Джагер - Андрей Левицкий

До Пустоши уже рукой подать. Перевалить за гряду холмов на юге и…

Подъехал Прохор. Сказал, поправив фуражку:

– Атаман, мне это все не по душе.

– Что именно? – Крест напряженно посмотрел на Прохора.

– Да поход этот. Далеко ж идем. Киевские… люди на них как на волков смотрят. И…

– А ты вели смотреть как на любимых баб! – раздраженно перебил Ильмар.

Прохор в последнее время стал позволять себе слишком много высказываний. Молод, не понимает, какая ставка на кону, хоть и при разговоре с Костой в шатре был.

– Без медведковских с караваном Геста нам не справиться. Ладно, скачи назад и разбуди Калеба, потолкуем с Хэнком и нашими гостями. Решим, что да как делать будем. Пустим пыль в глаза.

Прохор кивнул, пришпорил коня и поскакал в обоз.

Хэнк оглянулся, когда к нему подъехал посыльный, выслушал доклад, повернулся к холму. Ильмар махнул ему рукой, и бригадир, пустив коня галопом, устремился вверх по склону.

Оказавшись на вершине, с ходу начал:

– Куда едем? Зачем?

Атаман не ответил.

– Ильмар, люди волнуются. – Бригадир подъехал ближе. – Юл Метиса выпорол…

– И правильно. Другим неповадно будет.

– Ну, мне хоть скажи.

Ильмар развернул жеребца и бросил:

– Сейчас все узнаешь. За мной скачи.

Повозка киевлян уже съехала с дороги и стояла под пригорком. Рэм с Калебом на лошадях держались в стороне, ближе к обочине. Прохор согнулся в седле, облокотившись на луку, и о чем-то разговаривал с Костой.

Когда Ильмар с бригадиром спустились с холма, переговорщик громко попросил:

– Атаман Крест, пусть наш разговор состоится без посторонних.

Ильмар переглянулся с Хэнком, посмотрел на Прохора.

– Пусть бригадир останется, – пожелал Коста, – остальные ждут на дороге.

Атаман кивнул Прохору, тот усмехнулся и направил коня к обочине.

Мирч все это время сидел, неподвижно глядя перед собой. Коста, убедившись, что люди Ильмара отъехали достаточно далеко, опустился на лавку и начал:

– Достопочтенный атаман Крест, я так понимаю, что бригадир Хэнк еще не совсем в курсе дел? – Переговорщик положил локти на колени и сцепил пальцы.

– Не совсем, – буркнул Ильмар.

– Тогда я кратко изложу основное.

Пока Коста излагал, атаман наблюдал за лицом Хэнка. Переговорщик и правда очень кратко донес суть дела. При этом умудрился искусно обойти в рассказе тему с Зиновием Артюхом, не коснувшись и ключа-артефакта, уделив большое внимание награде за оказанные медведковской бригадой услуги. Это сильно не понравилось Ильмару, так как последняя фраза прозвучала двояко, с намеком на то, что если атаман Крест и его люди не справятся либо вдруг откажутся от предложения, то Киев не прочь с медведковскими договориться на отдельных условиях. Впрочем, Хэнк никак на это не отреагировал. Ильмар окончательно успокоился, решив, что никакого сговора между киевскими и бригадиром нет, когда последний, поглаживая отвисшую губу, сказал:

– Ладно, понял, засада, значит. Это знакомое дело. А что за караван, кто в нем, сколько народу, как вооружены, какие машины?

– Точно узнаем, когда дозорные вернутся, – ответил Ильмар. – Подумай хорошенько, где в Пустоши караван подловить будет легче.

– Так обогнать его надо, к Можайскому тракту свернуть и обогнать, – тут же предложил Хэнк. Ковырнул болячку на губе и добавил: – На перепутье удобне́е всего.

– А вы как думаете, атаман Крест? – Коста повернулся к Ильмару.

Тот согласно кивнул, думая о другом: людей своих надо сберечь, пускай медведковские воюют. А когда дело исполнят, ключ забрать. Тогда киевские никуда не денутся, все расскажут про Нарочь. Главное, до встречи с их отрядом все провернуть. Пускай себе считают, что он согласен с предложением Хэнка.

– Так и сделаем. – Ильмар хотел уже развернуть коня, когда Коста изменился в лице, расправил плечи, стал серьезен и собран.

– Атаман Крест, бригадир Хэнк, – начал переговорщик, – главным условием нашей сделки будет смерть всех людей в караване Преподобного Геста. Даже если там будут женщины и дети. Ваши люди должны убить всех.

– Всех так всех, – пожал плечами Хэнк. – Мне это все равно.

– Ладно, – согласился Ильмар, хотя вообще-то был против бессмысленной резни. – Значит, обгоняем караван монашенский и устраиваем засаду на пути. Решено.

Он хлопнул коня ладонью по крупу, развернул и поскакал к дороге, махнув ожидавшему у обочины Прохору.

С трудом разлепив веки, Вик уставился в звездное небо. Его снова толкнули в плечо. Приподнявшись на локтях, он наконец сообразил, что лежит в повозке. Луна высоко, время к полуночи. Выходит, долго спал. Вик сел и увидел рядом с телегой Петра. Жрец подоткнул платок у его виска, отступил и поманил за собой.

Вик слез на землю, морщась, потрогал щеки. В голове до сих пор гудело после взрыва на набережной, прокушенный язык распух. Он коснулся опаленных бровей, поправил тюрбан и увидел пятна костров вдалеке под косогором. У подножия холма тянулся неровный строй приземистых навесов, перед ними стояли сендеры и мотоколяски. Поодаль виднелся трехосный фургон, дальше большой круглый шатер. Печку там раскочегарили на славу, с верхушки дымохода срывались искры, взлетали над куполом и гасли в черном небе.

На передке телеги спал Стод. За спиной хрустнули ветки, из зарослей терновника выбрался Эван, бросил посох в повозку и залез следом. Лицо его закрывала тряпка с прорезями для глаз. Пустынник улегся у борта, поерзал, вытащив из-под себя котомку, положил на живот, обхватил ее, сцепив пальцы, и закрыл глаза.

А Гест куда-то ушел, нигде не видно. Вик зевнул, потянулся и схватился за предплечье. Мышцу свело судорогой, в локте кольнуло.

Петр терпеливо ждал, пока он разомнет руку. Из-за холмов донесся вой песчаных шакалов. Над лагерем пролетела ночная птица, коротко крикнула, будто ругнулась на непрошеных гостей, и пропала в темноте.

Когда боль отпустила, Вик снова поправил тюрбан, закрыл лицо платком и взял из повозки посох. Махнув ему, Петр направился к подножию холма.

Миновав караульных, они подошли к навесам, под которыми спали башмачники, и остановились, когда путь преградил верзила Паскаль.

– А-а, – протянул тот. – Пустынники. Дюк говорил про вас, да я позабыл, че вам надо. А?

Вик встал за спиной у Петра, исподлобья глядя на Паскаля.

Башмачник ухмыльнулся:

– Эт я пошутил. Вдруг заговорите, обет свой нарушите. Идем в обоз.

Он развернулся, обойдя заросли, стал взбираться по склону.

Вскоре открылась широкая поляна, где паслись стреноженные кони и горел большой костер. Над огнем висел чан, рядом дымила трубой походная кухня.

Ощутив запах каши, Вик сглотнул.

– Крутит кишки, а? – отозвался Паскаль. – А как вы в Пустоши бродите без еды и воды подолгу? Вам, стало быть, жратву можно не давать? Ладно, ладно, шучу опять!

Он снова хохотнул и пошел к костру, у которого суетились обозные.

– Ну че тут у нас? – крикнул Паскаль издалека. – Кашу сготовили?

– Была вчера, да всю съели.

Вик узнал голос Панка.

– Кого привел? О! – Панк вышел из-за кухни на свет, оглядел пустынников, взял пару поленьев и швырнул в огонь.

– Кормить привел, – сказал Паскаль. – Удачу нужно кормить. Гаврила где?

– Запропал, – отозвался Панк. – Видать, стережет бензовоз у оврага. К холму-то подъехать не смог.

Он вытер руки о рубаху, присел на корточки, но тут же выпрямился. Видно было, что рядом с пустынниками башмачнику не по себе.

– Ты чего такой? – спросил Паскаль.

– Это… ну… – Панк мотнул головой в сторону Петра и Вика.

– А-а. – Верзила многозначительно покивал. – Бывает. Зато они удачу приносят. Такое пережить. Лихорадка, понимашь…

– Угу, – буркнул Панк.

– Зато теперь им нечего страшиться. Кто земляную лихорадку сдюжил, которая весь Минск скосила, тот глупой смертью уже не помрет, тока от старости. Ну, че стал, каши отсыпь. Дюк предупреждал?

– А чего сразу Дюк, он что, указ мне? Мне Копытыч… – Панк смолк.

К костру подошел Оглобля.

Заметив знакомую фигуру, Вик едва не рванул в темень, обратно к зарослям, еле сдержался. Лицо закрыто платком, к тому же брови опалило… Не может узнать его бывший старший бригадир.

Оглобля встал перед костром, протянул руки, чтоб согреть, постоял молча, потом поднял взгляд на Вика и сказал:

– Пустынник, сверши обряд, поделись удачей.

Паскаль кашлянул. Панк боязливо отодвинулся к кухне.

Вик растерялся. Что за обряд такой? Петр шагнул к огню, заслонился рукой от жара и зачерпнул полный котелок каши из чана. Протянув послушнику, показал глазами: сваливай поскорее обратно.

Вик принял котелок, сжал покрепче посох и, стараясь не спешить, поковылял к зарослям.

А если по дороге кто пристанет с этим обрядом? Если еще чего попросят? – размышлял он, шагая уже по склону. Надо Петра подождать. Заныкаться куда-нибудь и, когда тот будет возвращаться к повозке, с ним дальше пойти.