Эликсир для избранных - Михаил Анатольевич Логинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты хотела, чтобы я тебе джокера сдала? – поинтересовалась мама.
Игра началась.
Я с детства любил эти карточные посиделки. Кункен был нашей фамильной игрой. Играли мы с сестрой, играла мама, играла бабушка, играла давняя бабушкина подруга Ирина Яковлевна Сухотина. Теперь играл и Витька… Моя бывшая жена Лена, когда еще жила в Москве, тоже играла… Единственным человеком, который так и не пристрастился к этой замечательной карточной игре, был отец. Но он почему-то вообще ни во что не играл.
– Слушай, ма, а известно, кто принес кункен в семью? – в сотый, наверное, раз спрашивал я.
И мама в сотый раз морщила нос и отвечала:
– Точно это не известно. Меня научила играть моя мама, твоя бабушка, когда мне было десять лет. Это был 1949 год, что ли… Я помню, мы играли втроем с Ириной Яковлевной. И мама говорила, что ее мама, то есть прабабушка Серафима Георгиевна, играла…
– А прадед играл? – спросил я маму.
– Не знаю, – ответила мама. – По словам моей мамы, обычно играли она, прабабушка и кто-нибудь из друзей. Особенно часто компанию им составлял… У прадеда был сотрудник, даже можно сказать ученик. Его звали Борис Ростиславович Кончак-Телешевич.
– Красивая фамилия…
Где-то я ее уже слышал. Или видел.
– Да, он был какого-то страшно древнего княжеского рода, чуть ли не ордынского. Хотя татарского в нем ничего, по-моему, не осталось. Он, скорее, на викинга был похож. Глаза голубые-голубые…
– А откуда он взялся?
– О! Это была целая история…
– Да?
– У него была очень интересная судьба. И сложная. Он тоже родом откуда-то из Поволжья, из… Ой, господи! Памяти никакой. То ли из Самары… то ли из Саратова. Точно не помню. Он после гимназии поступил в университет, собирался изучать биологию. Или химию? Не помню… Но тут Гражданская началась, и он пошел на войну…
– За белых или за красных?
– За белых, за белых, конечно. Воевал, потом отступал на восток и… как рассказывала бабушка, собирался уйти вместе с чехословаками… в Европу.
– И почему не ушел?
– Заболел тифом. То ли Томске, то ли в Омске. Его там оставили, в больнице. А пока он болел, белые ушли, красные пришли… Так он и остался в России… Потом вернулся в Казань, хотел возобновить учебу, но это было трудно… Дворянин, в общем, социально чуждый элемент…
– И что было дальше?
– И вот тогда его подобрал прадедушка.
– В каком смысле подобрал? На улице, что ли?
– Почти…
– Вы играть собираетесь? – перебила нас Катя. – Выкладываю валетов и десятки.
– Ой! Что она творит! – всполошилась мама.
– Это я тебе такую «дрянь» сдал? – не преминул я напомнить Кате о ее стонах и жалобах.
– Ну, кое-что из колоды пришло… – неопределенно помахала рукой сестра.
– Пока мы с тобой, Лешенька, разговоры разговариваем, твоя сестра сейчас закончит с одного раза, и мы запишем вдвое…
«А кто и вчетверо!» – подумал я, глядя на имевшегося у меня на руках джокера.
– Нет! – Катька с досады хлопнула ладонью по столу. – Одной карты не хватило. Просчиталась я малек. Не кончу!
– Все! Все! – захлопотали мы с мамой. – Карте место! Раз выложила на стол, переигрывать нельзя!
– Да я и не собиралась! Я вас и так обыграю!
Страсти за столом немного улеглись, и мы с мамой смогли продолжить беседу.
– Так, значит, прадед взял этого Кончака к себе на работу?
– Ну да. Ассистентом, лаборантом или кем там?
– А потом?
– Что потом… Так они вместе и работали. Сначала в Казани, а потом в Москве.
И тут я вспомнил, где видел замысловатую фамилию прадедова сотрудника, – в предисловии к сборнику статей… Ну да, он оказал помощь в подготовке книги.
– То есть получается, этот Кончак всюду следовал за прадедом?
– Да, он был очень близким сотрудником Павла Алексеевича и другом семьи. А кроме того, он был влюблен в бабушку.
– В Ариадну Павловну?
– Да. Бабушка в молодости была очень красивой.
– Это мы знаем. Она и в старости была недурна собой. И что же? Она ответила на его чувства?
– Ммм… Сложно сказать. Мне кажется, что поначалу она благосклонно принимала его ухаживания. Наверное, ей, молодой девушке, льстило внимание зрелого мужчины…
– А сколько было бабушке?
– А ты посчитай. Она одиннадцатого года, значит, в начале тридцатых ей было двадцать с небольшим.
– А ему?
– Борис был лет на двенадцать старше…
– Не такой уж он был старый…
– Ну, в двадцать лет тридцатилетний мужчина кажется девушке… взрослым.
Я произвел в уме несложные расчеты. Получалось, что Борис Кончак был ровесником ХХ века. Он, конечно, давно уже умер. А жаль… Вот с кем было бы интересно поговорить о прадеде и всех его делах. Может, родственники какие-нибудь остались?
– И чем дело кончилось? Ну, между этим Кончаком и бабушкой?
– Ничем.
– Разошлись?
– Что-то между ними случилось, – задумчиво произнесла мама. – Твоя бабушка не любила про это рассказывать. После смерти Павла Алексеевича Борис еще какое-то время продолжал поддерживать отношения с Серафимой Георгиевной и бабушкой, а потом… Потом вдруг исчез с горизонта.
– Исчез? Может, его посадили?
– Не знаю! Никогда ничего про это от мамы не слышала.
– А когда это произошло?
– Перед войной. Как раз тогда мама… моя мама вышла за папу, а в тридцать девятом родилась я…
– Ну, вот тебе и объяснение, – заметил я. – Бабушка встретила другого мужчину и вышла за него замуж. Сердце Кончака было разбито, и он перестал бывать у Заблудовских. Вполне логично.
– Логично, но это все только предположения, – сказала мама. – Бабушка, повторяю, про Кончака мало рассказывала.
– Хм… Или другая версия! Ариадна Павловна была без памяти влюблена в Кончака, а он ей изменил с другой. И тогда бабушка с досады вышла за дедушку и…
– …И с досады родила меня, – закончила мама. – Спасибо, сыночек!
– Да я ничего плохого не хотел сказать… Так, предположения, как ты говоришь…
– Так, вы играть будете? – опять нетерпеливо спросила Катя.
Все это время она была занята какими-то сложными вычислениями и не очень прислушивалась к нашему разговору.
– А в «базар» ты что-нибудь снесла? – поинтересовался я.
– Я, может быть, сейчас возьму «базар», – ответила Катя.
– Что же, дело хозяйское, конечно, – произнес я. – А если я сейчас с одного раза закончу?
– Это будет с твоей стороны очень большое свинство, – серьезно ответила сестра.
– Так берешь «базар» или не берешь?
– Беру, – решительно заявила Катька и сгребла карты, лежавшие на столе.
Она выложила трех тузов, потом задумчиво пожевала губами и вернула на стол червонную тройку.
– Что это вы с матерью все мусор какой-то в «базар» кидаете, а? – злобно
