Я буду рядом - Кун-Суук Шин

Миру стала чаще смеяться. Все это благодаря Юн. Они словно две сестры. После того как Юн отдала нам копии рукописи «Мы дышим», Миру повсюду носит свой экземпляр с собой в сумке. Сейчас мы втроем сидим на лекции профессора Юна. Иногда после лекции мы втроем заходим к нему в кабинет. Я впервые вижу, чтобы Миру так интересовал предмет. В начале занятий профессор даже называет ее имя, доходя до конца списков студентов. Он тихо спрашивает: «Юн Миру?» Она тихо отвечает: «Здесь». Некоторые студенты оборачиваются и смотрят на нее, когда он называет ее имя. Юн тоже оборачивается и улыбается. Иногда посреди лекции профессор медленно подходит и хлопает Миру по спине. Я часто думаю, понимают ли профессор и Юн, что, кроме меня, лишь им Миру так открыто, без стеснения показывает свои обожженные руки и больше не прячется.

Сегодня я встретил Юн, и мы отправились прогуляться вдоль Крепостной стены на Мендон. Юн гуляет каждый день подолгу. Сложно представить ее сидящей на одном месте. Я шел рядом с ней, как бы совершая свое собственное паломничество в этот город. Пока мы шли вдоль древней стены, я рассказал ей об убийстве Дженовис. Она выслушала историю и сказала: «Если бы ее услышал хотя бы один человек из этих тридцати восьми, она могла бы остаться в живых». Я спросил: «Ты так считаешь?», а она ответила: «Это же психология! Именно так устроен человеческий разум. Когда кто-то бросается на помощь по собственной воле, остальные немедленно переходят к решительным действиям. Но если в это время рядом с ними находится робкий человек, люди откладывают любое действие». Я спросил: «Они перекладывают вину на другого человека?», но Юн ответила: «Это больше похоже на желание разделить с кем-то ответственность за важное решение». Она заявила: «По мнению психологов, чем больше оказывается свидетелей убийства, тем меньше у них личного чувства ответственности за произошедшее». Я поинтересовался, изучала ли она психологию, и Юн ответила, что это был один из ее факультативных курсов. С грустью она вдруг спросила: «Хотя разве можно по-настоящему понять всю глубину человеческой души при помощи психологии и психоанализа?» Я не сводил с нее глаз. Едва ли она ждала от меня ответа на свой вопрос, потому что схватила меня за руку и тихо пробормотала: «Какой, должно быть, ужас ее охватывал всякий раз, когда в окнах квартир гас свет? Этот ужас гораздо мучительнее, чем боль от смертоносного ножа».

Коричневая Книга – 4

Глава 5

Мы гуляли вместе

Мы втроем – Мен Сё, Миру и я – все чаще гуляли вместе по городу, где я обычно прогуливалась одна.

Мы шли рядом до тех пор, пока дорога не сужалась, и Мен Сё оказывался впереди, за ним следовала Миру, а я замыкала шествие. Если дорога снова расширялась, мы двигались рядом, плечо к плечу. Прогулки в их компании отличались от моих одиноких путешествий. Сначала я думала, что не смогу в деталях разглядывать город так, как когда гуляла в одиночестве, поскольку мы втроем станем больше обращать внимание друг на друга. Но оказалось – гуляя втроем, мы стали замечать втрое больше. Если один из нас указывал на что-нибудь и говорил: «Взгляните на это», другие тут же оборачивались, и мы трое становились единым целым. Эти детали я наверняка пропустила бы сама, если бы гуляла в одиночестве. Миру в основном обращала внимание на небо: темные облака, белые облака, сияющий закат, лунный серп в ночном небе, светящийся ореол вокруг луны в полночь, пролетающие в темноте птицы. Благодаря Миру я стала обращать внимание на облака, медленно плывущие в ночном небе. Я даже искала созвездия Кассиопеи и Андромеды по ковшу Большой Медведицы, как когда-то в детстве. Мен Сё чаще обращал внимание на людей. «Взгляните на них», – говорил он, и мы смотрели на усердно работающих, чтобы свести концы с концами, людей, на их раскрасневшиеся лица. Мы видели чью-то мать на кухне ресторана, которая аккуратно переворачивала на жаровне аппетитную золотисто-коричневую рыбу-саблю у входа на рыночную улицу. Мы видели чью-то согбенную почти до земли бабушку, каждый шаг занимал у нее целую минуту. И мы видели овощи, которые другая бабушка привезла в город для продажи, краснощеких детей, весело бегущих за скачущим мячиком и растущих буквально на глазах, пьяного мужчину, нетвердо стоящего на ногах, он привалился к опоре эстакады с сигаретой в зубах.

Мы играли в поиски упавших на землю вещей, а если находили погнутые указатели, то выпрямляли их. Стоило нам приметить какой-то непорядок, как мы со всех ног бросались исправлять ситуацию. Миру особенно увлеклась новой игрой. Впоследствии, если Миру замечала на улице какой-нибудь беспорядок, она с маниакальным упорством принималась все делать по-своему. Она расставляла на свои места мусорные баки, которые кто-то вытащил в переулок, и даже аккуратно пересадила цветы, которые кто-то специально высадил для украшения территории. Как-то раз, проходя мимо ларька с фруктами, она остановилась и начала ровными рядами укладывать яблоки. Но неожиданно появившийся владелец решил, что она вознамерилась украсть его яблоки, заметив, как быстро она спрятала в карманы свои обожженные руки. А у Мен Сё были свои любимые развлечения: например, влюбленная парочка прогуливалась, держась за руки, он втискивался между ними, чтобы они разжали руки. Поначалу мы с Миру пытались остановить его, но позже нам понравилась его забава, и мы издалека с удовольствием наблюдали за ним и считали, сколько влюбленных парочек ему удастся разъединить. Порой мы вытворяли все эти глупые и безрассудные вещи, чтобы справиться с беспокойством и одиночеством. А позже, прогуливаясь по городу и замечая впереди влюбленную парочку, мы с Миру предвкушали, как Мен Сё их разъединит. Если ему удавалось добиться своей цели, он показывал нам пальцами знак V, и мы радостно улыбались друг другу. Но не проходило и нескольких минут, как он говорил: «Вы только взгляните на это». Тогда мы замечали, что влюбленные, которых он только что разъединил, еще теснее прижались друг к другу или еще крепче взялись за руки.

То, чем мы занимались, гуляя втроем, не давало мне покоя и в одиночестве. Дома я выглядывала из окна и, любуясь мерцанием звезд в чистом голубом небе, говорила сама себе: «Только взгляни на это!» Так мне казалось, что Мен Сё и Миру смотрят на звезды вместе со мной. «Это Млечный Путь?» – спрашивала я себя, а затем пыталась вслух произнести имя Миру. Каждый раз, когда я видела, как краснолицый продавец маньтоу[10] у входа в мой дом открывает большую чугунную крышку своего чана и достает свежую булочку, я вспоминала Мен Сё. Он наверняка указал бы на этого человека и сказал бы: «Вы только взгляните на него!»

На улицах города мы потешались над вещами, в которых, казалось, не было ничего особенного. Мы веселились, но внезапно наше настроение менялось и смех постепенно стихал. Но я никогда так сильно не смеялась в этом городе. Интересно, это нормально, когда человек так много смеется? Порой этот вопрос, словно вода, просачивался в мои мысли. Все лето и большую часть осени Миру каждый день надевала свою цветастую юбку. Я никогда не видела ее в другой одежде. На улице, как и в университете, эта юбка выглядела чем-то чужеродным. И даже когда я хохотала от души, стоило мне случайно взглянуть на эту юбку, как меня тут же наполняло странное беспокойство и мой смех утихал.

Но мы не всегда гуляли втроем. Иногда к нам присоединялся Водопад, тот парень, о котором мне рассказал Мен Сё, когда мы столкнулись на улице во время демонстрации. Тот самый парень, над историей которого я так смеялась, несмотря на все мои печальные события. Водопад был реальным студентом нашего университета, мечтал однажды заняться изучением архитектуры, и еще он предпочитал вымышленное имя, а не свое настоящее. На самом деле его звали Ча Су. Позже я узнала, что Водопад – это название легендарного дома, построенного над водопадом американским архитектором Фрэнком Ллойдом Райтом. От Ча Су я узнала, почему он выбрал именно это прозвище – всем своим новым знакомым он рассказывал об этом доме в лесах у Медвежьего водопада в горах Пенсильвании. Он говорил, что это не дом, а произведение искусства. Каждый раз, когда Ча Су рассказывал об удивлении людей после завершения строительства «Водопада», спроектированного по заказу директора крупного универмага, его лицо начинало светиться от радости. Для постройки этого дома не срубили ни одного дерева. Этот дом всегда был наполнен успокаивающим шумом водопада. Медвежий водопад низвергал свои воды под дом, гостиная и четыре спальни словно парили над водой. Ча Су объяснил, что по террасе, по размеру даже большей, чем внутренняя часть, можно было попасть в дом, как по мосту, над водопадом. Он заявлял: «Этот дом – доказательство того, что даже у архитектуры есть душа». Этот парень предпочитал, чтобы его называли Водопад, а не Ча Су. Он был прирожденным горожанином, родился и вырос в городе и никогда не уезжал отсюда. Однажды мы рассказали Миру о Водопаде и смешную историю о поникшей груди, но она не засмеялась, а, наоборот, вдруг погрустнела, оперлась о телефонный столб и глубоко вздохнула.