Возвращение - Геннадий Ищенко

Мы подошли к подъезду Лены, и я отдал ей портфель. Она молча его забрала и скрылась за дверьми.

— Зайдешь ко мне? — спросила Люся. — Отец еще на службе, дома только мама. Я вас познакомлю, а потом пойдем ко мне в комнату.

— А твоя младшая сестра? — спросил я. — У вас же одна комната на двоих?

— Она в это время после школы почти всегда у подружки. А если дома, я ее выпровожу в большую комнату. Мама с ней чем-нибудь займется или включит телевизор.

Я согласился, и мы поднялись на второй этаж. На звонок никто не откликнулся, и Люся открыла дверь своим ключом.

— Может быть, я уйду? — я в нерешительности остановился на пороге. — Матери нет…

— Заходи! — она втянула меня в прихожую и захлопнула дверь. — У меня замечательные родители, не хуже твоих. Мама мне во всем доверяет, и будет только рада тому, что у меня появился друг. Раздевайся и положи портфель на тумбочку. Сейчас пойдем в мою комнату, только посиди минуту на диване, пока я ее посмотрю. Сестра там могла разбросать вещи. Кушать не хочешь?

— Нет, спасибо, — сказал я, осматриваясь. — Я позвоню домой, предупрежу, что задержусь.

В обоих городках у всех офицеров, начиная с капитанов, стояли телефоны с трехзначными номерами, работавшие от небольшой АТС. Мама о моей задержке уже знала от Сергея, который отнес гитару к нам домой.

— Ты уже поговорил? — спросила Люся. — Тогда иди сюда, я уже все убрала. Беда, когда сестра на пять лет моложе. Я такой в ее возрасте не была.

— А какой ты была? — спросил я, с удивлением понимая, что мне это действительно интересно.

— Давай покажу фотографии! — она с готовностью принесла большой семейный альбом и начала мне показывать фотографии, поясняя где и когда они сделаны.

— Это я в годик, — показала она мне фото очаровательной малышки.

— Славная попка! — похвалил я, заставив ее слегка покраснеть.

— Ладно, хватит возиться с фотографиями! — сказала она закрывая альбом. — А то придет мама, а я с тобой так и не успею поговорить. Гена, скажи, чем я могу тебе помочь?

— А почему ты думаешь, что мне нужна помощь? — спросил я, взглянув ей в глаза.

Она не отвела взгляд, его отвел я.

— Потому что я вижу, что тебе плохо! Почему ты не хочешь быть со мной откровенным? Ты же знаешь, что я не предам!

— Потому что я за тебя боюсь, — ответил я. — Помочь мне в том, что я должен сделать, ты не сможешь, зачем же тебя мучить?

— А так я не мучаюсь? — она всхлипнула.

Слезы — это самое страшное оружие, которое есть у женщин. Хуже плачут только старики. Слезы у детей по большей части просто средство воздействия на взрослых, поэтому они на меня никогда сильно не действовали, но смотреть на то, как плачет девушка, я не мог.

— Перестань сейчас же! — я обнял этого влюбленного ребенка и стал гладить ее волосы. — Мама придет, а у тебя…

Она воспользовалась тем, что я расслабился и доказала, что уже не ребенок и вполне усвоила данный ей мной урок. Второй поцелуй у нас получился еще лучше первого.

— Все! — я вскочил с ее кровати. — Я ухожу, а ты приводи себя в порядок.

Как же мне хотелось остаться! Не для чего-нибудь дурного, просто в последнее время я почему-то стал чувствовать себя страшно одиноким. У меня есть семья, но мама была права, когда говорила, что я живу своей жизнью. Не мог я им довериться во всем, и они это чувствовали. А вот Люсе я мог рассказать все без утайки. Она бы поверила и никому не выдала моих тайн. И то, что я уже прожил одну жизнь вряд ли ее оттолкнуло бы. Но я не хотел нагружать на ее плечики даже малую толику своей ноши.

Когда я вышел на улицу, с удивлением обнаружил, что поднялся ветер, и с неба валит снег. Зима отыгрывалась за свое опоздание. Если так будет всю ночь, к утру наметет сугробы. Я получше заправил шарф и ускорил шаг.

— Надо было тебе сначала сходить домой переодеться в зимнее, а уже потом бегать по гостям! — недовольно сказала мама. — Все просушу и уберу до весны. Твою куртку с меховой подстежкой я уже достала. Ну как твое пение восприняли товарищи?

— Они были потрясены, — сказал я чистую правду. — Я пойду заниматься.

— Сначала обед! — сказала она. — Потом занимайся, чем хочешь.

— Я сегодня задержался, — ответил я. — Если сейчас наемся, потом вообще ничего выполнить не смогу. Я постараюсь не задерживаться.

Я сделал асаны, а потом свои упражнения с гантелями. Не стоило их делать одновременно, но на перерывы не было времени. Борьбу я проигнорировал и отправился на кухню. Пообедав, сделал уроки и сел за тетрадь. Событий в две тысячи шестом году было много, но ничего существенного, кроме войны Израиля с Ливаном, я не вспомнил. Одна суета. Заполнив всего три страницы, я закрыл тетрадь и убрал ее в свой новый тайник. Уже исписанные тетради хранились под тахтой родителей, куда никто не заглядывал годами, а тетрадку с текущими записями я начал прятать под одежный шкаф, приподнимая его край. Сил на такое у мамы не хватит, а в то, что отец займется поиском моих записей, я не верил. Мне ужасно осточертела выкладка исторических фактов, тем более, что чем дальше от теперешнего времени я забирался, тем ниже становилась ценность этой работы. Если кто-то, пользуясь моими записями, начнет править историю, то все поменяется. Останутся разве что природные катаклизмы. Вот их в последние годы было много. Нужно, наверное, записывать по два года в день, чтобы быстрее закончит с историей и заняться наукой и технологиями. На это потребуется больше времени, чем на простое изложение фактов. Я вспомнил о дне рождения Иры. Надо будет заранее подумать о подарке.

Следующий день прошел буднично. Ночью снег прекратился, и утром больших сугробов не было. Тем не менее, пока я шел до школы, набрал в ботинки снега. В классе никто не вспомнил о моем выступлении, и внешне все было, как всегда. Все знали о моей дружбе с Черезовой, поэтому мы, не обращая ни на кого внимания, вместе гуляли по коридору второго этажа. В то время такая демонстративная дружба не поощрялась, но никто из видевших наши прогулки учителей не сделал нам ни одного замечания.

В субботу на физкультуре я опять выделился. Мы уже больше месяца занимались в спортзале, но все занятия сводились к бегу, лазанью по канату и игре в баскетбол. А в тот день мы впервые использовали спортивные снаряды. Физрук объяснил, как прыгать через коня и встал сбоку, чтобы страховать неудачливых всадников. Когда мы бегали или прыгали в длину, я старался ничем особенно не выделяться, легко зарабатывая свои пятерки, а мешковатое трико частично скрывало мои мышцы. Правда, в последнее время я несколько раз ловил на себе взгляд учителя. Передо мной бежал Сашка. Он недостаточно сильно оттолкнулся от коня и, если бы ни страховка, приложился бы об пол. Я постарался хорошо разогнаться и сильнее оттолкнулся руками. В результате легко перемахнул через коня, приземлившись дальше всех остальных. Подстраховать меня физрук не успел, а сам я не удержался на ногах и упал.

— Так! — сказал учитель, помогая мне подняться. — Не сильно ушибся?

— Немного ушиб правую ногу, — сказал я. — Урок все равно последний, а завтра выходной. К понедельнику все заживет.

— С чем занимаешься? — спросил он. — Гантели?

— Только последние два месяца, — ответил я. — До этого были отжимания, ну и другое.

— Не хочешь чем-нибудь заняться? Кольцами, например.

— Спасибо! — сказал я. — Пока нет времени. Может быть, потом.

— Ладно, надумаешь — скажешь. Иди пока на скамейку, а мы продолжим.

Когда закончился урок в раздевалке меня обступили мальчишки.

— Что тебя щупал Семеныч? — спросил Валерка.

Я молча закатал рукав трико.

— Ни фига себе! — сказал Сашка. — Это нечестно! Когда мы с тобой спорили на щелбаны, у тебя таких мышц не было. Они у тебя больше, чем у Валерки!

Действительно бицепсы у меня были существенно больше, чем у Дворкина, хотя он был и крупнее меня, и выше на голову. В раздевалке мы только оставляли верхнюю одежду, а трико в школе по субботам носили постоянно, поэтому без него меня никто не видел.

— Как накачал? — спросил Валерка.

— Мой разговор с Семенычем слышал? — спросил я. — Отжимания, гантели, способов много. Главное это не сачковать и увеличивать нагрузки. Это любому под силу, было бы желание.

Я был недоволен очередным всплеском внимания к собственной персоне, зная, что Сашка с Игорем растреплют об увиденном всему классу. Есть такие люди, в которых ничего не держится.

Из раздевалки я вышел одетый с портфелем, слегка прихрамывая на правую ногу. Как всегда, девочки вышли позже нас, поэтому Люсю пришлось ждать.

— Ты как? — бросилась она ко мне, проигнорировав и насмешливые, и завистливые взгляды девчонок.

— Буду жить, — бодро ответил я. — Да не беспокойся ты так, простой ушиб. Лучше скажи, навестишь завтра болящего?