Золотой архипелаг - Фридрих Незнанский

Ехать было недалеко: благо, сообщение налажено. По пути кое-кто протрезвел, но отступать уже не хотелось. Вовка и Клавка всех взводили, как сжатую пружину. Зато на площади — вот была потеха! Особенно когда девчонки-москвички завизжали и испугались. Когда тебя боятся — это ни с чем не сравнимо. Хлюпикам и добрячкам не объяснить, а сильные люди знают. Ради этого стоит жить!

Ну, приверженцам этой нехитрой морали было показано, что на каждую силу находится другая сила. Лейкин, Меркулов и Турецкий, то есть Меркуловская следственная бригада, нашли, обезвредили, посадили в тюрьму одиннадцать «борцов за правду» из Подольского района Подмосковья. Возможно, какие-нибудь правозащитники стали бы лить по ним слезы, но что касается Турецкого, он не сомневается, что посадили их правильно. В любом обществе найдутся люди, которые вместо того, чтобы пытаться хоть как-то усовершенствовать свою жизнь, предпочитают обвинять в своих неудачах других. И если их душевное состояние по-своему заслуживает жалости, то прощать убийства тех, в ком они произвольно видят виновников своих неудач, — это уж извините. Такого не позволено делать ни в каком обществе, кроме, может быть, общества людоедов на каких-нибудь далеких Андаманских островах.

Но, в общем, это все к делу не относится и, за давностью лет, не имеет значения. Имеет значение Игорь Лейкин. Да, так что же Лейкин?..

Этот Игорь Лейкин, вспоминал Саша, был заядлым спорщиком. По каждому поводу он спорил с шефом следственной группы, во всем был с ним не согласен, всегда находил, чем его подцепить! Костя Меркулов тогда очень злился. А он, Саша Турецкий, подтрунивал над ними обоими. Да-а, не сказать чтобы золотой характер был у Игоря, возможно, за это он и пострадал. Ау кого, если разобраться, характер золотой? У самого Турецкого, что ли? Нет, безусловно, он сам о себе так сказать не может, да и Ирина Генриховна не согласится. Если человек всю жизнь имеет дело с преступниками — как следователь или как адвокат, — безразлично, характер у него портится. Жизнь в постоянной близости к опасности не способствует благодушию…

Александр Борисович разволновался, ядовитая иголочка кольнула его в самое сердце, что-то в нем взыграло — на месте Игоря мог оказаться он сам? И Костя Меркулов? Ошеломленный происшествием с Лейкиным, Турецкий решил сам докопаться до сути этого дела. Захотел получить ответ на кардинально важные вопросы: за что, почему, кто и по какому заказу нанес черепно-мозговую травму Игорю?

Вот так и получилось, что Турецкий познакомился с прокурором Северного административного округа столицы советником юстиции Русланом Малютиным и следователем юристом первого класса Михаилом Ромовым, который вел дело о нападении на Лейкина.

АНДРЕЙ АКУЛОВ. ВСТРЕЧА СО СТАРЫМ ПИРАТОМ

Среди гостей, которые посещали в свое время трехкомнатную квартиру на проспекте Мира возле ВДНХ, был один человек, которого Маргарита Николаевна Ганичева узнала бы даже спустя столько лет… По очень простой причине: он практически не изменился. Правда, на лице прибавилось морщин, походка стала более медленной и неуверенной, а кожа на руках превратилась в изжелта-коричневые перчатки из тисненой кожи, но это был, вне всяких сомнений, он. Те же резкие, подвижные, близко посаженные глаза, те же густые, лохматые — теперь седые — брови, тот же изогнутый нос, похожий на консервный нож. Внешне он смахивал на кавказца и говорил с неистребимым гортанным акцентом, но при этом правильно говорил, литературно. Кстати, в отличие от большинства гостей Андрея Акулова, был безукоризненно вежлив. Почему-то, однако, именно он внушал юной и беззащитной Рите Ганичевой наибольший страх.

Много воды утекло с тех пор. Однако вежливый, с хорошими манерами старик продолжал навещать Андрея Акулова. И по-прежнему Андрей принимал его хорошо. Очень хорошо. Со всеми возможными почестями.

На этот раз встреча происходила в отдельном кабинете московского ресторанчика, украшенного кальянами, подушками и орнаментом в духе восточной экзотики, — эти заведения, эксплуатирующие тоску части столичного населения по мусульманскому миру, расплодились в последние годы, словно грибы. Меню пестрело всевозможными обильными вкусностями: по заказу вам тут приготовят хоть барана, зажаренного целиком. Однако важный посетитель ел мало: на его стороне стола стояла лишь крохотная чашечка кофе по-турецки, вторая — чуть побольше — чашечка с холодной чистой водой и низкая, плетенная из соломки вазочка, наполненная какими-то сладостями, похожими на хворост. Что стояло перед ним, Андрей Акулов едва замечал и ковырял в тарелке вилкой вяло, безучастно. Диалоги, которые вел с ним Ромео, лишали его аппетита. А порой и надолго — сна.

Ромео — как ни смешно звучит, это не кличка, не воровское погоняло: именно такое поэтичное имя дали отпрыску в одной из южных республик СССР, тогда еще могучего и нерушимого. Имя притягивает судьбу: верь не верь, а в шестнадцать лет горячий юноша повторил, в некотором роде, поступок своего шекспировского тезки, нанеся смертельную рану ножом однокласснику, которого приревновал к своей девушке. Последовала первая отсидка… Другого бы, да еще в таком инфантильно-уязвимом возрасте, это сломило, но только не Ромео: напротив, в зоне он приобрел силу, связи и авторитет. Такова была принятая между своими версия приобщения начальника к уголовному миру, и Акулов не испытывал ни малейшего желания ее оспаривать. С него хватало и того, что, когда он познакомился с Ромео Хассанычем, тот носил гордое погоняло Грузовик. Почему именно Грузовик, не объяснялось: может быть, потому, что выносить приходилось уж очень тяжелую нагрузку — вся мощь их, как принято выражаться, организованного преступного сообщества ложилась на плечи Ромео. А может, потому, что, подобно упорной машине, пер по бездорожью, пролагая новые пути… Тесные контакты с чиновниками — его заслуга. В конечном счете усилия Ромео Хассановича в немалой степени способствовали формированию того, что носит название мафии — иными словами, как точно выразился в разговоре с Турецким Костя Меркулов, сращению властных и криминальных структур.

— Отличный кофе, Андрюша, — едва коснувшись края чашечки сухими, как свернутые в трубочку пожухлые листья, губами, бесстрастно сообщил Ромео. — Люблю крепкий кофе, черный, как беззвездная ночь в горах. Но, увы, приходится его запивать холодной водой: сердечко пошаливает. Доживешь до моих лет, тоже придется следить за сердцем.

— Спасибо на добром слове, Ромео Хассанович, — опустив глаза к тарелке, сказал Андрей Акулов. — Вряд ли доживу.

— Может быть, и не доживешь, Андрюша, — так же бесстрастно согласился Ромео. — Если мухлевать будешь!

Чего-то похожего Акулов ожидал, но подготовиться не сумел. К этому невозможно было подготовиться! Глаза, обычно спрятанные под навесом густых бровей, казалось, высунулись из орбит, пронизывая визави обжигающим взглядом, рот превратился в прямоугольник, сверкающий плотным рядом безукоризненно белых зубов. Страшен был не только гнев этого неукротимого человека, но и неуловимая мгновенность перехода от невозмутимости к бешенству. Точь-в-точь кобра: секунду назад она скользнула между камнями, сливаясь с ними и с песком, — и вдруг балансирует перед тобой на хвосте, угрожающе шипя и раздувая капюшон, отмеченный знаком смерти.

— Забыл, Андрюша? — шипел Ромео. — Забыл, кому обязан всем?

— Помню, Ромео Хассанович, — пролепетал Андрей, отшатываясь вместе со стулом. Задетая вилка жалобно звякнула. — Что вы такое говорите? Я ничего не забыл.

Забудешь тут! По гроб жизни Акулов не забудет тюрьму, где встретил Грузовика. Грузовик в тюряге не задержался — и младшего товарища вытащил. По гроб жизни не забудет Акулов, что, побывав короткое время в заключении, с помощью первоначального капитала, денег общака, создал свою крупную компанию с многомиллионным капиталом. При этом и он сам, и его компания служат интересам мафии, отчисляя ей оговоренный процент прибылей. Это не просто воспоминания. Это условия жизни. С ними можно расстаться, только покинув жизненный предел…

Гнев Ромео прекратился также внезапно, как начался. Он отпил маленький глоточек кофе, уже подостывшего, и взглянул на Акулова не обжигающе. Но внимательно.

— Я же отчисляю процент, — продолжал бормотать Акула. — Я же нигде вас не обманываю…

— А ты ешь, Андрюша, ешь. — И после того как Акулов, с низко опущенной головой, спешно накинулся на рыбу с приправами, веско добавил: — Обманываешь. Прежде прибыли росли. В последние два месяца они стоят на месте. Что прикажешь подозревать?

— Тягомотное дело, — напряженно признался Акулов. — В Горках Ленинских. Вся обстановочка какая-то тухлая. Председатель колхоза сидит на своей земле, как собака на сене: и сам, говорит, не гам, и другому не дам. В придачу еще мешается эта прошмандовка…