Когда жара невыносима - Джосс Вуд

Элли скорчила гримасу:

– Бедняжка!

– Что-что?

– Что слышал. Если ничего особенного не произошло, к чему такие страдания?

– Именно потому, что ничего не произошло. Тоска и скука. Никакого адреналина.

– Я тебя не понимаю.

– Я сам иногда себя не понимаю. Есть причины, по которым я делаю то, что делаю. Мне нужен драйв. Я хочу жить на полную катушку. – Джек покачал головой, должно быть увидев выражение лица собеседницы. – Может быть, потом объясню тебе причину. Но не сегодня, хорошо?

Еще не готов. Кому, как не ей, это понять?

– Хорошо. Так тебе нужна опасность, риск, верно?

– Не то чтобы опасность, хотя конечно, но больше всего меня радует чувство бесконечной свободы, бьющей через край энергии, это питает меня.

– А в этот раз такого не было?

Джек закрыл глаза.

– Ну, что-то было. Во всяком случае, все чувствовали витающую в воздухе опасность. Чувствовали, что благополучие страны висит на волоске, еще немного – и случится страшное. Но я не чувствовал единения с толпой. Просто выполнял работу.

– Вот как.

– Существует несколько типов военных журналистов. Одни идеалисты, верят, что печатное слово способно изменить мир. Другие, напротив, питаются насилием, жестокостью. Кто-то прячется от происходящего. Я веду репортаж. От начала до конца. Спасать мир – не моя работа. Я хочу иметь дело с голыми фактами, не поддаваясь эмоциям. Я всегда был сверхобъективен. Никогда никого не осуждал, поскольку знал мнение обеих сторон. Ни одна из них не бывает полностью права. Но я был первым – первым! – кому удавалось поймать настроение толпы.

– Ты в самом деле никогда никого не осуждал? – удивилась Элли. – Не принимал ни одну из сторон?

Джек ненадолго задумался.

– В профессии или в личной жизни?

– И то, и другое.

– Что касается политических идеологий, я сохраняю нейтралитет. Конечно, всякое случается, но я убеждаю себя, что расстраиваться из-за этого не стоит. Не имея ярко выраженной позиции, не рискую разочароваться.

Как все запутано.

– Так что там с Кенией?

– Я рассказал о происходящем Митчеллу, и тот назвал меня черствым, неэмоциональным роботом. Разве я робот, Элли?

Девушка положила голову ему на плечо.

– Я так не думаю, но я не видела тебя в работе. По твоим репортажам этого не скажешь, но последний я видела больше полугода назад.

– Еще он сказал, что я привык к насилию, разучился чувствовать чужую боль. Становлюсь бессердечным.

Да уж, услышать такое от Митчелла – вот уж воистину увидел соринку в чужом глазу. К тому же Джека никак не назовешь бессердечным. Возможно, он эмоционально дистанцируется от происходящего, но разве это плохо?

– Может, ты просто хочешь защититься от всего плохого?

Джек пожал плечами:

– Не знаю. Митч заявил, что я выжжен дотла, опустошен. Мы поругались.

– И он отправил тебя домой?

– Он никуда меня не отправлял, как бы ни утверждал обратное, – возмутился Джек. – Я уехал, потому что выполнил свою часть работы. Дальше там справятся и без меня.

– Ты тоже чувствуешь себя опустошенным? – тихо спросила Элли.

– Не знаю.

– Я думаю, тебе просто нужно отдохнуть. После случившегося в Сомали ты через пару недель вновь отправился в далеко не самое гостеприимное место. Когда ты в последний раз отдыхал как следует?

– Отдыхал?

– Да, валялся на пляже, катался на серфе, пил вино, читал увлекательные книги, а не только литературу по работе. Спал до полудня. Одним словом, когда у тебя был нормальный отпуск?

– Не так давно, – улыбнулся Джек и положил ладонь на ее колено.

– Будет врать-то. Может, уже пора?

– Честно говоря, я не умею расслабляться. Валяться на пляже – это не ко мне. Я люблю движение, бешеный ритм жизни, приключения. Когда работаю, я по-настоящему живу.

– Возможно, ты приучил себя к этому, – Элли зевнула, – но это неправильно.

– Иди-ка ты спать, Элли, – ласково сказал Джек, погладив ее по голове. – Оба не выспимся, разве это хорошо?

Элли не думала об этом. Она крепко обняла Джека и прижалась к его обнаженной груди.

– Не слушай Митчелла, Джек. Он думает, что всегда прав, но это не так.

– А вдруг сейчас он прав?

– Во всяком случае, не стоит ему об этом говорить. Твоего признания он никогда не забудет.

Прижавшись к нему всем телом, она задержала дыхание, вдруг оттолкнет. Но он обнял ее еще крепче и зарылся лицом в ее волосы. Элли погладила его по спине. Джек поднял на нее грустные глаза.

– Я скучал по тебе, – сказал он хрипло.

– Я тоже скучала по тебе.

Джек закрыл глаза, тело напряглось. Элли почувствовала его жар сквозь тонкую одежду. Ей так его хотелось! Но она не хотела его хотеть. Не могла себе этого позволить.

И заставила себя сказать:

– Мне пора спать, Джек.

Он немедленно разжал объятия. Она мгновенно замерзла, лишившись его тепла.

– Давай. А я побегаю.

Элли кивнула:

– Спасибо тебе.

– За что?

– За этот разговор. Я думала, ты злишься на меня за ту ночь. Так что для меня это огромное облегчение. Прости меня. Я все не так поняла.

Джек улыбнулся:

– На первый раз прощаю.

– Простишь и на второй.

Джек вздохнул:

– Боюсь, что так.

И стал спускаться по лестнице.

Ночь была темна, улицы пустынны. Только море и небо. Бег давался Джеку легко. Он сумел прийти в форму, но мысли были в беспорядке. Во время бега лучше работало не только сердце, но и думалось легче.

Он не соврал Элли, говоря о своих тревогах, но не рассказал всей правды. Да и как он мог признаться, что все его мысли были поглощены только ею? Раньше ничто не могло отвлечь его от работы. Теперь может. Он видел старых плотников на улицах и тут же вспоминал Элли, которая непременно заинтересовалась бы их работой. Он пил утренний кофе в отеле и вспоминал утра на ее веранде и бесконечную сине-зеленую гладь моря. А ночи! Он проводил их то в печальных раздумьях, то в безумных фантазиях.

Когда она пришла к нему, сердце подскочило от радости, но он знал: это начало конца. Они знакомы чуть больше недели. Почему она вызывает в нем такие чувства? Взять хотя бы этот разговор, ни с кем из своих предыдущих пассий он подобного не обсуждал. Откровенно говоря, они вообще мало разговаривали. Не хотелось привязываться к кому-нибудь из них. Он великолепно научился избавляться от ненужных отношений. Жизнь дала ему второй шанс. Разменять его на ненужные сантименты Джек не хотел. Именно поэтому поспешил ретироваться на прошлой неделе. Не было необходимости лететь в Кению, но была необходимость покинуть этот дом. Не помогло.

Тяжело дыша, Джек остановился. Бледный свет уличных фонарей озарял пляж, волны бились о камни, на небе сгущались тучи. Прежняя жизнь внезапно потеряла смысл. Он мог бы вернуться в Лондон, но вернулся почему-то сюда. Что с ним происходит?