Право на месть - Александр Мазин

«Ката соединяет нас с теми, кто создавал и развивал каратэ!» – Зимородинский говорил это десятки раз, но только сейчас Ласковин понял всю глубину этих слов.

Не в кумитэ, не в технике, а в ката жил дух воинской школы.

– Ты уверен, что действительно хочешь выпустить джинна из бутылки? – спросил Вячеслав Михайлович.

– Да,– несколько удивленно ответил Андрей.– Мы ведь уже все обсудили. Я хочу научиться всему, что знаешь ты.

– Уже лучше,– кивнул Зимородинский.– Намного лучше, чем «научи меня убивать!».

– Суть та же.– Андрей покачал головой.– Но ты ведь уже начал меня учить, разве нет?

– Это был пролог,– ответил Зимородинский.– И своеобразное испытание.

– Я не знал,– проговорил Андрей.– Ну и как, я выдержал?

– Если ты сейчас скажешь: я готов идти дальше,– мы пойдем. Но возврата уже не будет. Никогда. И я должен тебя предупредить: ты не в состоянии представить, что берешь на себя! Никто не может представить… снаружи.

– Да,– без малейшего раздумья сказал Андрей.– Я готов идти дальше. Вперед?

– Сядь,– велел Вячеслав Михайлович.– Сядь и расслабься. Мой учитель называет это искусством волчка,– сказал сэнсэй, тоже опускаясь на пол.– Искусством вращающегося волчка.

– Да, я слышал,– проговорил Андрей.– Волчок, внешне неподвижный, далеко отбрасывает все, что к нему прикасается, так?

– Ты слышал,– насмешливо произнес Зимородинский.– Собака слышит: «Завтра мы отвезем ее, чтобы усыпить». Собака слышит каждое слово, верно?

– Но я понимаю, что это значит! – запротестовал Андрей.

– Если бы ты понимал,– возразил сэнсэй,– то не я тебя, а ты меня учил бы.

Ласковин промолчал.

– Искусству волчка учатся двадцать лет,– сказал Зимородинский, испытующе поглядев на Андрея.

Тот опять промолчал. Двадцать так двадцать.

– Мой учитель наставлял меня два года,– продолжал Вячеслав Михайлович.– Два года учил: куда идти и как. Шел же я сам. И иду по сей день.– Голос сэнсэя приобрел напевность.– Я могу сделать для тебя не больше. И не меньше. И боюсь, что двух лет у нас с тобой уже нет. Зато ты начинаешь сразу с середины лестницы. Мускулы твои способны высвобождать энергию, сознание умеет быть рассредоточенным и спокойным, когда это требуется. Ты управляешь дыханием, ты угадываешь противника и держишь его точку сосредоточения. Тело твое совершенно в своей замкнутости, а сила его удваивается правильными побуждениями. Все это важно для искусства волчка. И все это – ничто. Ты хочешь научиться сражаться силой, большей, чем твоя собственная. Ты – как ребенок, который просит: дай повертеть руль, понажимать на газ… Дай ему – и он погубит себя. И других. Искусство волчка – не для убийства.

Зимородинский сделал паузу, проверяя, как усвоено сказанное.

– Но ты ведь сам говорил о мастерах, которые убивают, не прикасаясь,– произнес Андрей.– И дал мне понять, что знаешь, как они это делают, так?

Зимородинский покачал головой.

– Тигр убивает, чтобы насытиться,– сказал он.– Слон убивает, защищая своих или себя. Цунами убивает потому, что оно – цунами. Кем из трех ты хочешь стать?

– Я хочу быть собой! – ответил Андрей.

– Овладев искусством волчка, ты больше не будешь собой. Никогда. Каждый твой шаг станет частью мира. Ты любишь этот мир?

– Я хотел бы его изменить! – Ласковин нахмурился.– И я попробую его изменить!

– Мир совершенен,– бесстрастно произнес Зимородинский.

– Мы подразумеваем разное под словом «мир»,– не очень уверенно возразил Ласковин.– То, чего я хочу,– справедливости. Для всех. Детей нужно любить и учить, а убийц – убивать!

– Убивай их из своего пистолета,– предложил, усмехнувшись, Вячеслав Михайлович.– Это намного безопасней. В первую очередь – для тебя самого.

– Если я буду пользоваться оружием,– сказал Андрей,– рано или поздно меня найдут. И посадят. А убийцы будут кататься в лимузинах и продолжать убивать!

– Ты видел степной пожар?

Андрей покачал головой.

– Если ты будешь использовать изначальную силу без понимания, ты разожжешь огонь в степи. Ты даже не представляешь, кто может тебя найти в этом случае. Ты сгоришь!

– Нет!

«Нет!» выплеснулось изнутри. Словно не Андрей, а кто-то другой его произнес.

Зимородинский не стал возражать. Он размышлял, присматривался…

– Ты не боишься,– наконец сказал сэнсэй.

– Нет,– возразил Андрей.– Я боюсь. Но у меня нет выбора.

Зимородинский увидел, как огненный столб поднялся за спиной его ученика, ушел вверх и распылился там.

– У меня тоже нет выбора,– произнес Вячеслав Михайлович.

Так выглядела правда. У них не было выбора. Но эта правда не была Истиной. Только – правдой.

– Встань! – велел Зимородинский, и сам тоже поднялся на ноги.

– Тебе не потребуется двадцать лет,– сказал сэнсэй.– Радуйся. Или – плачь!

Зимородинский засмеялся, и смеялся долго. Ласковин ждал. Тело его было спокойно, сознание – тоже. Он умел учиться. И ждать тоже умел. Может быть, сейчас Андрей был сильнее своего учителя.

Зимородинский резко оборвал смех. Тишина в зале, казалось, звенит от напряжения.

– Вытяни руку! – приказал сэнсэй.

Ласковин повиновался, и Зимородинский резко ударил пальцами в середину его ладони. Это было – как ожог. Ладонь, кисть, затем пламя распространилось выше, к локтю, к плечу…

Ласковин, не вздрогнув, перенес боль.

– Здесь,– сказал сэнсэй,– выход силы. Один из выходов…

Спустя час Зимородинский в очередной раз убедился, что Андрей схватывает едва ли не быстрее, чем он показывает. Это было и хорошо, и плохо одновременно.

– …Каналы,– продолжал Вячеслав Михайлович.– Сейчас ты почувствуешь их в себе. Я покажу…

– Мне раздеться? – спросил Андрей.

– Зачем? Китайские врачи лечат больных, не раздевая. И даже иглы ставят сквозь одежду.

– А как они находят нужные точки?

– Ты узнаешь,– ответил Зимородинский.– Одежда не скроет тело от глаза видящего. А это и не тело даже, в обычном понимании.

Он провел сомкнутыми указательным, средним и безымянным пальцами от солнечного сплетения Андрея вниз, потом – вверх, к ключице. Ласковин ощутил нечто вроде «дуновения» внутри грудной клетки. Пальцы Зимородинского двинулись дальше, от ключицы по внутренней поверхности руки. Теперь «бесконтактное прикосновение» ощущалось как уколы крохотных иголочек. Как будто Андрею делали татуировку.

– Канал легких,– сказал Зимородинский.– Внутренняя часть.– Движение руки вниз-вверх вдоль живота и груди.– Наружная часть.– Покалывание иголочек, теперь – на левой руке.– Канал толстой кишки,– продолжал Вячеслав Михайлович, начиная движение вверх от указательного пальца Андрея – к плечу. И опять – уколы невидимых игл.