вдоль улиц.

Москва — Коктебель

Часть вторая. На чужом берегу

1

И вновь — каштановые аллеи Харькова. Оголенные, застывшие деревья. Малиновый звон курантов Успенского собора. Стайки молодежи на Университетской горке. Пронзительная синева неба. Ранняя весна.

Наконец-то у Фрунзе появилась возможность осмотреть новую столицу Украины, постоять на берегу Лопани. Мир, тишина. Прошло уже четыре месяца с того дня, как барон Врангель в панике бежал в Турцию. Давно вернулась в Екатеринославль на зимние квартиры Первая Конная. Блюхер со своей дивизией — в Одессе, начальник Одесского гарнизона и всех войск губернии. Мокроусов остался в Симферополе, занят восстановлением хозяйства в Крыму.

Владимир Ильич назвал разгром Врангеля одной из самых блестящих страниц в истории Красной Армии. И военные специалисты, бывшие генералы, считают, что это именно так: ведь Красная Армия впервые совершила прорыв заблаговременно подготовленной, мощной и современной обороны противника! Командующий всеми вооруженными силами Украины и Крыма, уполномоченный Реввоенсовета республики Фрунзе мог бы гордиться столь высокой оценкой операции, проведенной им и, по сути, завершившей гражданскую войну. И он конечно же гордился. Но нет-нет, становился задумчивым, морщил лоб, меланхолично крутил ус.

Барону удалось-таки с помощью иностранных держав спасти «ядро» своей разбитой армии: примерно семьдесят тысяч офицеров и солдат; а всего эмигрировало в Константинополь сто пятьдесят тысяч человек.

Остатки армии Врангель свел в три корпуса и разместил их в лагерях на Галлиполийском полуострове, на острове Лемнос и в районе Чаталджи, в сорока километрах западнее Константинополя. Жили в сараях и палатках. Турция была оккупирована союзниками, и врангелевцы творили с населением бесчинства, забирали подводы, зерно, сено, насиловали женщин. Массовые грабежи стали нормой поведения врангелевских вояк. Три корпуса! — 1‑й армейский, Донской и Кубанский… Как три карты в «Пиковой даме».

В Галлиполи лагеря окружили колючей проволокой, выложили камнями устрашающую надпись: «Только смерть может избавить тебя от исполнения долга». Всех, кто хотел вернуться в совдепию, военный трибунал приговаривал к смертной казни и к каторжным работам. Генерал Кутепов заявил, что ему нужны такие судьи, которые могли бы по его приказанию повесить любого, виновного и невиновного. А лучше всего расстреливать без суда и следствия: «Нечего заводить судебную канитель, расстрелять, и все!» И расстреливали.

Теперь «черный барон» то и дело посылал офицерские десанты к крымским берегам, но все они или гибли, или переходили на сторону красных. Создать у иностранцев впечатление «большой силы» не удалось. «Ядро» разлагалось. Особенно усилился всеобщий распад, когда французское правительство, безрезультатно израсходовав на содержание врангелевской армии двадцать миллионов франков, прекратило кредит. Официальное сообщение из Парижа гласило: «Напрасно было бы думать, что большевиков можно победить русскими или иностранными вооруженными силами, опорная база которых находилась вне пределов России, и вдобавок победить с помощью солдат, которые в момент наилучшего состояния армии в Крыму на родной почве не оказались в состоянии защитить его от прямого нападения советских войск». То был запоздалый голос рассудка. Французские франки, как говорится, плакали… Правда, кое-что французы все же получили в качестве платы: в Константинополе Врангель передал им два русских линкора, два крейсера, десять миноносцев, четыре подводные лодки и еще двенадцать судов. Их отправили в Бизерту, где французы весь этот флот продали на слом.

Условия в лагерях Галлиполи, Чаталджи и Лемносе были крайне тяжелые: ледяные ветры, скученность, скудное питание. Люди мерли от брюшного тифа, лихорадки. Были случаи смерти от холеры. В Галлиполи в первые же месяцы похоронили триста пятьдесят человек. А чтоб весь этот белогвардейский сброд не разбежался, французское командование оцепило военные лагеря сенегальскими подразделениями. Стреляли по убегающим без предупреждения.

«Врангелевский вопрос» с каждым днем разрастался в проблему. Совсем недавно Владимир Ильич на Восьмом Всероссийском съезде Советов вновь обратил внимание, что белогвардейские организации снова пытаются создать воинские части и вместе с силами, имеющимися у Врангеля, готовят их для нового натиска на Советскую Россию.

После разгрома Врангеля закончилась короткая, но славная история Второй Конной армии — на ее базе был сформирован конный корпус. Фрунзе вручил члену Реввоенсовета Второй Конной армии Константину Макошину орден Красного Знамени, которым он был награжден «за исключительную энергию и выдающуюся храбрость, проявленные в последних боях против Врангеля». Еще до начала операции в Северной Таврии Вторая Конная разгромила под Никополем корпус генерала Барбовича, чем, по сути, положила начало общего разгрома войск Врангеля. Только после этой операции войска 6‑й и Первой Конной смогли подойти к Перекопу.

В Харькове Макошин заскучал. Даже награда не воодушевила его. Что-то осталось незавершенным. Он привык находиться в самом пекле войны, дышать ее раскаленным воздухом, а теперь вдруг ощутил как бы пустоту, собственную ненужность. Дел, конечно, хватало, но то была будничная работа, без привкуса постоянной смертельной опасности. Его беспокойная натура требовала большого размаха.