Тень моей любви - Дебора Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что?! – Она показала на меня, как на бессловесную тварь. – Это она и ее семейство? Они тебе врут. Им на тебя наплевать. Не думай, что они какие-то особенные. Ее дядя Пит готов трахать все, что движется. И не он один.
Я завизжала и бросилась на нее с кулаками. Рони молча схватил меня в охапку и понес. Я отчаянно брыкалась. Сэлли хохотала.
– Не ревнуй, принцесса. – Рони убежал, прежде чем я успела что-то сделать.
– Присматривай за ним получше, слышишь? – неслось нам вслед.
– Пусти, – кричала я.
Рони внес меня на рынок и пихнул в угол за прилавком.
– Остынь!
– О чем это она талдычила? – наступала я на него. – Ты, ты даешь ей деньги?
– Да, даю.
– Но почему?
– Потому что ей нужна помощь.
– С какой стати?
– Я не могу равнодушно смотреть, когда кого-то бьют по зубам, Клер.
Я сделала несколько глубоких вздохов.
– Я стараюсь чувствовать к ней жалость, – сказала я ему. – Правда. Но прежде всего мне хочется ее хорошенько оттрепать.
Рони наклонился ко мне.
– Ей уже всего досталось в этой жизни. Мне было куда легче. Дошло до тебя? Когда ей было немножко больше, чем тебе, она уже боялась мужчин. Боялась. Поэтому она так себя и ведет.
Я посмотрела на него с ужасом.
– Ей нужно было просить помощи.
– Это у кого же? У шерифа, который отправил бы ее в приют и умыл бы руки? Я бы не принял помощь, если бы не ты. А она… у нее нет никого вроде тебя.
Я рассказала маме о Сэлли. Ну, о том, что она собирается когда-нибудь покинуть наши места. Я думала, что мама обрадуется, но ошиблась.
– Ее ребенок нам не чужой. – Я слышала, как она кричала это папе. Мы с Рони прятались на лестнице черного хода. – Бедный маленький Мэттью. Мы о нем даже не вспоминаем. Что за жизнь ждет его, если Сэлли сбежит с ним из города?
– А теперь послушай, что будет, если ты попробуешь отобрать у нее ребенка, – спокойно сказал папа. – Нас вызовут в суд, и ни один судья не станет на нашу сторону. Она мать и имеет на ребенка все права.
– О, Холт, да она просто кошка гулящая. Как только рядом заорет новый кот, она тут же забудет о сыне.
– Дорогая, даже если бы нам удалось усыновить Мэттью, твой брат никогда не признает отцовства. Что ты можешь? Заставить Пита сделать анализ крови?
– А почему нет? Ральф сказал мне, что может получить судебный ордер…
– Ты хочешь столкнуть моего брата со своим? Господи, дорогая! Это же будет неиссякаемый скандал! А твоя мать? Она стара, и Пит уже доставил ей достаточно огорчений. Если ты и дальше будешь настаивать на своем, ей этого не перенести.
Потом мама плакала, а папа пытался успокоить ее. Я взглянула на Рони, его взгляд застыл, он хмурился. Я не сумела в этот вечер заставить его сказать, что он думает.
Много позже я поняла, что нет ничего хуже, чем знать, что добрые намерения имеют пределы.
Глава 11
Беда была в том, что он до сих пор не знал, где его место. Его слишком часто выдергивали из почвы прямо с корнями. По понятиям моей семьи было очень важно – понимать свое место в мире. Я не имею в виду недостойные пересуды, что тот или иной человек должен знать свое место. Я имею в виду причастность, принадлежность. К семье. К земле. Место в чьем-то сердце.
Гора Даншинног возвышалась над нашей долиной, как король среди прочих вершин. Семья Мэлони владела ею со времен первых поселенцев. Согласитесь, выбор Шона и Бриджет Мэлони был удивителен. Зачем нашим предкам понадобилась своя собственная гора?
Ведь гора – в отличие от долины – не была пригодна для земледелия. Ею можно было лишь любоваться. Мне кажется, что дело тут в характере: они были романтиками, кем бы они там ни притворялись на своих портретах.
Вершина горы была широкой и почти плоской. Мы шли вдоль рядов спускающихся террасами сосен, по пологому западному склону, где давно умершие Мэлони устроили в свое время выгоны для скота. Я сумела даже найти фундамент их дома и амбара, но только потому, что знала, где искать.
* * *Остальная часть горы была покрыта густым лесом. Каждую весну мы могли любоваться сначала белым дымом расцветающего кизила, затем розоватыми кистями лавра. Осенью все сверкало пурпуром и золотом.
В начале зимы, когда дедушка, Рони и я отправились туда, гора была спартански серого цвета. Можно было мельком увидеть небольшие стада оленей. Здесь водились еноты, клекотали вдалеке дикие индюшки. В небе висели ястребы, один раз мы видели орла.
Когда я была девочкой, в лесах еще оставалась пара-другая медведей, но мы никогда их не видели.
* * *– Расскажи Рони, почему Шон и Бриджет так назвали гору, – попросила я дедушку во время долгого тягучего подъема.
Дедушка усмехнулся.
– Из-за сидх.
– Это ирландские феи, – пояснила я Рони, который выгнул бровь, но не засмеялся.
– Феи помогали лисам незаметно проскальзывать ночью в долину и воровать у Мэлони кур, – продолжал дедушка глуховатым “сказочным” голосом. – У лис это хорошо получалось, потому что феи надевали им на когти волшебные перчатки, и люди не слышали, когда они залезали в курятники.
Дедушка поднял руку и повертел узловатыми пальцами.
– Каждую ночь феи обрывали венчики цветов и надевали их на лисьи лапки, а когда лисы возвращались утром в горы, феи вновь возвращали цветы на их стебли, поэтому их волшебство никто не мог обнаружить.
– Лисьи перчаточки, – сгорая от нетерпения, влезла я. – Знаешь, так называют цветы наперстянки. А в чашечке цветка можно увидеть отпечатки пальчиков фей. Маленькие такие веснушечки. Только по ним и видно, что без феи тут не обошлось.
– Клер, – недовольно заворчал дедушка, – а ну-ка помолчи и дай мне рассказать как следует. Вот станешь старушкой, тогда и будешь рассказывать эту легенду. А сейчас моя очередь.
– О, извини.
– Шон и Бриджет были выходцами из древней страны, и они понимали, что самым разумным для того, чтобы почтить и фей, и лис, было бы объединить их в названии горы, – закончил дедушка, по-королевски кивнув. – И они назвали гору – Даншиннах-сидх, что на древнеирландском означает “крепость фей и лис”.
– Но так как это было трудно не только произнести, но и написать, – закончила я торжественно, – то гора стала называться Даншинног. Вот! Что ты думаешь по этому поводу?
Рони секунду размышлял. Если бы он засмеялся, то многое бы потерял.
– По-моему, разумно, – сказал он.
Зеленые ветви омелы свисали с верхушек самых высоких деревьев, напоминая об ушедшем лете. Дедушка достал из рюкзака короткоствольное ружье. Они с Рони по очереди стреляли по веткам. Сбитые ветки падали вниз, застревая по пути, но уже не так высоко. Дедушка поднимал меня, чтобы я их доставала.
Охота на омелу была страшно интересной. Мы запихнули ветки в мешок. И только одну я оставила для себя – для совершения придуманного когда-то мною ритуала.
Дедушка участвовал в нем не в первый раз. Улыбаясь, он наклонился. Я какое-то время подержала ветку над его головой, потом поцеловала его в щеку у и он поцеловал меня. Затем я взглянула на Рони и почувствовала легкое головокружение, как тогда на парковке, в магазине. Я не понимала почему, ведь я просто должна его поцеловать, вот и все.
Он неловко шевельнулся и засунул руки в карманы штанов.
– Давай, давай, – засмеялся дедушка. – Клер проделывает это каждый год.
Рони чуть присел. У меня дрожали руки. Я подержала ветку омелы над его темной головой и чмокнула его в подбородок. Его кожа была такой теплой.
– Теперь ты, – потребовала я тоненьким голоском. Он никогда раньше меня не целовал, и я не была уверена, что он сделает это сейчас. – Ну, скорей, – нетерпеливо сказала я.
Он повернулся лицом ко мне. Холодные серые глаза на минуту встретились с моими. Его губы мазнули по моему лбу.
Мне казалось, что сейчас я вознесусь и полечу.
– Посмотрите, какой отсюда вид, – сказал дедушка и повел нас через луг к гладкой плите серебристо-серого гранита, выступавшей вперед, как поля шляпы.
Мир, знакомый мне с самых малых лет, был весь как на ладони – поля, пастбища, наш большой дом с верандами и тремя печными трубами, амбары, длинные низкие птичники, маленький домик, где жили бабушка и дедушка Мэлони, узкая лента дороги через лес. Единственное место, которое мы не могли увидеть с горы, – это Пустошь. Казалось, что его просто не существует.
– Хорошо здесь, – хрипло сказал Рони. – Высоко. Великое место. В нем есть что-то магическое.
Дедушка тоже совершил небольшую церемонию. Его научил ей его дедушка, научившийся в свою очередь от своего. И так далее, вплоть до самого Шона Мэлони. Дедушка вынул из кармана рубашки ирландский свисток, пристроил свои толстые пальцы к полудюжине маленьких дырочек на его отполированной поверхности и, прижав к губам, заиграл “Удивительное очарование”.
Незатейливую мелодию подхватил ветер и понес ее по долине. У меня мурашки побежали по телу. “Меня некогда потеряли, но теперь нашли, я был слепой, но теперь вижу”.