Библия Раджниша. Том 3. Книга 1 - Бхагаван Раджниш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Джабалпуре было одно замечательное место, которое я посещал каждый день; я бы бродил там, по крайней мере, по два или три часа. Оно называется Рынок Воров. Там продаются украденные вещи, я был возле украденных книг, потому что столько людей воруют книги и продают их, и я приобрел там столько прекрасных произведений. Я приобрел первую книгу Гурджиева именно на Рынке Воров, и Успенского «В поисках чудесного».
Книги стоили пятьдесят рупий; здесь же я покупал их за полцены, потому что на Рынке Воров книги продавались на вес. Эти люди, их не волновало, Успенский ли это, или Платон, или Рассел. Все было едино; покупаешь ли ты старые газеты или Сократа, все стоило одинаково. Я приобрел для моей библиотеки тысячи книг с Рынка Воров. Все постоянно спрашивали: «Вы, вероятно, сумасшедший? Почему вы постоянно ходите на Рынок Воров? Ведь так люди не ходят. Быть связанным с Рынком Воров нехорошо».
Я отвечал: «Меня это не волнует. Даже если они думают, что я вор, ничего страшного».
Для меня Рынок Воров - лучший источник, - я находил на Рынке Воров книги, которых не было даже в университетской библиотеке. Все эти продавцы торговали украденными книгами и прочими вещами. В Индии в каждом большом городе есть Рынок Воров. В Бомбее есть Рынок Воров, где можно найти все, что угодно, по смехотворным ценам. Но при этом есть определенный риск, потому что это украденная собственность.
Я однажды попал в неприятную ситуацию, потому что приобрел триста книг в одном магазине, одновременно, в один день, потому что была украдена чья-то целая библиотека. Всего за сто пятьдесят рупий, триста книг! Я не мог оставить ни одной из них. Я должен был занять денег и немедленно мчаться обратно, и я сказал продавцу: «Ни одна из этих книг не должна уйти».
На книгах была печать с одним именем и адресом, и в конце концов пришла полиция. Я сказал: «Да, есть такие книги, и я приобрел их на Рынке Воров. Во-первых, этому человеку почти девяносто лет, - он скоро умрет».
Инспектор полиции сказал мне: «О чем вы говорите?»
Я сказал: «Я просто пытаюсь вам объяснить. Этот человек умрет рано или поздно; эти книги испортятся. Я могу отдать вам эти книги, но вы должны отдать сто пятьдесят рупий кому-то, потому что я занял деньги. И, в действительности, вы не можете схватить меня, потому что вот он, продавец; он будет моим свидетелем, что книги были проданы ему. Он же не может помнить, кто продает ему старые газеты и старые книги; он не знает, кто приносил их».
«Так что, во-первых, вы должны пойти к этому человеку и найти вора. Когда вы найдете вора, получите сто пятьдесят рупий с него, или с кого хотите. Эти книги находятся здесь, и они не могут быть в лучших руках, чем сейчас. А этот девяностолетний старик не сможет прочитать их снова, так в чем же дело?»
Инспектор сказал: «Вы говорите вполне разумно, логично, но есть украденные книги... И я не могу идти против закона».
Я сказал: «Вы следуйте закону. Идите на то место, где я приобрел книги, - а я их приобрел, я их не украл. Этот продавец тоже их приобрел, он их не украл. Итак, ищите вора».
Он сказал: «Так ведь на книгах есть печать с указанием имени».
Я сказал: «Не волнуйтесь - в следующий раз, когда вы придете, не будет ни печати, ни имени. Сначала найдите вора, а затем я всегда здесь у вас в руках».
И как только он ушел, я вырвал из книг одну первую страницу, первая пустая страница ничего не значит; а потом я просто подписал книги своим именем. С этого дня я стал подписывать мои книги, потому что они могут попасть в другие руки, они могут быть украдены, - по крайней мере, теперь там есть моя подпись и дата. А так как сам я вырвал первые страницы, я начал подписывать свои книги на двух или трех страницах внутри - на случай, если они будут украдены, но их пока никто не украл.
Мой профессор часто спрашивал меня: «Ты читаешь днем и ночью, почему же ты питаешь отвращение к учебникам?»
Я сказал: «По очень простой причине: я не хочу, чтобы экзаменатор увидел, что я попугай». И, к счастью, это мне помогало. Я был первым в университете и завоевал золотую медаль. Но как я и обещал, я выбросил медаль перед всеми; целый университет собрался там, и я выбросил золотую медаль. Я сказал им: «С этим я выбрасываю мысль о том, что я первый в университете, так что никто не будет ниже меня. Я просто никто». Вице-канцлер был при этом. В тот вечер он позвал меня и сказал: «Это неправильно. Золотая медаль - это вещь престижная; ты впереди всего университета. И ты навлек на меня неприятности, потому что я должен предоставить тебе стипендию для получения степени доктора философии. Ты же перед всеми выбросил медаль, и они скажут: «Этот человек странный - почему вы даете ему стипендию на три года?»
Я сказал: «Так не давайте ее мне».
Но он сказал: «Только потому, что ты сделал это... Ты выбросил золотую медаль и сказал там людям: «Сейчас я просто никто, не принимайте меня за первого в университете. Пожалуйста, не завидуйте мне, я не превосхожу вас. Это просто случайность. Кто-то был обязан стать первым; это просто совпадение, что я стал первым. Но это никого не унижает». То, что ты сказал, проникло в мое сердце, и я рискну и дам тебе стипендию».
Он, конечно, дал мне стипендию, но ни один профессор не стал моим руководителем, потому что я хотел заниматься религией, и каждый из них говорил: «От тебя одни неприятности, и между нами будет постоянная борьба. Мы знаем твои идеи, может быть, ты и прав, но принять тебя и подписать все бумаги с согласием на то, что я буду твоим руководителем, будет означать также, что я каким-то образом с тобой согласен, - атвои идеи возмутительны! В душе я могу согласиться с тобой, но не на людях».
«А что касается двух других профессоров из других университетов, присутствующих при этом, то они были просто шокированы, потому что ты критиковал Кришну, критиковал Раму, критиковал Будду, критиковал Иисуса. Есть ли кто-нибудь, кого ты не критикуешь?»
Я сказал: «Если я с кем-нибудь повстречаюсь, я скажу его имя, но если я никого не встречаю, что же мне делать? Конечно, когда Галилей открыл, что Земля движется вокруг Солнца, он должен был критиковать всех без исключения, - все священные писания мира, - потому что никто этому и не учил. Все религии, все священные писания, все книги говорили, что Солнце вращается вокруг Земли, как это кажется нам. Но кажущееся - это еще не есть реальное, так как же вы можете быть уверены?»
«Может быть, в том, что касается религии, я первый человек, который прав, вот ведь Галилей мог быть первым человеком, всего лишь триста лет назад... До Галилея прошли тысячи лет. Если он смог стать первым человеком, который был прав, а все остальные до него были не правы, то почему вы думаете, что я не могу быть первым человеком, который прав?»
Один из профессоров сказал: «Это проблема! Ты найдешь кого-нибудь еще. Я посоветую несколько имен - отправляйся к этим профессорам».
Профессора философии не были готовы принять меня. Они советовали: «Было бы хорошо, если исследование подходило под психологию. Ты просто измени предмет на психологию религии. Делай то, что тебе нравится, но просто измени название».
Я сказал: «Я попробую».
Психологи сказали: «Если твои профессора, твои профессора философии, не готовы принять тебя, почему мы должны брать на себя эти ненужные нам проблемы? Ты критикуешь Зигмунда Фрейда, ты критикуешь Юнга, ты критикуешь Адлера, - а весь наш факультет держится на этих трех личностях, мы их преподаем».
Я сказал: « Так мне надо поменять предмет снова - политика религии, экономика религии? Я готов подделаться под любой предмет».
Я сказал вице-канцлеру: «Найдите мне руководителя. Там должна быть религия. Рядом с ней он может поместить все что угодно: математика религии, экономика религии, география религии, - любой предмет меня устроит». Но никто не был готов принять меня, так что я не мог получить ученую степень. Но я был несказанно рад: это были наши профессора, наши лучшие профессора, которые в душе были готовы принять очевидные вещи, но на людях они боялись. Стоит ли им завидовать? Лучшие ли они люди?
И я не желал никого унижать. Да, такое возможно, что в определенной области вы можете знать больше, а кто-то может знать меньше. В одном направлении вы можете быть талантливы, в другом направлении кто-то другой талантливее вас. Это просто показывает, что люди не равны, они имеют разные способности. Но каждая личность обладает своей сущностью, несравненной ни с чем. Я никогда не думал ни о ком свысока, я никогда не думал, что кто-то лучше.
Я есть я, вы есть вы.
Не возникают сопоставления.
Но каждого ребенка заставляют соревноваться, сравнивать, и, естественно, возникает зависть, потому что кто-то преуспевает лучше вас. Кто-то получает то, что не получаете вы.
Я слышал: баптистский священник и раввин жили напротив друг друга через дорогу, и у них постоянно возникало соревнование. Естественно, этот конфликт длится на протяжении двух тысяч лет; он начался с Иисуса, и я не знаю, на ком он прекратится, я надеюсь, что он закончится на папе-поляке. Но это только надежда, нельзя быть уверенным на этот счет. Две тысячи лет они конфликтуют и все более и более переходят на личности.