Круг невинных - Валентен Мюссо

С этого мгновения я больше не буду упоминать тебя, Владыка Бурь, омерзительное существо из пучины морской. Я позволю тебе выполнять твою зловещую работу, не пытаясь ни понравиться, ни бороться с тобой. Но я больше не желаю, чтобы твое имя оскверняло мой рот и мои уши.

Теперь я назову тебя «вещь»…

Ницца

Жюстина вложила монету в громадный кофейный автомат, выбрала эспрессо без сахара и не поддалась желанию вытащить сигарету. Со стаканом кофе в руке она вошла в помещение комиссариата и уселась в углу кабинета Марка Монтейро. Тот, хотя и был погружен в чтение досье, сразу же поднял на нее взгляд. Он уже давно не удивлялся бесцеремонному поведению своей напарницы. И оно ему нравилось.

– Прекрасно сработано, – сказал Монтейро самоуверенным тоном. – Кажется, дело движется быстрее. А я боялся, что мы в нем увязнем…

– Не стоит радоваться раньше времени, – возразила Жюстина, предпочитавшая всегда перестраховываться.

Впрочем, дело и вправду пошло быстрее, особенно благодаря исповеди Сандрины Декорт.

Вначале Жюстина с недоверием отнеслась к неожиданному разоблачению, сделанному молодой девушкой: Николя Карелла в начале года изнасиловал девушку из лицея. Причем не абы какую девушку, а Орели Донасьен, о которой говорил Стефан Лоран и с которой хотел встречаться Себастьян Кордеро. Рассказ Сандрины Декорт был кратким, но произвел сильное впечатление.

Вечерами в общежитии становится более оживленно. После наступления комендантского часа хождение друг к другу в принципе запрещено, но на деле за этим никто не следит. У обитателей имеется привычка шататься из комнаты в комнату, работать группами или курить сигареты в темноте больших барочных лестниц лицея. Чаще всего в это время царит некоторая неразбериха и правил не особенно строго придерживаются. Однако во время первого триместра учащиеся стараются хорошо зарекомендовать себя, и поведение их весьма сдержанно.

Вечером в начале октября, когда в лицее наступила тишина, Орели Донасьен с научного подготовительного вернулась в комнату после часа ночи и в слезах. Поскольку перегородки достаточно тонкие, ее соседка, некая Жюли Хоффман, которая, несмотря на поздний час, продолжала заниматься, прибежала к ней. Крайне потрясенная, девушка не переставала рыдать. Жюли попробовала успокоить ее, пытаясь узнать, что могло привести ее в такое состояние. Но Орели Донасьен была не в состоянии отвечать на вопросы своей однокашницы.

Через четверть часа, когда Орели немного пришла в себя, она в свою очередь попыталась успокоить Жюли. Ничего страшного, совершенно не о чем беспокоиться, это просто упадок сил, сейчас все пройдет. Но Жюли ни на мгновение ей не поверила. Было ясно, что это истерическое состояние не имеет ничего общего с обычным нервным расстройством.

Однако мало-помалу, поскольку Жюли не оставляла ее в покое, продолжая задавать вопросы, Орели в конце концов заговорила. Но это были отрывистые маловразумительные слова. Она стыдится сама себя, она никогда больше не сможет посмотреть в зеркало. Она сама себе отвратительна… Как она могла позволить сотворить с собою все это!

Забеспокоившись, Жюли силой отвела ее к дежурной медсестре. Та дала ей успокоительное, и девушка отправилась к себе.

В последующие дни и недели Орели Донасьен резко изменила поведение. До этого она была открытой и жизнерадостной, а теперь стала одинокой и угрюмой. Она замкнулась в себе и потеряла прежнюю уверенность. Большинство ее товарищей были озадачены этой внезапной переменой.

Но однажды вечером, когда Сандрина задержалась в комнате Орели, та вдруг сделалась не такой скупой на признания. Она выложила все, как если бы груз молчания стал слишком тяжелым для нее. Она рассказала о Николя Карелле с отделения современной литературы, который уже несколько недель ходил вокруг нее. Известный как фантастически самовлюбленный молодой человек, Карелла служил объектом сплетен, что его привлекают как девушки, так и юноши – впрочем, больше из-за «литературной» утонченности, пропитанной античной философией, всеми этими эрастами и куросами, чем в силу реальных сексуальных наклонностей. Он несколько раз предлагал ей встретиться с ним, но она не решалась. Впрочем, с ее стороны это было скорее позой. Орели всегда была доступной девушкой. Еще подростком она встречалась с большим количеством парней, и все ее приключения заканчивались одинаково: они продолжались не больше недели или были вообще на одну ночь. Поэтому никто не принимал всерьез ее притворное сопротивление.

В тот вечер она согласилась заглянуть к Карелле в комнату. Там еще были Бенжамен Герме и Жюльен Гета – два его друга, по общему мнению привлекательные молодые люди, но фантазеры и дилетанты. Они легко попали под его влияние и, казалось, жили в скорлупе, отгородившись от реального мира. Все вместе они провели вечер, болтая и попивая текилу, которую принес один из этих двоих. В общежитии некоторые учащиеся потребляли много алкоголя – проблема, которая много раз обсуждалась ассоциацией родителей лицеистов. В любом случае никто не мог уследить за содержимым шкафов и книжных полок каждого обитателя.

Поговорили о лицее, о стремлениях каждого из присутствующих, а также о любовных связях, и особенно о сексуальных. Бо́льшую часть вечера Карелла изображал философа, излагая безумные теории, которые производили впечатление на товарищей, уже достаточно размягченных алкоголем и готовых внимать чему бы то ни было. Орели принялась задавать вопросы об их маленьком «кружке», в который очень хотела войти.

И тут кто-то из юношей упомянул подвалы лицея, в которых Орели еще не случалось бывать. Карелла заговорил о длинных сырых коридорах, о маленьких комнатках со стенами из темного камня, в которых грудами лежат старые книги и разные необычные предметы, скопившиеся там за многие годы. Нарисованная им картина была как будто целиком и полностью взята из романа Лавкрафта. Пленившись таким описанием, Орели попросила собеседников проводить ее в эти знаменитые подвалы. Но было уже поздно, и никто точно не знал, открыты ли они сегодня. Герме и Гета неожиданно проявили сдержанность и отказались. А вот Карелла и Орели решили испытать удачу.

Против всех ожиданий, дверца внизу каменной лестницы была не заперта.

Подвалы оказались именно такими, как их описывали молодые люди: холодными и наводящими тревогу. Путешественники взяли с собой карманный фонарь, поскольку не знали, как зажечь там неоновые лампы. Они брели наугад по коридорам, и Карелла, пытаясь испугать Орели, издавал зловещие завывания. Но очень быстро на смену ребяческому веселью пришло не такое невинное настроение. Карелла принялся заигрывать с девушкой, которая смеялась во все горло, чтобы разрядить обстановку. Тот же принял этот смех за молчаливое согласие и принялся целовать ее в довольно агрессивной манере. Сначала Орели не сопротивлялась, думая, что за этим ничего не последует. Но молодой человек продолжил столь же напористо, сопровождая поцелуи настойчивыми ласками. Его правая рука скользнула под юбку Орели, а затем – по бедру до самых трусиков.

– Подожди! – закричала девушка.

Но Карелла и не думал ждать. Он не выпустил ее из объятий и продолжил так же назойливо ласкать.

– Слушай, а ведь будет забавно сделать это здесь…

– Ненормальный, отпусти меня сейчас же! Знала, что ты странный, но не до такой же степени…

– Ты спишь со всеми в лицее, хватит корчить из себя святую невинность, – бросил он, резко сдирая с нее трусики.

И тут девушка по его тону поняла, что Карелла не остановится, не получив того, что хочет. Ситуация очень быстро становилась катастрофической. За несколько секунд Карелла из балагура, с которым ее связывали товарищеские отношения, превратился в насильника, опьяненного сознанием своей власти. Он оскорблял Орели и явно получал удовольствие от ее бесполезных попыток сопротивления… Девушка ощутила какой-то животный ужас при виде его гримасничающего лица, от трясущихся жестоких рук с шероховатой кожей. Она отбивалась, но напрасно и в конце концов уступила этому комку злобы, убеждая себя, что это всего лишь ночной кошмар.

Но самым поразительным в глазах девушки была новая перемена в его поведении после того, как обидчик поправил свои брюки. Он помог ей подняться и выйти из подземелья, после чего одарил любезным «доброй ночи», как если бы они всего лишь выпили вместе кофе.

С четверть часа Орели сидела в бледном свете фонарей. Постепенно по ее щекам потекли слезы, и она оказалась не в силах остановиться. Затем поднялась в комнату, куда чуть позже пришла и ее подруга.