Майада. Дочь Ирака - Джин Сэссон

Майада сказала женщинам-теням:

— Третью награду я получила в 1983 году, когда вернулась после длительной командировки в Судан и написала статью «Вертикальные лучи солнца», подразумевая сильную жару в этой стране. В ней я рассказывала о царившей там бедности. Когда я находилась в Судане, то поняла, как сильно люблю Ирак.

Со мной опять связались из Министерства информации. Меня предупредили, что президент собирается вручить мне такрим, и я должна приехать во дворец на следующий день без четверти пять.

Ноябрь подходил к концу, но на улице все еще было тепло. Когда я прибыла туда, я видела, что у дворца собрались толпы мужчин, женщин и детей, и сначала подумала, что там проводится ярмарка или другое развлекательное мероприятие. Но, приглядевшись, я поняла, что сборище не кажется веселым. Напротив, все выглядели очень печально. Женщины в черных одеждах оплакивали мужей и сыновей, погибших на фронте. Я подумала, что дворец выглядит так же прискорбно, как бедные иракцы, которые на корточках сидят на газоне. Затем я вспомнила, что прибыль от продажи нефти сжирает война, и потому их бедность никого не должна удивлять.

Вдруг я поняла, что люди пришли сюда за деньгами. Я слышала в новостях, что каждая овдовевшая женщина или семья, потерявшая сына, получает 5000 иракских динаров [15 500 долларов]. Эти выплаты назывались диия, компенсацией за смерть. Я знала, как это делается: Саддам будет принимать по пять человек за раз. Посетители отдадут ему письма, в которых сказано, где убит их отец или сын. Саддам прочитает письмо и напишет резолюцию: сколько денег следует дать тому или иному человеку. Затем проситель отнесет письмо в бухгалтерию дворца, где ему выдадут деньги.

Сначала правительство выплачивало компенсации, но вскоре средства закончились. Слишком много людей погибло. Мне говорили, что средства поступали от правительств Саудовской Аравии и Кувейта. Иран стал нашим военным противником, и кувейтские семьи Аль-Сабах и Аль-Сауд из Саудовской Аравии платили Саддаму за то, что он избавляет их от хлопот с Ираном.

Когда я вошла во дворец, секретарь быстро провел меня в кабинет Хусейна Камиля. В то время он был офицером среднего ранга, но затем женился на Рагад, старшей дочери президента, и стал одним из преданных ему убийц. Да, Камилю повезло, но вскоре удача ему изменила: Удей, старший сын Саддама, позавидовал тому, что Камиль присваивает огромные суммы, предназначенные на различные правительственные проекты. Удей стал заклятым врагом шурина. Все знают, что он безумен. Камиль понимал, что когда-нибудь Удей убьет его, и бежал в Иорданию. Он оскорбил Саддама тем, что предал его, рассказывая врагам все, что знал о военных программах Ирака. Президент обманом заставил его вернуться в страну: он поклялся на Коране, что никогда не причинит вреда отцу своих внуков. Камиль, глупец, поверил, вернулся, и, разумеется, через несколько дней его убили.

Но в тот день, когда я его увидела, Камиль еще не был в фаворе — или в опале. — Майада хихикнула и прикрыла рот ладонью. — Знаете, он сразу вызвал у меня отвращение. Дело не в том, что он был некрасивым, низкорослым мужчиной с большим крючковатым носом, свисавшим на большие кустистые усы. Мне стало противно, когда я взглянула в его глаза. Они были наполнены презрением к окружающим, включая меня.

Однако он усердно выполнял свои обязанности. Вместе со мной пришли поэт и музыкант. Их пригласили, чтобы вручить награды за искусство.

Оба показались мне очень необычными людьми. У высокого смуглого музыканта глаза горели от счастья. Он написал патриотическую песню, которая сразу стала популярной. Мелодия и правда запоминающаяся. Саддам приказал, чтобы ее играли на всех военных постах. В ней есть такие строки: «О родина, твоя земля пусть станет мне кафуром» [вещество, которым мусульмане брызгают на саван покойного, прежде чем предать тело земле]. Вы помните эту песню?

Несколько женщин кивнули, а Самара подняла голову и напела несколько нот.

— Поэт, маленький худой мужчина с желтоватой кожей, был полной противоположностью музыканту. Он написал стихотворение, прославляющее величие Саддама. В нем говорилось о любви, которую все иракцы испытывают к президенту.

Вскоре нас провели в другую комнату. Меня позвали к Саддаму еще до того, как к нему вошли поэт и музыкант. Когда я выходила из комнаты, эти двое так радовались предстоящей первой встрече с Саддамом, что музыкант вскочил с кресла и запел свою песню, а поэт начал цитировать стихи.

Самара рассмеялась, и Майада ее под держала.

— Я была рада, что ушла оттуда. Но пока меня вели по длинному коридору, их голоса звенели у меня в голове.

Женщины-тени расхохотались.

Майада, успокоившись, продолжила:

— Эта встреча была не похожа на другие. Когда я увидела Саддама, он показался мне встревоженным. Я поняла, что его дурное настроение объясняется тем, что война с Ираном идет не очень успешно. Саддам недооценил Хомейни. Меня до сих пор колотит, когда я вспоминаю, что Хомейни заставлял маленьких детей разряжать мины. Как Ирак мог сражаться с таким противником?

Саддам похвалил мои статьи и сказал, что ему нравится мое свободомыслие. Он добавил, что и не ожидал ничего другого от внучки Сати Аль-Хусри. Затем он стан торопливо говорить о том, что люди ошибаются, думая, что он не одобряет, когда журналисты выражают свое мнение. Он сказал, что я дарю людям свободу, и это похвально; меньше всего ему хочется, чтобы журналисты облачались в униформу. Никогда не забуду, как он заявил, что иракцы не должны думать только о войне. Он добавил, что любовь верной женщины — мечта каждого мужчины.

В общем, я была так изумлена его разглагольствованиями о свободе, что с трудом нашлась что ответить. Он улыбнулся и сказал: «Давай сфотографируемся».

Я поняла, что он хочет как можно быстрее завершить встречу, и сказала, что горжусь тем, что у меня уже есть фотография с Его Высочеством. Я не хотела отнимать у него время, ведь шла война.

Услышав это, он впервые рассмеялся и заметил: «Что ж, если ты будешь писать так же талантливо, то скоро у тебя появится целый альбом».

Когда мы сфотографировались, он спросил меня, не нужно ли мне чего-нибудь. Он хотел преподнести мне подарок. Саддам пришел в такое прекрасное настроение, что я не побоялась выпалить свое заветное желание. Я сказала, что мечтаю вместе с маленькой Фей навестить мать в Лондоне. Она поправлялась после недавно перенесенной хирургической операции. Саддам спросил, хочу ли я поехать вместе с Саламом, но я ответила, что он сражается на фронте и я не имею права отрывать его от выполнения патриотического долга. И по мановению руки Саддама, — Майада щелкнула пальцами, — мое желание исполнилось. Я в жизни так не удивлялась. Как вы знаете, во время войны иракцам запрещается покидать родную страну, если только речь не идет о правительственных делах. Я, потеряв дар речи, стояла в комнате, а он позвонил секретарю и велел ему заказать авиабилеты для меня и моей дочки. Мы летим в Лондон. Затем Саддам удивил меня еще больше: он приказал выдать мне на расходы 5250 иракских динаров [16 275 долларов]. Я никогда не забуду выражения лица секретаря. Я не входила в круг приближенных, и он поразился тому, что для меня делают исключение.

Видимо, Саддаму и правда нравились мои статьи, но я понимала, что получаю привилегии благодаря родственной связи с Сати. Уходя из дворца, я думала о том, как уважение и восхищение, которые дедушка вызывал у всех иракцев, включая Саддама Хусейна, положительно влияют на мою жизнь. Я поблагодарила Джидо Сати, надеясь, что он меня услышит.

Начиная с этого дня я не раз получала доказательства того, что Саддам читает мои статьи. В 1984 году, когда мы с мамой ездили в Англию, ей позвонили из Иракского агентства новостей и сказали, что президент Саддам Хусейн отметил сочинения ее дочери, назвав их лучшими журналистскими работами в 1983 году. Меня удивило, что Саддама заинтересовали мои статьи о гаданиях. Дело было в самые тяжелые дни войны, и предсказания судьбы стали пользоваться в Ираке огромной популярностью. Люди искали утешения, прибегая к необычным способам. Кроме того, я написала научную статью о парапсихологии. Она была частью программы, предназначенной лично для Саддама Хусейна. Ее проводил Директорат надзора за общедоступными публикациями. Официально он подчинялся Министерству информации, но на самом деле действовал совершенно независимо.

Как-то мне позвонили и сказали, что Саддам хочет расспросить меня об этом исследовании. Я пришла во дворец, надеясь, что увижу его в хорошем настроении. Но он по-прежнему был огорчен из-за хода войны с Ираном. Саддам быстро перешел к волнующему его вопросу. Он сказал, что интересуется ЭСВ, то есть экстрасенсорным восприятием, и хочет, чтобы я собрала для него материалы об этом. Он добавил, что русским удалось добиться в этой области значительных успехов.