Палач в белом - Михаил Серегин

Последние слова он договаривал уже в зале, обставленном уютно и с большим вкусом. Доктор обратил внимание на дорогую светлую мебель, никелированные панели радиоаппаратуры, пушистый ковер под ногами, а еще на фотографию в простой металлической рамке, которая одиноко стояла посреди столика из карельской березы. С нее смотрела женщина с миндалевидными глазами и чуть печальной улыбкой.

– Жена, – поймав его взгляд, со вздохом сказал хозяин. – Восемь лет как умерла. Рак. А я вот все копчу небо... – развел он руками. – А зачем, и сам не знаю. Ни детей, ни друзей...

Доктор наконец решился раскрыть рот.

– Не нами устанавливаются сроки, – суховато заметил он. – Небесная канцелярия решает, кому и сколько...

– Это верно! – легко согласился хозяин. – И вы знаете, что ведь любопытно? И жить невмоготу, и помереть страшно! Я ведь, между прочим, неробкого десятка, бывал в разных переделках, сознательно на смерть шел! А теперь дрейфлю, цепляюсь за жизнь, как щенок за титьку... Самому противно.

Он смущенно улыбнулся и замолчал, хватая ртом воздух. Наметанным глазом врач уловил, что причиной одышки является не только органическое поражение сердечно-сосудистой системы, но и психогенный фон пациента. Хозяин действительно был напуган, раздавлен болезнью – она не отпускала его ни на мгновение, – он день и ночь жил словно под прицелом снайпера и смертельно боялся. Но даже теперь его удивительная сила воли позволяла ему преодолевать этот бесконечный страх и сохранять достоинство.

Врач подумал, что при необходимости хозяин еще может запросто свернуть ему шею.

«Специально, что ли, они его мне подсунули? – зло подумал врач-убийца. – Чтобы я засыпался? А я ведь, если засыплюсь, молчать не буду – расскажу на следствии все, до мельчайшей детали».

– Хорошо, нашлись добрые люди, – доверительно сказал вдруг хозяин. – Девушка вот ко мне ходит. Из фирмы «Воздаяние». По хозяйству чего... в магазин. Вот с вами сумели договориться. Я сбережений не жалею. Все равно уже недолго, наверное. Вот и квартиру, знаете, фирме этой завещал. Мне-то она после смерти ни к чему, а люди ведь должны интерес какой-то иметь, верно? Без интереса сейчас никто и пальцем не шевельнет. Отошли те времена! Кто знает, может, оно и к лучшему? Вы как считаете?

Он пожал плечами. Разговорчивый больной, сам того не желая, задел слабое место доктора. Фраза об интересе наполнила его душу ядом. «Знал бы ты, – мстительно подумал он, – какую работенку мне придется выполнять сейчас за бесплатно! Между прочим, и слова о заботливой фирме не ускользнули от его внимания. Теперь он по крайней мере знал название и мог разыскать их контору. Он тоже хочет иметь свой интерес.

– Вы знаете, давайте сразу перейдем к делу, – стараясь придать голосу оттенок любезности, проговорил врач. – Мне не пришлось наблюдать вас ранее, и анамнез мне известен в общих чертах. Вы хотели бы, чтобы я вас осмотрел или выполнил какие-то конкретные назначения?

На красном лице хозяина отразились сомнения, которые бередили его душу. Забавно было видеть какую-то почти детскую робость в чертах этого усатого, много повидавшего человека.

– Знаете, доктор, ужасно неловко, но, если у вас есть такая возможность, я просил бы, чтобы вы меня посмотрели... Понимаю, что лишний осмотр ничего не изменит и моя болезнь никуда от меня не денется, а все-таки надеюсь – вдруг? – Он смущенно рассмеялся. – Вдруг вы сжалитесь и отмените свой приговор...

Врач кивнул и молча поставил на столик свой чемоданчик. Фотографию он передвинул на край стола, стараясь не смотреть в глаза красивой женщины, хотя и не понимал, почему он боится это сделать – ведь ее уже давно не было на этом свете...

– Попрошу раздеться! – бесстрастно произнес он, доставая из чемоданчика фонендоскоп и аппарат для измерения давления.

Хозяин, сопя, принялся расстегивать пуговицы на рубашке.

– На что вы сейчас жалуетесь конкретно? – спросил доктор, подходя ближе.

– Страх, доктор! – искренне сказал хозяин, торопливо отбрасывая рубашку на диван. – Перебои, одышка, давит тут вот... – Он показал на грудь. – В общем, полный набор. Если не сочтете нужным назначить что-то свое, я попросил бы вас ввести анальгин и реланиум – у меня уже все готово...

– Посмотрим! – неопределенно пообещал он, вставляя фонендоскоп в уши и приступая к выслушиванию.

Больной был коренаст и некогда, видимо, очень мускулист. Теперь тело его обрюзгло и заплыло жирком, но он все еще был достаточно силен. Доктор снова с неудовольствием подумал, какие неприятности могут его ожидать, если хозяин почувствует неладное. Однако он старался не показать, что волнуется, и держался официально и сурово, будто медицинское светило.

Сердце у хозяина действительно работало с перебоями. Оно с натугой ворочалось в грудной клетке, хрипя и задыхаясь – то испуганно замирая, то пускаясь вскачь, – и его истонченные стенки дрожали под напором горячей, настойчивой крови.

– Присядьте, пожалуйста, – попросил врач. – Нужно измерить давление.

Хозяин послушно подчинился и сел, положив на стол волосатую руку. Врач обернул вокруг могучего бицепса манжету и принялся накачивать воздух. «Силен, дьявол, – тоскливо подумал он. – Точно свернет мне шею!»

Стрелка манометра показала давление, не слишком отклонившееся от нормы, – всего сто шестьдесят на девяносто. Доктор на секунду задумался, а потом решительно, с треском снял с руки больного манжету.

– Давление у вас великовато, – равнодушно сообщил он, складывая аппарат. – Двести на сто двадцать. Я вам сделаю внутривенное вливание, чтобы снизить давление... Вы все медикаменты переносите, аллергии нет?

Хозяин отрицательно покачал головой, глядя на доктора с признательной робостью.

– Надо же, – осторожно заметил он. – Обычно у меня, если давление, голова раскалывается... А тут – двести на сто двадцать – и ничего!

Врач-убийца, не слушая его, сосредоточился на содержимом своего чемоданчика. Он намеревался вкатить больному адскую смесь из дроперидола, клофелина и лазикса, заведомо превысив допустимые дозы. Такая смесь в считаные минуты должна была резко понизить давление и если уж не умертвить больного, то сделать его абсолютно беспомощным. Последнее было немаловажным, потому что для себя доктор уже решил, что немедленно смоется, если попытка его окончится провалом. Он не будет состязаться с этим здоровяком в армрестлинге – у него другая весовая категория.

Шприц был уже полон. Хозяин доверчиво протянул врачу руку, на которую тот наложил жгут, внимательно наблюдая, как врач протирает кожу спиртом, вкалывает в вену иглу.

Доктор заставлял себя не суетиться, но нервы не выдержали – он ввел смесь слишком быстро, и это сказалось незамедлительно. Хозяин застыл, словно прислушиваясь к чему-то, и на глазах начал катастрофически бледнеть.

– Как вы себя чувствуете? – дрогнувшим голосом осведомился врач.

Хозяин тряхнул головой и с трудом разлепил губы.

– Знаете, доктор... – виновато пробормотал он. – Что-то мне нехорошо... Может быть, я прилягу, а?

– Не возражаю, – быстро сказал убийца, зорко следя за своей жертвой.

Хозяин с усилием поднялся и, безвольно уронив руки, попытался шагнуть к дивану. Внезапно глаза его закатились, грузное тело накренилось и начало неудержимо валиться на пол. Врач едва успел подхватить его. Однако удержать такой вес ему не удалось – не хватило сил, – и он только сумел несколько заглушить шум падения. Потом он вскочил и бросился собирать вещи – использованный шприц, ампулы, манометр, клочки ваты. Он складывал все в «дипломат» и время от времени бросал настороженный взгляд в сторону неподвижного тела. Жив или мертв хозяин, он не знал, а проверить – не хватало смелости.

Собрав барахло, он на всякий случай протер платком все предметы в комнате, которых касались его руки, выключил свет в зале, а затем в прихожей, прислушался, не стоит ли кто на лестничной клетке. Собравшись с духом, выскользнул из квартиры и быстро направился к лестнице, не рискнул на этот раз воспользоваться лифтом.

Как он спустился вниз, доктор не помнил. В полутьме двора он словно очнулся и растерянно оглянулся вокруг. Прохладный ночной воздух охладил его разгоряченное лицо. Стараясь держаться в тени деревьев, врач-убийца вышел на улицу и, не оглядываясь по сторонам, поспешил домой.

Ему казалось, что, покинув квартиру очередной жертвы, он почувствует облегчение. Но ничего подобного. К страху перед содеянным вдруг добавился страх перед возможной ошибкой. Если больной все-таки сумеет выкарабкаться, ему, исполнителю, этого не простят. Эта мысль жгла и сверлила мозг, лишая врача покоя и рассудительности. Ему хотелось сейчас одного – избавиться от изматывающего, непрерывного страха, но он вдруг понял, что сделать этого ему не удастся уже никогда.

О Лешке Виноградове я не забывал с тех пор, как проследил за ним и видел, что он посетил похоронное бюро «Реквием». И почти уверился, что Лешка и есть тот самый человек, которого я ищу. Меня раздирало желание вызвать милицию и указать на Лешку пальцем, сказав при этом: «Вот он, убийца», но я понимал, что большей глупости не мог бы совершить.