Контур человека: мир под столом - Мария Александровна Аверина

Мне опять очень захотелось спросить Бабушку, не прогнала ли она того песика. Я ввинтились в плотный, исходящий мокрым паром слой людей, с трудом отличила полы Бабушкиного плаща и стала за них дергать:

– Баб… баб… ба…

Однако вскоре мне стало понятно, что это небезопасно: Бабушка как раз темпераментно выясняла с кем-то, кто где стоял, и мне могло «прилететь», что называется, «рикошетом». Пришлось вернуться на подоконник и издали наблюдать за постепенно накипающими страстями.

Вот женщина с трудом выпутывается из толпы, вдоль очереди передвигая свои пакеты – куда ей столько и как она понесет все то, что купила? Рук-то всего две, а пакетов… Вон бабушка с дедушкой – у дедушки в руках авоська еще пустая. Бабушку он заботливо под локоть поддерживает – наверное, ей стоять тяжело. А вот женщина: очки на носу, книжка в руках – все ее толкают, а она не замечает. Дамочка какая-то на высоких каблуках, в обтягивающих розовых штанах и розовой же кепке на абсолютно… розовых волосах, глядя в малюсенькое зеркальце, подкрашивает губы. Странные эти взрослые: охота им так долго здесь торчать? Книжки удобнее читать дома в кресле под лампой, пожилым людям под ручку лучше по бульвару гулять, чем здесь в духоте толкаться…

Время от времени поверх толпы выглядывало встревоженное лицо Бабушки с ищущими и перепуганными глазами. Найдя меня, она махала рукой или грозила пальцем – видимо, в зависимости от настроения в данный момент. Я тоже в ответ махала ей рукой и старательно кивала, дескать, все помню, никуда не ухожу, сижу как пригвожденная.

Сидела-сидела, вдруг вижу: на полу денежка валяется. Подобрала монетку, зажала в кулачок и только собралась Бабушке отнести – вот она мне конфету купит, так до зарплаты и доживем! – как надо мной навис старичок: весь в обтрепанных грязных одежках, худющий и очень злой. От него неприятно пахло, а главное – он мне Бабушку заслонил, ее теперь стало совсем не видно, и я занервничала.

– Ты чего тут, малявка, под ногами крутишься? – спрашивает.

– Бабушку жду, – отвечаю испуганно.

– Мотай давай к своей бабушке! – отчего-то разозлился старичок. – Накупит она тебе сейчас колбас да конфет. И еще красной икры сверху. Совсем народ с жиру взбесился… А кому-то вообще есть нечего!

Я испугалась и, нырнув в толпу, стала искать Бабушку. Нашла. Зацепилась за ее руку и стала размышлять, хорошо ли это – с жиром беситься или лучше без него?

Народ тем временем, чем ближе к прилавку, тем больше напирает. Вот кто-то об меня запнулся, чертыхнулся. От кого-то я сама шарахнулась, наступив этому кому-то на ногу, этот кто-то меня обругал, я испугалась, к Бабушке прижалась.

– Машенька, иди все же на окошке посиди, тебя ведь затопчут. А я сейчас… совсем немножко осталось, – жалобно попросила вконец изморенная Бабушка. Ей явно было не до меня.

Я опять кое-как пролезла под ногами, но на подоконнике теперь места не оказалось – сумки, сумки, сумки. Да и народу в магазине поприбавилось.

Нашла я какой-то перевернутый ящик, села. И тут опять тот старичок идет. Людям в глаза заглядывает и руку протягивает. А рука трясется. От него все прямо чуть не шарахаются.

Но так он жалобно эту свою руку тянет, что я не выдержала. Слезла со своего ящика, подбежала к нему и спросила:

– Дедушка, вас за руку подержать надо? Давайте я подержу.

– Чего? – оторопел старичок.

Люди в очереди вдруг перестали разговаривать и стали на нас смотреть.

– Ты чо, больная, что ли? – грубо спросил старичок.

– Нет. Если бы я была больная, бабушка не взяла бы меня в магазин, – уверенно сказала я. – Вы потерялись? Где ваша бабушка? Давайте я вас за руку возьму и к ней отведу.

Дедушка аж задохнулся от ярости:

– Издеваешься?! Вы все тут надо мной издеваетесь! Какая рука? Какая бабушка? Нету у меня руки! Я ее на войне потерял! – Его лицо покрылось красными пятнами, губы задрожали. – Нету у меня моей бабушки! Я ее в эту вашу перестройку гребаную потерял. Похоронить не на что было! Сын вон на «Ауди» раскатывает, а отец на помойке побирается! Шлюха его, как елка новогодняя, в брильянтах, а отцу хлеба купить не на что… Будьте вы прокляты все с вашими «ускорениями», «гласностями», «приватизациями», «ваучерами»… В аду гореть вашим Мишкам Меченым, вашим Гайдарам с Чубайсами… Напустили в страну дерьма всякого… Разве за это мы в окопах четыре года вшей кормили?

И вдруг старичок заплакал.

Тут я встала в тупик – при мне взрослые дяденьки никогда не плакали.

– Вы, дедушка, не плачьте, – сказала я. – Вы за мою руку держитесь – и вам станет легче! Бабушка всегда так делает, когда я коленку разобью или палец порежу.

– Отстань ты со своей рукой! – заорал старик. – Я денег прошу – мне есть нечего! А еще ты тут!

Я хотела было уже зареветь от обиды, но тут вспомнила, что денежку нашла.

– Нате!

Старичок замер.

– Хоть ребенок старика накормит, – жалостно вздохнул кто-то в очереди.

– Угу… На водку ему не хватает, а не на хлебушек, – буркнул проходящий мимо мужчина.

Старик смотрел на меня, не мигая, и молчал.

– У меня больше нет! – на всякий случай сказала я.

Очередь тоже молчала. Внезапно женщина в очках голову от книжки подняла, в кармане покопалась и старичку в протянутую ладонь мелочи высыпала. И опять в книжку уставилась, словно ей отчего-то стыдно стало. А там и Бабушка, которую дедушка поддерживал, уже в кошелечке монетки перебирать начала. Какой-то высокий дядя деду в карман бумажку сунул…

И вдруг у старика стала трястись не только рука, но и голова. Мне от этого стало так страшно, что вслед за ним и я заревела. В голос.

Внезапно откуда-то Бабушка вынырнула – руки у нее заняты хлебом, сверх всего кошелек торчит, лицо сердитое и обеспокоенное.

– Что случилось? Упала или обидел кто?

– Обидел, – всхлипывала я. – Вон тот чужой дедушка. Монетку у меня взял, а от руки отказался…

– Какой руки? Какую монетку? Иди за мной немедленно! Сказала, далеко от меня не отходи! – забурчала Бабушка и стала проталкиваться к подоконнику, чтобы хлеб в сумку уложить.

– Я его за руку подержать хотела! – захлебывалась я. – Ты ведь всегда меня за руку держишь, когда мне плохо и обидно. А он голодный, его все обижают, а руку не взял.

– Сама виновата: сколько раз говорила я тебе чужим руку не давать, – словно не слыша, машинально продолжала Бабушка, рассовывая хлеб в целлофановые пакеты, прихваченные из дому. – Мало ли что у них на уме. Хватит реветь! А где ты денежку взяла. Я ведь тебе не давала.

– Нашла-а‐а… – тянула я от души. – Мне дедушку жалко. Он такой некрасивый и злой, потому что его никто за руку не берет, когда ему плохо. У него бабушки нет…

Бабушка оглянулась, нашла глазами героя