Сумеречные охотники. Город стекла - Кассандра Клэр

— Клэри?

— Привет, Изабель, — слабо улыбнулась Клэри.

Изабель оперлась плечом о косяк и мрачно произнесла:

— Вот черт.

В камере Саймон рухнул на койку и стал слушать, как удаляются шаги стражников.

Еще одна ночь в узилище. Ночь на размышление, на то, чтобы «вспомнить» нужную Элдертри мелочь из прошлого. Значит, так выглядит история со стороны? Даже в самых страшных мыслях и ужасных кошмарах не мог Саймон представить, будто его заподозрят в сговоре с Валентином.

Валентин прославился ненавистью к нежити. На корабле он выкачал из Саймона кровь и оставил умирать, хотя Инквизитор этого, пожалуй, не знает.

Из соседней камеры послышался шорох, и давешний хриплый голос произнес:

— Признаться, я гадал, вернешься ты или нет. И раз уж ты вернулся, смею предположить: Инквизитор желаемого от тебя не добился.

— Да, фиг ему. — Встав с койки, Саймон принялся ощупывать стену между камерами. Он искал трещину или хоть что-нибудь, чтобы заглянуть по ту сторону. — Кто же вы?

— Элдертри — человек упрямый, — продолжал говорить сосед, не слыша вопроса. — Попыток он не оставит.

Саймон оперся плечом о замшелую стену:

— Значит, я здесь надолго.

— Мне, я думаю, ты не скажешь, чего хочет Элдертри…

— А зачем?

В ответ раздался смешок — будто железом по камню провели.

— Я сижу в подземелье дольше твоего, светолюб, и поверь: в тюрьме не больно-то чем можно занять ум. Радуешься всякому развлечению.

Саймон сплел пальцы на животе. Оленья кровь притупила голод, но тело все еще изнывало от жажды.

— Вы зовете меня светолюбом. Почему?

— Слышал, как о тебе говорили стражники. Мол, объявился вампир, способный разгуливать под солнцем. Таких прежде не было.

— Но имя мне все-таки придумали. Удобно.

— Светолюб — словечко от нежити. Не Конклав его выдумал. У нежити сохранились легенды о подобных тебе. Странно, что ты не знаешь.

— Я не так уж и давно стал вампиром. Зато вы, смотрю, обо мне много знаете.

— Стража любит посплетничать. Лайтвуды, пронесшие через портал истекающего кровью вампира, — та еще тема для слухов! Признаться, я и не надеялся, что ты окажешься тут… пока стражники не пришли готовить тебе узилище. Как Лайтвуды стерпели подобное?!

— Почему нет? — горько произнес Саймон. — Я никто. Нежить.

— Для Консула — может быть, но Лайтвуды…

— А что Лайтвуды?

— Сумеречные охотники, живущие за пределами Идриса, особенно те, кто руководит Институтами, относятся к тебе подобным. Конклав же, напротив, более… узок в своем мировоззрении.

— Тогда кто вы? — спросил Саймон. — Нежить?

— Я — нежить?! — гневно воскликнул собеседник, оскорбленный одним только предположением. — Меня зовут Сэмюель. Сэмюель Блэкберн. Нефилим, состоял в Круге и во время Восстания рубил нежить. Я не один из них.

— О… — сглотнул Саймон. Во рту ощущался привкус соли. Членов Круга Конклав изловил и покарал, за исключением тех, кто сумел выторговать прощение или принять ссылку. — Так вы сидите с тех самых времен?

— Нет. После Восстания я бежал из Идриса и скрывался многие, многие годы, пока, словно дурак, не решил, будто обо мне все забыли. Вернулся домой и в тот же миг был схвачен. У Конклава свои методы слежки за врагами. Я предстал перед Инквизитором, и меня допрашивали несколько дней, а после бросили в темницу. — Сэмюель вздохнул. — У французов такие тюрьмы называются oubliette. Место, куда скидываешь гнить мусор, забывая о нем, не ощущая вони.

— Прекрасно. Я-то мусор, нежить. Но вы — нефилим.

— Нефилим, который вступил в сговор с Валентином. Я хуже тебя — перебежчик.

— Вообще-то осталось много нефилимов, бывших союзников Валентина. Лайтвуды, Пенхоллоу…

— Они отвернулись от хозяина. Я — нет.

— Почему же?

— Валентина я страшусь куда больше, чем Конклава, — ответил Сэмюель. — Будь у тебя мозги, светолюб, ты понял бы меня.

— Ты же в Нью-Йорке! — воскликнула Изабель. — Джейс говорил, ты передумала и захотела остаться с мамой!

— Он солгал, — невыразительно ответила Клэри. — Сначала мне — о том, когда вы отправляетесь, потом вам — о том, будто я передумала идти в Идрис. Ты сказала, что Джейс никогда не врет? Ну вот, ошибочка вышла.

— Обычно — не врет. — Изабель побледнела. — Слушай, ты прибыла сюда из-за… из-за Саймона?

— Нет, Саймон, слава богу, остался в Нью-Йорке. Взбесится, конечно, оттого, что не успел попрощаться со мной. — Невыразительная мина на лице Изабель начинала раздражать Клэри. — Ну все, Изабель, впусти. Мне надо к Джейсу.

— Значит… ты прибыла своим ходом? Надеюсь, с разрешения Конклава? Умоляю, скажи, что они разрешили.

— Вообще-то, не совсем так.

— Ты нарушила закон?! — вскрикнула Изабель и тут же резко понизила голос, продолжая шепотом: — Если Джейс узнает, ох он и разозлится. Клэри, лучше тебе вернуться домой.

— Нет. У меня дело в Идрисе, — продолжала гнуть свое Клэри, даже не понимая, откуда в ней такое упрямство. — И еще мне надо поговорить с Джейсом.

— Время неподходящее. — Изабель тревожно огляделась, словно ища кого-нибудь, кто поможет спровадить Клэри. — Пожалуйста, возвращайся в Нью-Йорк, а? Очень тебя прошу.

Клэри ощутила укол обиды:

— Я-то думала, ты на моей стороне, Иззи.

Изабель насупилась и, как маленькая, закусила губу. Белое платье и волосы, убранные в высокий хвост на затылке, делали ее совсем юной. За ее спиной на стенах холла с высоким потолком висели старинные картины, написанные маслом.

— Слушай, я и правда за тебя, но Джейс… Ой, господи! Где ты откопала боевое облачение?

Клэри осмотрела себя:

— Долго рассказывать.

— В таком виде тебе сюда нельзя. Джейс увидит и…

— Что? Что тогда? Изабель, я прибыла в Идрис из-за матери. Джейс сколько угодно может не хотеть моего присутствия. Вот только дома он меня держать права не имеет. Я должна быть здесь. Мама это одобрила бы. Ты сама ради своей мамы поступила бы так же?

— Конечно, — ответила Изабель. — Но, Клэри, у Джейса есть причины…

— С удовольствием их выслушаю, — сказала Клэри и, поднырнув под руку Изабель, прошла в прихожую.

— Клэри! — взвизгнула Изабель и кинулась следом, но Клэри уже преодолела полкоридора.

Той частью разума, что не следила за Изабель, Клэри изучала интерьер. Внутри все походило на дом Аматис: такое же высокое и утонченное, только больше и богаче украшенное. В конце коридора имелась комната, вытянутые вверх окна которой выходили на широкий канал. Белые лодки бороздили водную гладь, словно подхваченные ветром парашютики одуванчиков. У окна на диване сидел темноволосый парень и читал книгу.