Дело о полку Игореве - Хольм Ван Зайчик

— Я не специалист, но, по-моему, это неизвестный науке вид…

В кармане ветровки Богдана курлыкнул телефон.

— Извините, ечи, — сказал Богдан и неуклюже отошел в сторонку, на ходу доставая трубку натруженной рукой. — Оуянцев-Сю слушает.

И тут же вздрогнул, потому что в трубке отчетливо послышался голос боярина-осназовца Галицкого.

— Добрый вечер, Богдан Рухович.

— Добрый вечер, Даниил Казимирович… — выжидательно ответил Богдан.

— Я оценил ваш такт. Вы не потребовали с меня никаких обещаний о невыезде и неразглашении… и даже не оставили своего телефона на случай, если мне что-то захочется вам сказать.

— Вы были так взволнованы и расстроены…

— Благодарю вас за предупредительность и отвечаю вам тем же. Я действительно был очень взволнован и говорил, простите, больше о себе, чем о… во всяком случае, не меньше. А вас ведь интересуют не мои переживания, а факты.

— И то, и другое, драгоценный Даниил Казимирович. И то и другое.

— Я нынче утром не упомянул об одном пустяке. А вам это может оказаться важным, я ведь не знаю всех сопутствующих обстоятельств…

Сердце Богдана забилось быстрей.

— Я внимательно слушаю вас, драг прер еч.

— Где-то уже к концу нашего разговора с Гийасом, к самому концу… Он, явно уже некоторое время не слушая меня, вдруг бросился к книжному шкапу, откуда-то из глубины, основательно порывшись, достал книгу и побежал обратно ко мне. «Вот прочти! — кричал он. — Ты поймешь! Тут все написано! Я покажу тебе, как читать!» Причем, понимаете, мне показалось, что за книгой он побежал после… как бы это сказать… определенной внутренней борьбы.

— Как это?

— Сам не знаю, как объяснить… Словно бы ему очень не хотелось прибегать к такому аргументу, но желание убедить меня, переспорить, обратить в свою веру пересилило. Понимаете?

— Кажется, да. Но… вы очень тонкий знаток переживаний, если так вот…

— Я же профессионал, драг еч Оуянцев-Сю. Но самое странное… Я взял, я не мог ему возразить… Нипочем не догадаетесь, что это была за книга. «Слово о полку Игореве»!

Ноги окончательно подломились под Богданом, и он опустился в стоявшее у двери кресло.

— «Слово»?

— Ну да! Что уж он там мне хотел доказать с его помощью… Я прекрасно знаю эпос, очень его люблю… Правда, судя по обложке, этого издания я никогда не видел. Я сказал, что сейчас читать его не вижу смысла, и если он настаивает, я могу взять его с собой, посмотреть дома. Но Гийас не дал. Он страшно всполошился и забормотал что-то вроде: «Нет, нельзя… Как же я без нее… А если узнают, что я кому-то показал…»

— Вы так и не открыли книгу?

— Нет. Честно сказать, я не чаял, как уйти. Мне казалось, в одиночестве Гийас успокоится… впрочем, это я вам уже сообщал.

— Куда прер ад-Дин дел книгу затем?

— По-моему, он ушел с ней обратно к шкапу. Да. Не переставая говорить что-то о необходимости дать улусу все возможные преимущества и льготы относительно остальной Ордуси… Когда он вернулся от шкапа и сел на свое место, «Слова» у него в руках не было.

— Благодарю вас, драг еч Галицкий, — медленно проговорил Богдан. — Благодарю. Не скажу вам сразу, но, похоже, это чрезвычайно существенные сведения.

— Не могу понять, чем они существенны, но буду рад, если это и впрямь так, — вежливо ответил боярин. — Теперь позвольте попрощаться…

— Еще один вопрос.

— Да?

— Если вы можете ответить, конечно… Чем закончилось совещание у князя?

Галицкий помолчал, потом сказал мрачно:

— Примирить позиции не удалось. До голосования два дня. До свидания.

Баг уже дожидался его. Увидев, что Богдан прячет трубку, он подошел ближе.

— Я оставил пиявицу здесь. Чу обещал пообсуждать с коллегами, порыться в справочниках… Думаю, пусть тут пока поплавает… — И лишь тогда он обратил внимание на сосредоточенное лицо Богдана. — Что случилось? Кто это звонил?

— Галицкий, — ответил Богдан и, пока они шли к лифту, подробно пересказал напарнику весь разговор.

Потом они уставились друг на друга. Благо, лифт гулял где-то и не торопился на вызов. Через несколько мгновений губы Бага дрогнули.

— «Во о», — сказал он. — «Во о»!

— Что? — не понял Богдан.

— Три буквы с обложки сгоревшей книги в камине Ртищева! — гаркнул Баг на весь безлюдный, сумеречный коридор. — «Во о»! Слово о! Полку! Три Яньло мне в глотку! Игореве!!!

Богдан шумно выдохнул и провел ладонью по лицу.

— Обыск в апартаментах ад-Дина проводился? — отрывисто спросил он.

— Нет, конечно… Ты бы сам первый нас за ухо взял, если бы мы попробовали. Состав преступления отсутствует, имеет место болезнь, и только. С какой стати — обыск? Документы на рабочем столе просмотрели да рабочие файлы — и то это… так, на грани. Одно оправдание — что накануне со Ртищевым такое стряслось.

— Надо найти книгу, — сказал Богдан тихо.

Двери наконец-то подошедшего лифта с шипением раздвинулись. Баг шагнул в кабину, бросив на ходу:

— Едем туда сами, сейчас.

Богдан с внутренним скрежетом, как заржавленный, переместился вслед за ним.

— Еч, прости… — жалобно проговорил он. — Я нынче вырублен напрочь, тебе не помощник. Все болит так, что едва соображаю…

Баг уставился на него с удивлением, потом понял. Глаза его потеплели. Пробормотал:

— Путь меча прям, но крут… — а потом мягко, почти ласково добавил: — Я тебя заброшу домой и сам рвану на Капиталов. А ты немедленно завались в горячую-горячую ванну. От кипятка молочная кислота в мышцах…

— Кипятка? — страдальчески пролепетал Богдан. — Всей моей рельефной мускулатуры меня лишил, теперь хочешь, чтобы и кожа сползла?

— Именно, — ответил Баг. — Вот такой я друг.

Апартаменты соборного боярина ад-Дина,

вечер

Обезумевший столь внезапно соборный боярин Гийас ад-Дин обитал в весьма своеобразном жилище. Перед вошедшим открывался просторный холл, стены которого где только возможно были покрыты рядами курительных трубок, таинственно мерцавших в свете неярких, довольно низко свисавших с потолка светильников. Здесь были трубки всевозможных форм и размеров: от маленьких «носогреек» до громадных, вытянувшихся чуть ли не на длину шага сооружений, покрытых затейливой резьбой и увешанных всякими ремешками и бирюльками. На отдельных столиках в углах чинно стояло несколько кальянов — причем один блестел крупными, явно драгоценными каменьями.

Коллекция трубок и кальянов продолжалась и в примыкающих к холлу комнатах, назначение только трех из коих угадывалось безошибочно: спальни, где господствовало громадное ложе под балдахином с кистями, кабинета, назначение коего выдавал не менее впечатляющий стол — прибежище бумаг — с неизменным «Яшмовым Керуленом» в центре, и маленькой чистой комнаты вовсе без мебели, но с явным михрабом в одной из стен: здесь мусульманин Гийас ад-Дин, надо думать, совершал намаз.

Пространство стен прочих помещений коли уж оставалось свободным от книжных шкапов, то было безраздельно отдано причудливым трубкам и картинам с изображениями трубок иных, еще более причудливых и невероятных. Сами же эти помещения обставлены оказались весьма хаотически и служили хозяину, по всей вероятности, для смены домашней обстановки во время размышления и досуга. Во всех комнатах обнаруживались непременные низкие столики, на которых чернели экраны выключенных «Керуленов» попроще; рядом со столиками на пухлых длинношерстных коврах лежали украшенные искусными вышивками подушки для сидения.

Оглядев один «Керулен», Баг с удивлением обнаружил торчащую из него сетевую карту; беглый осмотр других приборов подтвердил его первое впечатление: все компьютеры в апартаментах были объединены в местную внутреннюю сеть; боярин таким образом мог работать в той комнате, в каковой ему в данное время заблагорассудилось.

Баг покрутил головой в удивлении.

Никакого намека на кухню в апартаментах Гийаса ад-Дина не было. Не было также заметно и признаков постоянного женского присутствия, хотя некоторые предметы туалета и обихода, особенно бросавшиеся в глаза в спальне, ясно говорили о том, что временная супруга посещала боярина с завидной регулярностью, в том числе — и совсем недавно. Характер известной тележурналистки восстанавливался по перечню состоянию и степени разбросанности оных предметов с легкостью: взбалмошная и напористая, талантливая и безалаберная, самовлюбленная и понятия не имеющая о том, что первая обязанность женщины — это поддержание уюта в жилище. «Нет, — подумал Баг, — Стася не такая. Она… она аккуратная». Впрочем, ему тут же пришло в голову, что и сам боярин, судя по всему, не особо стремился к уюту и не ведал, что он приятен.

На антикварном ветхом туалетном столике времен, наверное, еще Омейядов, растолкав, подавив и частично опрокинув благоуханную армию скляночек и баночек с косметикой, милых сердцу любой настоящей женщины и вселяющих возбудительное чувство превосходства над женщинами в сердце любого настоящего мужчины, угловато и чужеродно громоздилась забытая видеокамера — словно ледяной астероид, вдруг рухнувший в персиковый сад. Баг поджал губы.