Сила доброты. Как с помощью эмпатии менять мир к лучшему - Джамиль Заки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мар и другие исследователи обнаружили, что увлеченные читатели точнее определяют чужие эмоции по сравнению с теми, кто мало читает[165]. Маленькие дети, которые глотают книги одну за другой, развивают навыки понимания чужих мыслей раньше сверстников. Небольшие «дозы» художественной литературы тоже повышают эмпатию[166]. В одном исследовании прочитавшие книгу Джорджа Сондерса «Десятое декабря» точнее интерпретировали чужие чувства по сравнению с теми, кто читал научно-популярные книги. В другом исследовании люди чаще делали пожертвования на борьбу с депрессией, прочитав художественную книгу, где фигурировал человек с такой болезнью, чем ознакомившись с научным определением его участи.
Книги — это переносная безмолвная тайна. Читающий может блуждать в далеких мирах, пока едет в метро, и сидящие рядом ничего не заметят. А значит, ему не страшно проявлять эмпатию даже к чужакам, которых на людях он бы порицал или обходил стороной. Все осуждают убийство, но погружались в сознание убийцы за просмотром «Американского психопата» Патрика Бейтмана. Сын расиста может ускользнуть от действительности с «Человеком-невидимкой», а дочь гомофоба — с «Ангелами в Америке»[167].
Такие переживания — это «легкая форма» контакта: читатель вкушает жизнь чужаков, не затрачивая энергию на общение с ними в жизни. Но тем не менее даже такая форма может проложить путь к сочувствию реальным чужакам. «Хижина дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу, если забыть о сложном влиянии книги, погружала читателя в страдания несуществующего раба, рассказывая о жестоком обращении, через которое на самом деле прошли многие. (Произведение оказало такое масштабное воздействие, что когда Авраам Линкольн познакомился со Стоу, то сразу сострил: «Так это вы та маленькая женщина, из-за чьей книги началась война?») Эптон Синклер в «Джунглях» вынудил читателя заочно стать свидетелем нечеловеческих условий работы на мясопроизводстве, после чего возникло движение за права рабочих.
В лабораторных исследованиях эти закономерности подтверждаются[168]. В одном эксперименте участники стали лучше относиться к людям нетрадиционной сексуальной ориентации и иммигрантам после того, как прочитали рассказы про гомосексуалистов и жителей других стран. В другом исследовании одни участники читали выдуманную историю расистских нападок на американку арабского происхождения, а прочих ознакомили только с кратким содержанием того же рассказа — с последовательностью событий, но без эмоциональной окраски диалогов и внутренних монологов. Прочитавшие полную версию демонстрировали больше эмпатии и меньше предвзятости по отношению к мусульманам, чем те, кто читал сокращенную версию.
Художественная литература работает как «стартовый наркотик» для эмпатии. Она дает прочувствовать чужую боль, когда в реальности это слишком сложно или больно. Вот почему она восстанавливает связи между людьми даже тогда, когда это кажется невозможным.
Батамуриза могла быть прямым потомком шекспировской Джульетты: обеих очаровал страстный и добрый юноша из неподходящей семьи. Возлюбленного Батамуризы зовут Шема, и он из Буманзи. Его деревню от Мухумуро — родины Батамуризы — отделяет один холм. Много лет жители Буманзи получают больше льгот от государства, и жители Мухумуро им завидуют. Брат Батамуризы Рутаганира агитирует за расправу над Буманзи. Между деревнями разгорается конфликт, Рутаганиру сажают в тюрьму, Батамуриза уходит в монастырь, а Шема пытается покончить с собой. Не хуже, чем Монтекки и Капулетти.
«Новая заря» — радиосериал, созданный после геноцида в Руанде. Его автор Джордж Вайсс — сын бельгийца, пережившего холокост. Всю жизнь он посвятил исцелению людей от ненависти, от которой пострадала и его семья. Для этого он использует средства массовой информации, черпая вдохновение у тех, кто использовал СМИ для причинения вреда. «Единственная имеющаяся у нас модель взята у отрицательных персонажей… из работ успешных пропагандистов вроде Йозефа Геббельса», — поясняет Вайсс. Пропагандисты сеют страх и замешательство, а затем предлагают опору и безопасность вступившим в их ряды.
Именно это и произошло в Руанде. В 1994 году давно копившееся напряжение между большинством хуту и меньшинством тутси прорвалось. Президента Жювеналя Хабиаримана убили[169]. На следующий день началась этническая чистка, длившаяся больше трех месяцев. Свыше 70% руандийских тутси были убиты. В среднем во время геноцида каждый час погибали от двадцати до сорока человек.
Насилие «пролилось дождем» по стране, как выразился один из выживших[170]. Но грозовые тучи долго собирались, подстегиваемые хитроумными пропагандистами. Историк Жан Кретьен считает[171], что геноцидом движут две вещи, «одна современная, а другая не очень, — радио и мачете». Радио пока самое популярное средство массовой информации в Руанде. По всей стране люди собираются группами послушать музыку, новости и мыльные оперы.
В 1993 году вышла в эфир новая станция Radio Télévision Libre des Mille Collines («Свободное радио и телевидение тысячи холмов»). Пока национальные каналы транслировали классическую музыку и хронику, RTLM включала танцевальные хиты и ток-шоу. Там работали обаятельные дикторы, чьи монологи составляли более половины контента[172]. Они постоянно шутили и объявляли, к кому и в какие деревни ездили. «Наша цель — помочь всем руандийцам их любимыми новостями, ха-ха»[173].
Многие хорошо помнят эти передачи, но RTLM преследовала низменные цели[174]. Дикторы на самом деле были пиарщиками расистского движения «Власть хуту». Они ложно обвинили тутси в коррупции и насилии и дегуманизировали, назвав inyenzi — тараканами. С разгаром конфликтов RTLM взяла агрессивный тон и призывала хуту «делать дело» (то есть убивать) и праздновать победу. Через неделю после начала геноцида дикторы торжествовали: «Давайте сварим пивка и оттянемся, потому что скоро победим в этой войне, которую тараканы с их приспешниками развернули против нас».
RTLM впустила ненависть с черного хода. Может ли радио сплотить людей? Спустя десять лет после геноцида этот вопрос встал в радиосериале «Новая заря». Примерно в то же время власти Руанды, не справлявшиеся с сотнями тысяч судебных дел по преступлениям геноцида, обратились к традиционной системе правосудия «гакака» (gacaca), что можно приблизительно перевести как «справедливость среди травы»[175]. В этой системе обвиняемые и жертвы лицом к лицу встречаются на трибунале. Подозреваемый может признаться и раскаяться, тогда он получает стандартный приговор, соразмерный тяжести совершенного преступления. Происходило прилюдное вскрытие психологических ран, поскольку людям пришлось заново проживать травмирующие события.
Вайсс пошел другой дорогой. Он рассудил, что сразу после геноцида людям было слишком тяжело говорить. «Мы не хотели обсуждать хуту и тутси». Вайсс придумал «Новую зарю», чтобы дать руандийцам возможность спокойно поразмыслить о предательстве, погромах и прощении. Он предусмотрел и стимул к эмпатии. Сюжетный злодей
