Аутист - Любовь Романова

Ну как он умудрился свалять такого дурака? Надо же было болтать с Беляшом на виду у всей школы! Просто Фил привык, что люди — серые тени на краю его вселенной. Они не видят и не слышат. Почти не существуют. Только это до тех пор, пока он не существует для них. Теперь же все изменилось.

— Что-то не так, Анна Николаевна? — Немедленно вмешался Беляш.

— Да нет, Павел Александрович, все так! — Глаза психолога недовольно сузились, и Фил понял: конец свободе. О независимости аутиста можно забыть. Сначала его будут тестировать, долго выясняя причины излечения, а потом поставят в один ряд с остальными гимназистами. Оно, конечно, справедливо, но неприятно.

От немедленного допроса Фила спас звонок. По коридорам гимназии разнеслись звуки флейты. Она наигрывала мотив песни «Слышу голос из прекрасного далеко». После второго урока зазвучат «Веселые качели», а на третий позовет «Милая моя, солнышко лесное». Репертуар не менялся с младших классов.

— Филипп, на большой перемене у меня. Жду. Или звоню матери.

Он покорно кивнул и поплелся на занятия. Разоблачение оказалось неожиданно быстрым.

Архимед, Ника и Бася после второго урока вызвались его проводить до кабинета психолога.

— Хоть бы пообедать дала! — Бурчал модемер, семеня рядом с Филом.

— На, возьми! — Протянула Ника зеленое яблоко. Глянцевое, словно отлитое из воска. — Не так в животе будет урчать.

— Да что вы суетитесь? — Усмехнулся Архимед, останавливаясь перед дверью с вырезанной из картона рожицей коричневого медвежонка. Наверно, психологу подарил его кто-то из малышей. — Он справится. Слышали, как вчера Беляша сделал? И Гулько сделает. Или дурачком прикинется. Типа, как был аутистом, так и остался, а у Вас, уважаемая психологиня, глюки — меньше надо на ночь Фрейда читать.

Но в небольшой комнате за дверью Фила ждал сюрприз. У Гулько сидела посетительница. Едва он вошел, как женщина повернула заплаканное лицо, и аутист узнал Наталью Алексеевну — маму Насти.

— Филечка, ангел ты мой! — Воскликнула она, вскакивая и обнимая его за печи. — Два раза Настеньку спасал. Мы с мужем, не знаем, как его благодарить.

— Значит, это и вправду он! — Чувства школьного психолога не поддавались расшифровке. Радость? Возбуждение? Азарт? Что бы все это значило? — Садись Филипп. Подожди, пока я с Натальей Алексеевной закончу.

Сколько же раз он бывал в этом кабинете? Не сосчитать. Сначала ходил каждую неделю. Тогда психологом работала полная добродушная Алевтина Евгеньевна. Он рисовал по ее просьбе неизвестных науке зверей и свою семью, а еще лепил человечков из цветной пластики. Это Алевтина Евгеньевна пристрастила Фила к созданию картин-историй из песка. Странно, что с появлением фигурки, его ни разу не тянуло вернуться к своему увлечению.

Полтора года назад она вышла на пенсию. На ее место взяли Гулько. Нет, по крупному счету Анна Николаевна оказалась неплохой теткой. Только… Фил поискал подходящее определение, заглянув в словарный запас кого-то из беседующих рядом женщин. Холодная. Да, точно. Холодная. И себе на уме.

Зато с ее приходом в скромно обставленном кабинете появился пушистый ковер глубокого синего цвета. Два серо-голубых кресла и солидный стол из темного полированного дерева. Наверное, новая обстановка должна была помогать психологической разгрузке учеников. Или самого психолога. За хорошим столом и работается лучше. Филу эти перемены не нравились. Он даже не мог сказать, почему. Звуки стали тише, свет мягче, и одновременно появилось что-то неприятное. Возможно, этим неприятным была хозяйка кабинета. К счастью, она приглашала его к себе не чаще раза в месяц.

— Я не понимаю, почему Вы пришли ко мне только сейчас! — Чеканила Гулько, сидя за своим столом в небесно-голубом кресле на колесиках. Несчастная Наталья Алексеевна, понурив голову, ерзала на жестком стуле посреди маленькой комнаты. Точно подозреваемый на допросе. — Вы разве не знаете, что внутренний мир ребенка в адолесцентный период подвержен фрустрациям? В это время происходит обострение базового нарцисического дефекта личности, и задача родителей — калибровать микропризнаки эмоционального состояния дочери!

— Но… — Попыталась возразить Наталья Алексеевна.

— Девочка дважды пыталась покончить с собой, и в место того, чтобы обратиться ко мне, Вы дождались третьей попытки! Ваше не желание отслеживать сломы возрастной идентичности ребенка может привести к его гибели!

Гулько нависла над столом, сверля взглядом растерянную женщину. Фил мысленно отругал себя за то, что собрался сделать, и не громко кашлянул.

— Анна Николаевна, Вас никто не обвиняет в их смерти.

— Что? — Она удивленно уставилась на аутиста.

— Ни в смерти Саши и Светы, ни в Настиных попытках покончить с собой. — Он встал, небрежно сунул руки в карманы брюк, прислонился спиной к стене. — Вы зря защищаетесь. Я понимаю, лучшая защита — нападение. Чего проще, обрушить на голову человека кучу терминов, вызвать в нем чувство вины… Только зачем это все? На Вас ведь никто не нападает. Наталье Алексеевне нужна помощь. Она за ней пришла. Так помогите! Спасите Настю! Хотя бы попытайтесь.

Стало тихо. Гулько откинулась на спинку кресла и принялась внимательно разглядывать свои ногти. Фил чувствовал, как она колеблется: поставить на место зарвавшегося сопляка или признать его правоту. На горе лежал большой каменный шар и покачивался, раздумывая, с какой стороны скатиться. Ощущения психолога напоминали клубок разноцветной проволоки. В них мелькало и раздражение в адрес аутиста, и беспокойство за свою карьеру, и страх оказаться в ответе за гибель девушки, а еще — стыд. Гулько было стыдно из-за выступления перед раздавленной горем женщиной. Это-то чувство и победило.

— Простите, Наталья Алексеевна. Я погорячилась. — Тихо сказала Анна Николаевна. — Филипп прав, главное сейчас помочь Насте. Вы говорите, ее послезавтра переведут в двадцатую больницу? Там работает мой научный руководитель. Сергей Витальевич Старосельский. Я ему позвоню и объясню ситуацию. Как только вашей дочери станет чуть-чуть лучше, он попробует разговорить девочку.

Женщины еще минут пять уже вполне мирно беседовали о Насте. Гулько давала советы, как уменьшить риск новой попытки самоубийства, Наталья Алексеевна записывала их на сложенном пополам листке, придвинувшись к столу.

— Вы уверены, что Настя не попала в секту? — В третий или четвертый раз уточнила психолог.

— Мне кажется, мы доверяли друг другу. Она бы рассказала, — Вздохнула мать. — Да и девочки из «Вселенной успеха» ничего не знают…