Почти невинна - Джейн Фэйзер

Эдмунд швырнул на подоконник бобровую шапку и стянул сюрко.

— Помоги снять кольчугу.

При всяком отсутствии опыта семейной жизни оба знали, что от них ожидалось. Магдалена была готова исполнить свой долг. Жена обязана ухаживать за мужем, ибо тот проводил дни свои в трудах, защищая и опекая ее, добывая все необходимое для семьи и хозяйства.

Она помогла ему избавиться от кольчуги и стеганой кожаной туники. За ними последовали полотняная рубаха, сапоги и шоссы. Магдалена намочила тряпочку в теплой воде и нерешительно остановилась. Ей следовало самой обтереть его, но она не могла решиться и поэтому протянула тряпочку мужу. Тот тоже поколебался, но взял тряпочку и принялся за дело. Она протянула ему полотенце. Оба никак не находили темы для разговора, занятые совершенно новыми для них ритуалами.

Магдалена не впервые видела обнаженного мужчину. Воины замкового гарнизона довольно часто раздевались под летним солнышком, чтобы искупаться в реке или облиться водой из колодца. Ей, разумеется, приходилось подглядывать за ними украдкой. Магдалене строго-настрого запрещалось и близко подходить к воинам, но это не мешало скучающей одинокой девочке нарушать запрет и забираться в те места, где ей никак не следовало быть. А в Хэмптоне деревенский дурачок Джон часто скакал в лугах голым, как только что остриженная овца, на что никто не обращал ни малейшего внимания. Но близость нагого тела Эдмунда в этой маленькой уединенной комнатке повергла ее в потрясенное молчание, и она изо всех сил пыталась не смотреть на него. Но как можно было не замечать его стройной фигуры, длинных ног, упругости кожи, твердых бугров мышц на руках и бедрах?

Почти с самого дня свадьбы Эдмунд вел жизнь воина: спал в канавах и под кустами, в замках и аббатствах. Однажды усталость одолела его прямо в воротах захваченного города, и он крепко заснул, не обращая внимания на грабящих дома солдат, горящие здания, вопли насилуемых и раненых. Он видел обезглавленных и проткнутых стрелами и копьями людей на поле боя и сам обезглавливал и протыкал врагов. Дрался, не имея в руках ничего, кроме кинжала, знавал жажду крови и слепящее торжество победы. Становился свидетелем пыток, безжалостной резни, ужасающих ран, несправедливых казней и принимал все как должное. Таковы будни войны. Ратного труда, который выпал на его долю и которым он будет заниматься, пока Господь хранит его.

И все это время он брал женщин, в основном шлюх… если не считать одной. Но об этом Эдмунд предпочитал не задумываться. В конце концов он исповедовался, покаялся и получил отпущение грехов, так что неприятное воспоминание не должно его больше тревожить. Он ничего не знал ни о девственницах, ни о дамах благородного происхождения, и собственная нагота в присутствии этой хрупкой, тоненькой молчаливой девушки и воспламеняла, и лишала самообладания. Ее безгласная услужливость приводила в восторг. И все потому, что это его жена. Жены — полная противоположность потаскухам, и их покорность мужьям разительно отличается от того повиновения, которое можно купить за деньги.

Когда Эдмунд закончил умываться, Магдалена отвернулась, старательно сложила полотенце, разглаживая каждую складку и морщинку влажной материи, и не торопясь положила его на сундук, тем самым показав, что ей нечего больше делать.

— Магдалена, — тихо, настойчиво окликнул муж. Рука на ее плече показалась невыносимо жесткой. Он повернул ее к себе лицом. Она уставилась в горящие страстью глаза, такие же синие, как у его дяди, и задрожала, как котенок, слишком рано отнятый от матери. Ужас одолевал ее перед возможной силой этой страсти, мощью мужского тела, от сознания собственной беспомощности, неумения справиться с ситуацией. Она вспомнила, как смотрел на свою жену Гай де Жерве, какая доброта светилась в его взгляде, какими мягкими были речи, какими нежными — прикосновения и поцелуи. Магдалена понятия не имела — да и откуда ей было знать — о той горячей любви, которая много лет пылала между супругами, о пламенных, чувственных соитиях их молодых тел, о том, сколько раз Гай де Жерве изливал свою похоть в жаркое лоно супруги и та принимала ее, как бесценный дар. Но Магдалена ничего не ведала о подобных вещах. Ей запомнились лишь светлые моменты драгоценного супружеского согласия, а сейчас бедняжку обуревал нерассуждающий страх перед неведомым.

Эдмунд притянул ее к себе, обвив рукой талию, распластав ладонь на ягодицах. Другой рукой он приподнял ее подбородок и впился поцелуем в губы. Чужой язык скользнул ей в рот, и она почувствовала вкус вина. Эдмунд прижимал ее к себе так грубо, что расплющил груди, и Магдалена едва сдержала крик боли. Но тут же невероятное безразличие овладело ею, апатия, порожденная сознанием того, что она все равно бессильна изменить течение событий. Рано или поздно это случается со всеми женщинами, если только они не идут в монастырь или, подобно Элинор, не остаются старыми девами, зависящими от милости родных.

Муж тяжело навалился на нее, и она рухнула на постель, ощущая, как неловкая рука задирает подол платья. Эдмунд так спешил поскорее овладеть женой, что даже поцарапал ей бедро. Магдалена заерзала, пытаясь освободить сбившиеся юбки, стремясь поскорее покончить со всем этим, ненавидя шершавые, настойчивые пальцы и все же твердо сознавая, что он не желает ей зла, не затаил обиды и, если бы можно было, ни за что не причинил бы ей боли.

Но беда в том, что у Эдмунда не было ни времени, ни желания остановиться и подумать. Ему в голову не пришло вести себя с Магдаленой иначе, чем со всеми остальными женщинами, которых он брал. Он просто не умел по-другому.

Исторгнув семя, он откатился от нее и немедленно погрузился в глубокий сон: сказались усталость, долгая дорога, выпитое вино и полученное удовольствие.

Истерзанная Магдалена кое-как выбралась из-под него и долго смотрела сухими глазами в зимние сумерки за окном. Свечи не зажигались, и только мерцание огня немного рассеивало серый полумрак. Ее платье и сюрко безнадежно помялись и скрутились на талии неуклюжим комом, давившим на поясницу. Она осторожно сползла с кровати и расправила одежду. На простыне темнело пятно крови. Что ж, по крайней мере ее муж может быть уверен в неоспоримом доказательстве невинности жены.

Магдалена медленно побрела к окну, морщась от саднящей боли между бедер, тихо отворила дверь и со вздохом облегчения вышла в коридор. Но радость была временной. В тишине и спокойствии башни она неожиданно для себя разрыдалась. Пришлось остановиться и прислониться к стене прямо под горящим факелом.

А тем временем Гай де Жерве поднялся по той лестнице, что находилась в дальнем конце коридора, и уже хотел свернуть к своей комнате, когда увидел тоненькую фигурку в сюрко из парчи цвета слоновой кости, поблескивавшей в свете факела: точь-в-точь обмякшая, поломанная и выброшенная за ненадобностью кукла. Гай от неожиданности замер, словно нахлынувшая паника лишила его способности двигаться. Опомнившись, он метнулся к ней, но Магдалена уже оттолкнулась от стены и, спотыкаясь, побрела к лестнице.