Чужое лицо - Энн Перри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Монк почувствовал некоторое облегчение.
— Верно, — согласился он. — А прочие письма?
— Одно, весьма сухое, от Чарльза Лэттерли…
— Лэттерли?
Монк похолодел.
— Да. Вы его знаете?
Ивэн взглянул на Монка. Монк перевел дух и взял себя в руки. Миссис Лэттерли в церкви упоминала имя Чарльз, — и он еще испугался, что она говорит о муже.
— Относительно недавно я расследовал дело некоего Лэттерли, — он старался, чтобы его голос звучал спокойно. — Возможно, совпадение. Вчера я как раз пытался найти в старых бумагах материалы по нему — и не смог.
— Может, он был как-то связан с Греем? Публичный скандал, попытка замять…
— Нет! — Голос Монка прозвучал куда более резко, чем следовало. — Нет, совсем не то. Бедняга скончался еще до гибели Грея.
— О… — Ивэн снова повернулся к бюро. — Тогда, боюсь, это все. Однако у нас уже есть внушительный список знакомых Грея, а от них потянутся другие ниточки.
— Да, верно. Но я все равно возьму адрес Лэттерли.
— Конечно.
Ивэн вынул письмо из общей кипы и подал Монку.
Монк пробежал его глазами. Послание, как и предупреждал Ивэн, было выдержано в холодных тонах, но ненавистью там и не пахло: просто разрыв дружеских отношений. Монк переписал адрес и вернул письмо Ивэну.
Они закончили осмотр и, миновав Гримвейда, вышли на улицу.
— Может быть, перекусим? — бодро спросил Монк. Ему хотелось оказаться в толпе, услышать разговоры и смех людей, погруженных в простые повседневные заботы и ничего не знавших ни об убийствах, ни о жестокости людей.
— Согласен! — Ивэн следовал за ним. — Есть хороший трактир в четверти мили отсюда, там подают отличные яблоки в тесте. Правда… — Внезапно он запнулся. — Заведение весьма заурядное…
— Вот и славно, — отозвался Монк. — Как раз то, что нам нужно. Меня уже озноб начал пробирать в этой квартире. Не знаю, почему, но там холоднее, чем на улице.
Ивэн передернул плечами и улыбнулся.
— Возможно, просто воображение разыгралось, но меня тоже немного знобило. Это первое мое дело об убийстве. Вы-то, полагаю, уже отбросили излишнюю чувствительность, а я вот еще не привык…
— И не стоит! — одернул его Монк. — К этому нельзя привыкнуть! — На этот раз он почему-то не постеснялся признаться в странной для полицейского слабости. — Я имею в виду, — продолжил он более мягко, понимая, что несколько смутил Ивэна своим внезапным порывом, — держите голову ясной, но не старайтесь очерстветь душой. Сыщик должен всегда оставаться человеком. — Выпалив банальную сентенцию, он и сам немного смутился.
Но Ивэн, кажется, не обратил на это внимания.
— Мне не хватает опыта, сэр. Признаюсь, в этой комнате мне чуть дурно не стало. Такого я еще не видел. — Он оправдывался, словно подросток. — Конечно, с трупами мне и раньше приходилось иметь дело, но это были в основном утопленники или нищие. Зимой их бывает особенно много. Вот почему я обрадовался, когда мне приказали работать с вами. У вас есть чему поучиться.
Монк ощутил одновременно и стыд, и радость. Продолжая шагать сквозь мелкий дождик, он попытался найти слова для достойного ответа, но тщетно. Да и Ивэн, следовавший за ним, казалось, и не ждал, что ему ответят.
В следующее воскресенье Монк и Ивэн вышли из поезда в Шелбурне и направились в сторону усадьбы. Стоял один из тех летних дней, когда при безоблачном небе внезапно налетает резкий свежий ветер с востока. Деревья, перешептываясь, вздымали огромные, мягко колышущиеся кроны. Ночью прошел дождь, и под сенью ветвей был отчетливо различим запах сырой, потревоженной каблуками земли.
Полицейские шли в молчании, каждый радуясь прекрасному дню на свой манер. Монк шагал, любуясь высотой ясного неба и просторами полей, когда внезапно нахлынули воспоминания и он вновь увидел Нортумберленд: бесконечные мрачные холмы, северный ветер, шевелящий траву. Молочное небо сливалось с морем, и чайки с пронзительными криками парили на восходящих потоках воздуха.
Ему представилась его мать — черноволосая, как Бет. Она стояла у плиты, в кухне пахло мукой и дрожжами. Он вспомнил залитую солнцем комнату, в которой жена священника учила его грамоте, а Бет следила за ними с благоговейным ужасом. Сама она тогда читать не умела. Ее учил уже Монк — потом, спустя несколько лет, по складам, буква за буквой. Ее почерк до сих пор носил признаки той старательности, с которой она впитывала его уроки. Сестра любила Монка и восхищалась им… Затем видения рассеялись, и Монк почувствовал себя так, словно его окунули в холодную воду. Он вздрогнул и огляделся, но не заметил ни удивленного взгляда Ивэна, ни того, как молодой человек поспешно отвел глаза.
Вдали уже виднелся обрамленный зеленью Шелбурн-Холл.
— Вы хотите, чтобы я участвовал в разговоре или чтобы только слушал? — спросил Ивэн. — Если честно, я бы предпочел помолчать.
Внезапно Монк осознал, что Ивэн нервничает. Возможно, он ни разу до этого не беседовал с аристократками и тем более не задавал вопросов, связанных с их частной жизнью. Не исключено, что он только издали видел древние родовые гнезда. Монк мог лишь гадать, откуда в нем самом столько самоуверенности. Ранкорн был прав: Монк честолюбив, заносчив и бесчувствен.
— Попробуйте поговорить со слугами, — ответил он. — Слуги обычно очень наблюдательны. Временами они замечают то, что их хозяева стараются скрыть от глаз себе подобных.
— Можно поговорить с камердинером, — предложил Ивэн. — Человек особенно уязвим, когда принимает ванну или меняет белье.
Ивэн ухмыльнулся; видимо, мысль о том, что сильные мира сего столь беспомощны в быту, позабавила его. Эта же мысль, должно быть, придала ему уверенности.
Леди Фабия была несколько удивлена, вновь услышав о Монке, и продержала его полчаса в буфетной — рядом с запертой конторкой, где хранились ключи от погребов и список вин. Впрочем, там же располагалось и удобное кресло внушительных размеров. Вероятно, комната экономки была уже занята. Как и в прошлый раз, Монка рассердил такой прием, но в то же время он восхищался самообладанием хозяйки. Она ведь не знала о цели его визита. Вполне могло оказаться, что полицейский явился сообщить, кто и почему убил ее сына.
Когда же его наконец проводили в розовую гостиную, леди Фабия приняла его с холодной, равнодушной вежливостью.
Как и в прошлый раз, он сел, получив разрешение, в то же самое глубокое кресло с бледно-розовой обивкой.
— Итак, мистер Монк? — начала она, слегка приподнимая брови. — Вы хотели что-то мне сообщить?
— Да, мэм, если позволите. Мы окончательно утвердились в мысли, что майора Грея убили по личным мотивам, и что он не был случайной жертвой. Таким образом, нам просто необходимы данные о нем, о его связях в обществе…
Глаза ее расширились.
— Если вы вообразили, что связи в обществе непременно приводят к убийству, мистер Монк, то вы просто ничего не знаете о высшем обществе.
— Боюсь, мэм, что на убийство способно большинство людей, когда их загоняют в угол, грозят отобрать самое дорогое…
— Не думаю. — Своим тоном и легким поворотом головы она дала ему понять, что считает тему исчерпанной.
— Хорошо, допустим, что не большинство. — Он с трудом подавил вспышку гнева. — Допустим даже, что на это способен всего один человек, но именно его я хочу найти. А вы, смею предположить, хотите этого даже больше, чем я.
— Вы весьма гладко выражаетесь, молодой человек, — заметила она чуть ли не насмешливо. — И что, вы полагаете, я могла бы вам сообщить?
— Имена его ближайших друзей, — ответил он. — Друзья семьи, известные вам приглашения, полученные им в последнее время, особенно приглашения на уик-энд. Возможно, имя женщины, к которой он был неравнодушен. — Монк видел, как на ее надменное лицо легла тень отвращения. — Ваш сын действительно был очень обаятельным человеком, — подпустил он лести, зная, что это единственное слабое место леди Фабии.
— Да, он был обаятелен.
Губы ее едва шевельнулись, глаза на секунду заволокло печалью. Затем лицо ее стало надменным и непроницаемым, как прежде.
Монк подождал, впервые прочувствовав всю глубину ее горя.
— Возможно, какая-то женщина могла им увлечься, тем самым разозлив другого своего поклонника или даже мужа, — продолжил он, понизив голос.
Какое-то время леди Фабия обдумывала предположение сыщика.
— Возможно, — заключила она наконец. — Вполне возможно, что юная особа своим поведением спровоцировала кого-то на беспричинную ревность.
— Не исключено, что этот ревнивец излишне увлекается спиртным. — Монк постарался построить фразу как можно тактичней. — Такие люди обычно склонны к преувеличениям.
— Джентльмен всегда знает, как следует себя вести. — Чуть опустив уголки рта, она взглянула на Монка. От него не ускользнуло ударение, которое леди Фабия сделала на слове «джентльмен». — Даже когда он выпьет лишнего. Но, к сожалению, люди бывают слишком неразборчивы в выборе гостей.