Мент и бомжара (сборник) - Виктор Пронин

– Он живет в этом же доме?

– На седьмом этаже, – усмехнулся Ваня.

– Господи! – простонал Зайцев. – А про этаж-то откуда тебе известно?

– Думаю, – Ваня чуть вскинул правую руку вверх и в сторону. – Могу тебе сказать даже, чем он занимается в данный момент.

– Ну?

– Чай пьет, – Ваня помолчал. – А вот сейчас спускается в лифте. У них там от лифта к входной двери еще один лестничный пролет вниз… Ты предохранитель на пистолете снял?

– Успею, – проворчал Зайцев.

И в этот момент неожиданно громко хлопнула входная дверь. Вышедший человек в темном пиджаке и джинсах хотел было попридержать дверь, но не успел, и она громыхнула сильнее, чем ему бы хотелось.

– Это он, – сказал Ваня негромко.

– Можно брать? – неуверенно спросил Зайцев.

– Я не знаю, как у вас принято поступать в таких случаях…

– Берем, – сказал Зайцев и, распахнув дверцу, выдернув из кармана пистолет, первым выпрыгнул из машины. Оперативники бросились вслед за ним. Невзрачный человечек с сумкой на наплечном ремне от неожиданности бросился было бежать, но, сделав несколько шагов, остановился, поджидая Зайцева и оперативников.

– Ну, вот, – негромко проговорил Ваня, все еще сидя в машине на переднем сиденье. – Прощай, друг бомжара… Все, что мог, я для тебя сделал. Царство тебе небесное… Земля пухом… Последние минуты твои были… Тяжелыми.

Ваня выбрался из машины, осторожно прикрыл дверцу и, стараясь не смотреть на оперов с задержанным, побрел в противоположном направлении.

– Вечером загляну! – крикнул ему вслед Зайцев.

Не оглядываясь, Ваня помахал в воздухе рукой – дескать, слышу тебя, дескать, жду с нетерпением.

И наступил вечер.

Ваня лежал на своей кушетке в милицейском общежитии, которое в самом скором времени будут, видимо, называть полицейским, куда определил его Зайцев – непонятно на каких правах и на каких основаниях.

Ваня думал о жизни, и мысли его были хотя и печальны, но светлы. А еще он думал о далеких двойных звездах цефеидах, которым посвятил всю разумную часть своей жизни, все свои страсти, надежды и упования. Потом оказалось, что стране, в которой он жил, цефеиды никому не нужны, после некоторых перемен в этой стране многое оказалось никому не нужным, в том числе и он, неплохой астроном, как он иногда называл себя…

На этом Ванины бомжовые мысли прервались, поскольку в дверь раздался частый, четкий стук. Конечно, это был следователь Зайцев, обязательный и тоже четкий, как в мыслях, так и в поступках.

– О чем задумался, детина? – спросил Зайцев, выкладывая на стол пакеты с продуктовыми гостинцами.

– Цефеиды, капитан… Цефеиды сегодня опять потревожили душу мою… Ты пришел, чтобы поздравить меня?

– Хотелось бы, Ваня, но… Как бы это тебе сказать, чтобы ты не обиделся… Рановато.

– Не признается, гад? – усмехнулся Ваня.

– Не признается.

– Доказательств у тебя не хватает? Одни обвинения, предположения, косвенные улики…

– Ваня… С каждой нашей встречей ты становишься все более образованным. Я уже не всегда поспеваю за тобой. В мыслях, естественно, только в мыслях.

– Ох-хо-хо, – простонал Ваня, поднимаясь с кушетки. Он, не торопясь, подошел к фанерному шкафу, открыл скрипучую дверь и, аккуратно, за горлышко взяв с полки пустую бутылку, поставил ее на стол перед Зайцевым.

– Что это? – спросил тот дрогнувшим голосом.

– У меня такое чувство, капитан, что на этой бутылке должны сохраниться отпечатки пальцев преступника.

– Где ты ее взял?

– В мусорном ящике.

– Так ты шарил по этим ящикам в поисках…

– Да, капитан, да…

– А я-то подумал…

– Ты плохо обо мне подумал, но я к этому привык. А чего хотеть от бомжары?

– И ты принюхивался к банкам и бутылкам…

– Принюхайся и ты… Из нее до сих пор несет бензином, хотя выдыхается он очень быстро. На дне осталось несколько капель, их можно сдать на анализ… Точно такой бензин есть у него дома, скорее всего, на балконе седьмого этажа…

– А почему ты вдруг подумал о бензине?

– Ты видел сгоревшего бомжа? Сам по себе бомж так вспыхнуть не может, и его тряпье не вспыхнет… Его тряпье может только тлеть. А он весь пылал. Его облили бензином. Так облить бензином можно только сонного человека. Он спал под лестницей первого этажа. Похоже, он туда частенько забирался. Ты пошарь там получше, следы всегда остаются, как пишут ваши учебники…

– Неужели эти юнцы его облили? – спросил Зайцев.

– Про мальчиков и девочек забудь. Тот душистый мужик, который угощал нас водкой, сказал, что молодежь гудела до двенадцати. А бомж вспыхнул в пять утра. Когда мальчики и девочки давно спали в своих кроватках.

Зайцев медленно развернул пакеты с рыбой, с хорошей рыбой, нарезал хлеб, колбасу, помидоры, свинтил крышку с бутылки…

– Не понимаю, за что можно сжечь бомжа…

– От него плохо пахнет, – ответил Ваня.

– И все?! И этого достаточно, чтобы облить человека бензином и поджечь?!

– Мне удивительно только то, что тебя это удивляет. Кто-то на кого-то не так посмотрел, кто-то кому-то не дал прикурить, какое-то слово невнятно произнес… Этого вполне достаточно, чтобы воткнуть человеку нож в живот, опустить кирпич на голову, толкнуть под машину…

– Ваня, остановись… В подъезд ведут две стальные двери, обе закрываются на кодовые замки… Как мог бомж проникнуть в подъезд?

– Его впускали на ночь. Время от времени.

– Кто?!

– Кто-то из жильцов дома. Хоть и весной потянуло, но ночи холодные, мороз десять градусов… Если ты позволишь, могу предположить… Чует мое сердце, впускал его тот самый гостеприимный мужик, который нас угощал… Когда бомж загорелся, он бросился за помощью к нему, к человеку, который его выручал иногда. В квартиру он его не впускал все по той же причине, из-за невкусного запаха… С запахами, как ты заметил, у него сложные отношения… А в подъезд впускал… И бомж, обезумев от ужаса, боли, бросился к его двери… Благо она была рядом, на площадке второго этажа…

– А тот его не впустил, – пробормотал Зайцев.

– Я не могу его в этом упрекнуть, – сказал Ваня. – Пять утра, он спросонья посмотрел в глазок, увидел кошмарную картину… Кто-то горит, орет, скребется в дверь черными уже руками… И потом, все решали две-три минуты, скорее даже одна минута… Он все-таки открыл дверь, но бомж уже был без сознания… Догорал… Может быть, мы уже наконец по глоточку?

– Ой, Ваня, извини! Совсем забыл… – Зайцев быстро разлил водку по стаканам. И тут же, спохватившись, пустую бутылку с отпечатками поставил на подоконник. – От греха подальше, – пояснил он свою осторожность. – За тебя, Ваня! За твой ясный ум, твердую память, верный глаз! Я думаю, цефеиды много потеряли, лишившись такого рыцаря.

– А знаешь, капитан… Снятся, – сказал Ваня каким-то смазанным голосом и поспешно прикрыл глаза стаканом с водкой. – Опять цефеиды снились, – прошептал он почти неслышно. – Да, капитан, – Ваня постарался взять себя в руки, – а что этот тип, поджигатель?

– Невысокого пошиба… Работает в каком-то гараже, смена с шести утра, поэтому и выходит рано, когда весь дом еще спит… Живет один, жена с сыном ушли… Видимо, бомж под лестницей как-то задевал его самолюбие, или нюх у него очень тонкий, собачий, можно сказать… Знаешь, не так уж мало людей, которым для полного счастья в жизни постоянно требуется по ком-то потоптаться… Вот и потоптался. Если на твоей бутылке из-под бензина действительно его отпечатки, ему от меня не отвертеться… Да, Ваня… Как тебе пришла в голову мысль по ящикам пошарить? Там же этого мусора…

– Ночью мусор вывозят… К пяти утра ящики еще пустые… А уж бутылка с остатками бензина вообще оказалась одна. И бросить ее в ящик мог только человек, который в пять вышел из дому. Зимой в пять еще глухая ночь… А хмырь этот не такой уж и бестолковый – бутылку-то бросил в соседнем дворе… Сообража-а-ает.

– А как ты узнал, что он живет на седьмом этаже?

– Ха! – рассмеялся Ваня. – Когда мы на следующее утро приехали с твоими операми, во всем доме только одно окно светилось – поджигатель на работу собирался. Потом я из машины увидел, что окно погасло – ясно, что он к лифту направился. Значит, через две-три минуты из подъезда выйдет… Ты мне лучше вот что скажи, капитан… Сколько нынче такая буженина стоит?

Зайцев разлил в стаканы остатки водки, положил себе и Ване на хлеб по щедрому куску буженины, чокнулся с бомжом стаканами…

– Я тебе, Ваня, вот что скажу… Такую буженину я пробую только с тобой… Будем живы!

– Значит, чаще надо встречаться, – рассудительно проговорил Ваня и, выпив, вскинул вверх и чуть в сторону правую руку, как бы предлагая задуматься над его словами.

– Будем живы, – уныло подхватил я тост Зайцева. А, выпив и закусив кружком любительской колбасы, невольно вскинул вверх и чуть в сторону правую руку.