Zero. Обнуление - Энтони МакКартен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь Кэтрин слышит стук в дверь и голоса.
— Кстати, замечательно выглядите, — добавляет он. — Боже, как же здорово было повидаться!
24 дня 5 часов
Муз-Ривер-Плейнс, штат Нью-Йорк
Ночи холоднее и темнее она в жизни не знала, хотя на своем веку повидала такого — мало не покажется. В какой-то момент она пробуждается с пересохшим горлом и спутанным сознанием в предрассветном сумраке. Теперь или пан, или пропал. Она делает глубокие вдохи, позволяя пузырю паники в груди лопнуть и рассеяться. Телефон еще там, наверху, но вряд ли поймал сигнал, иначе уже кто-нибудь подоспел бы, — значит, пиши пропало и начинай сначала.
Она выворачивает карманы. При ней блокнот, деньги, овсяный батончик на меду и браслет выживания. Браслет она купила в последнюю минуту. Увидела целую груду таких браслетиков флуоресцентных цветов в коробке рядом с кассой, закупая походное снаряжение, и докинула один к груде своих покупок, не задумавшись и на наносекунду. Десять долларов. Даже не прочла листок с инструкцией, просто сунула его в карман по команде «Обнулиться!» и забыла.
Раскрывает его. Отрезок цветной веревки, рыболовная леска и крючки в стальном конвертике размером с почтовую марку, штуковина вроде толстенького ключа — вроде бы для разжигания огня, если у тебя нет славной коробочки водостойких спичек в кофре, лист полиэтилена, скатанный и просунутый в полое нутро шнура, и бритвенно-острый мини-нож. Сев, она задумывается. Веревка слишком дешевая и короткая, чтобы вытащить ее отсюда. Рыболовный крючок маловат, чтобы заменить кошку. Лезвие?.. Ну, тоже выход. Но первым делом — вода.
Она пускается вдоль стены, отыскивая сырые места, потом превращается в шахтера, копая землю лезвием, пока не доходит до места, где вода начинается скапливаться в земле лужицей. Устраивает в грязи подобие желоба, направляя капли в чашу, выстроенную из выпавших кирпичей и выстеленную листом полиэтилена.
Вода начинает собираться, и Кейтлин не может отвести от нее глаз. Когда набирается целый дюйм, наклоняется и пьет. На вкус как компост. Как еще один день жизни. Как крушение надежд. Покончив с созерцанием, ожиданием и питьем трижды, она осознает, что снова способна мыслить не только об этой яме. Думает о Уоррене. Об участи несметных миллионов страждущих. О горестях мира, обычно донимающих Кейтлин Дэй. Бостонский синий чулок. Библиотекаршу, сверхумную полоумную. Эти тревоги уменьшились и, следуя закону перспективы, ушли к горизонту, чтобы их заслонил первый план воды, воздуха, еды или необходимости сделать еще вдох, пережить еще день. Съедает половинку батончика. Думает о тропе, которой ходила к речушке. О следах шин. О тех, кто их оставил. Вопли не сработали. Попытка расслышать хоть какой-то звук, изданный человеком, не сработала. Телефон не сработал. Почтового голубя или сигнального барабана у нее нет. Может, дымовые сигналы?
Пожалуй, не такая уж безумная идея. В отсутствие лучшей Кейтлин отпиливает лезвием корешки, использует странички из блокнота для растопки. Через два часа, дрожа от изнеможения, наконец-то разжигает хилый костерок. Дым валит клубами, вызывая у нее кашель и рвотные спазмы, но Кейтлин видит, что дым делает то, что не под силу ей, — спиралью взбирается кверху. Теперь ее работа сводится к поддержанию огня, сколько удастся. Женщина. Хранительница очага. Снова пьет. Доедает остатки батончика.
* * *
Утро. День седьмой. Три из них она провела здесь. В аду. Трясясь от холода, обезвоживания и голода. Она, как узник, процарапывает на камне полоски, отмечая дни. Своего рода дневник до того срока, когда ее найдут. Если ее найдут.
В ушах какой-то вой. Кейтлин силится понять, в чем дело. Может, очередной симптом отключающегося организма? Нет. А когда он становится ближе, она вспоминает, что именно издает такой звук — первый звук индустриальной цивилизации, услышанный с момента падения сюда — кроссовые мотоциклы, — и потому встает, зовет на помощь, орет что есть сил. Если это охотники за ней, тоже сгодится, думает она. Примолкает, прислушивается, слышит один, потом два мотоцикла, пронзительно надрывающихся в лесу и проносящихся возле устья шахтного столба. И стихающих. Вой спадает до жужжания и уступает место тишине. Катастрофа.
Но потом набирает силу третий двигатель, отбившийся от группы, даже громче других на сей раз. Приближается, и, вместо того чтобы проехать мимо, двигатель чихает и переключается на холостой ход.
— Помогите! — кричит Кейтлин,
Наконец над краем появляется юная башка в шлеме.
— Чё за нахер?
22 дня 5 часов
Карфаген, штат Нью-Йорк
— Эй! Вы меня слышите? Можете сказать, как вас зовут, дорогуша?
Она приоткрывает глаза. Она в тесном больничном закутке, и к ней заботливо склонилась женщина лет за пятьдесят. Все понемногу возвращается: мужчина в страховочной обвязке, нисходящий, как бог (она не помнит, как пробормотала «Вы милее, чем лис», прежде чем повалиться ему на грудь); наверху (это помнит) выключила телефон и вынула батарею — слава богу, и там сигнала не было; потом поездка на скорой в Карфаген — сопровождающие спрашивали, как ее зовут. Она не утруждается назвать себя, словно язык проглотила, воды в рот набрала.
— Где я?
— Вы в больнице, голубушка.
— Где?
— В Карфагене. Теперь моя очередь спрашивать. Мне нужно ваше имя.
— Давно я здесь?
— Всю ночь. Мы хотим перевести вас в палату при первой же возможности. Только нужно разобраться с бумагами.
На женщине, беседующей с ней, медицинский костюм в цветочек и «Айпэд» в руках или что-то вроде. Кейтлин только теперь видит, что лежит под капельницей. Физраствор, глюкоза. Все тело болит, но она не в яме. Подмечает свою одежду, висящую на стуле.
— Мне больно.
— Вы травмировали лодыжку, нахватались ссадин и синяков, но ничего не сломано.
— Ага. Похоже… — Она пытается пошевелиться, морщась от боли, и это удается. — Похоже… ПТМС.
— ПТМС?
— Передняя таранно-малоберцовая связка.
— А-а, — отзывается медсестра. — Ну, мы восполняем нехватку жидкости, чистим вас. Ваши вещички в тумбочке. Многовато наличных с собой, а?
— Это на дом на колесах, хочу купить. — Эту реплику она заготовила давным-давно.
— Ага. Но вы мне скажите, если мне надо позвонить еще в какие-нибудь службы.
— Не надо.
— Вам требуется какая-нибудь помощь, голубушка?
— Нет.
— Вы уверены?
— Угу. Но… но надо эти старые шахты заделывать, знаете ли.
Палец медсестры зависает над планшетом.
— Итак, как там с именем?
Кости кажутся хрупкими, как печенье. Веки тяжелые, мысли еле ворочаются. Она словно снова наблюдает, как вода капает с земляных стен.
— Вы не здешняя, да?
— В отпуске.
Медсестра кивает. Ждет. Ангельское терпение.
У нее так
