Миг власти московского князя - Алла Панова

Вздохнув с облегчением и перекрестившись, люди направились к лежащему саженях в пятидесяти поло­гому берегу, где снова взгромоздились на коня.

Стегнуть бы его да погнать рысью, уйти побыстрее и подальше от страшного места на реке Сити, но конь-то — один на двоих, а под ногами не накатанная саня­ми и утоптанная сотнями копыт дорога — заснежен­ные поля с ямами да оврагами. Хорошо хоть луна путь освещает, да и она может плохую службу сослу­жить: преследователям путь указать. Однако, к счас­тью, их никто не думал преследовать — многочислен­ное войско Бурундая пировало, празднуя легкую по­беду, одержанную над великим князем Юрием Всево­лодовичем.

До опушки леса путники добрались быстро, вступи­ли под сень могучих деревьев и словно почувствовали себя под их защитой.

«Может, правы были предки наши, что почитали многих богов, которые вовсе и не сгинули вместе с по­вергнутыми в прах капищами, а приглядывают теперь за людьми — детьми своими неразумными. Коли захо­тят, помогают в трудную минуту. Сегодня вот конь — он будто сам на нас вышел. А река? Она дважды помог­ла: князя вода не взяла, перейти по истончившемуся льду позволила. Да и мороз сжалился, не прохватил до костей, — тихо покачиваясь в седле, рассуждал про се­бя воевода, а потом, подумав, добавил: — Конечно, и Бог тут руку приложил, без него не обошлось».

Воевода поглядывал по сторонам, подыскивая мес­то, пригодное для ночлега, когда ощутил едва улови­мый запах дыма. Остановив коня, он покрутил голо­вой, принюхался, закрыл глаза и замер, а через не­сколько мгновений, свернув вправо с намеченного пути, уверенно направил коня в лесную чащу.

Там, в небольшом овражке, укрытом со всех сторон разросшимся орешником, горел костер, у него распо­ложились двое. Заслышав неясные звуки, они притя­нули к себе оружие и уже готовы были забросать сне­гом костер, раствориться в темноте, но в этот миг сквозь тишину они услышали чей‑то глухой голос.

— Кто там? — спросил воевода.

Он решил не дожидаться, когда обнаруженные им люди скроются или неожиданно нападут. Здраво рас­судив, что в эту пору и с такими предосторожностями в лесу может остановиться для отдыха только кто‑либо из оставшихся в живых русских ратников.

Рады встрече были и те и другие. Оказалось, что князя Михаила дружинники знают — видели, когда дружина, во главе которой он ехал рядом с Ратибором, проходила мимо того места, где стояли сотни ростов­ского князя.

Устроив поближе к костру княжича и его спутни­ка, Степан привязал рядом со своими лошадьми устав­шего коня гостей, а Добрыня развернул холстину и, смущаясь, протянул уставшим людям вкусно пахну­щее зажаренное мясо.

— Отведайте нашего угощения, сразу полегчает, по себе знаем! — проговорил он и облизал измазанные пальцы.

Воевода с благодарностью кивнул, а затем встал и, подойдя к коню, отвязал заветный мешок.

— У нас тоже есть для вас угощение, рыбу и вот хлебушка Бог послал, — сказал он и дал Степану и Добрыне по сухарю. Мог бы и не делать этого, ведь путь предстоял далекий, и неизвестно, удастся ли разжить­ся какой‑нибудь едой, но иначе поступить не мог, ви­дел, что и дружинники поделились последним.

Михаил, сомлев от еды и тепла, быстро уснул, а во­евода со Степаном и Добрыней еще некоторое время об­суждали, как будут действовать дальше: разойдутся ли утром в разные стороны или вместе направятся к Великому Новгороду, куда надеялся добраться вое­вода.

Егор Тимофеевич не мог и не хотел настаивать на том, чтобы дружинники шли вместе с ними, но они са­ми, не задумываясь, приняли такое решение.

— Князю молодому защита надобна, а у вас, как я вижу, и оружия никакого нет, — сказал рассудитель­ный Добрыня, — а нам теперь все рано, куда податься.

— Это ты верно приметил, ни меча, ни лука не уда­лось нам сохранить, хорошо хоть целы остались, и за то Бога благодарить должны, — с горечью проговорил Егор Тимофеевич и коротко поведал о том, что им с князем пришлось пережить за этот долгий день.

Степан и Добрыня слушали княжеского боярина, раскрыв рты, то и дело смахивая с глаз какие‑то сорин­ки. Когда тот замолчал, заговорил Степан.

— Нам‑то повезло, — кашлянув в кулак, глухо сказал он. — Едва Василько Константинович к велико­му князю подался, сотник, земляк наш, Федот — ему, вишь, рыба надоела — послал нас дичи на вечер нало­вить, вот и ушли мы еще до полудня. Впятером. А как в лес вступили, разбрелись в разные стороны. Шли–шли, ни птахи, ни зверя — никого! Словно вымерли все! Забрели в чащобу, заплутали. Выбрались только под вечер, уж в сумерках. Кони устали, шагом шли, да и мы притомились, к тому же добыча наша невели­ка оказалась. Окромя выговора от Федота и не дожда­лись бы ничего. А вон вишь, как все вышло‑то…

— У меня глаз острый, я издали еще заметил: на поле что‑то неладно, — заговорил Добрыня, сменив замолкшего соратника. — К опушке‑то выехали, а на том месте, где дружины стояли… темна земля от мерт­вых. А по телам… — Рассказчик замолчал и, глянув в сторону спящего Михаила, продолжил тихо: — Хо­дят кони, и поганые копьями добивают тех, кто еще шевелится… Мы постояли–постояли да и в лес назад подались, благо нас никто не заметил. Так и ушли.

— Может, скажешь, что мы могли бы в сечу ки­нуться, ведь при оружии были — да вот только сечи‑то никакой к тому времени не было, лишь головы бы са­ми сложили, — произнес с обидой Степан, ожидая ус­лышать попрек. Однако, увидев, что воевода кивнул и явно не осуждает их поступок, он договорил миролю­биво: — Мы без оружия никуда, даже за рыбой с ним ходили — мечом боевым лед у берега кололи, — а уж в лес‑то и подавно, там ведь не знаешь, кого встре­тишь.

— Это верно, — кивнул воевода, — но теперь нас четверо. Глядишь, продержимся, выйдем к своим.

Выговорившись и решив, что отправятся в путь рано утром, Егор Тимофеевич, Добрыня и Степан, подки­нув в костер побольше толстых сучьев, забылись тяже­лым сном.

Ночью воевода проснулся от непонятных звуков, он вгляделся в темноту и в отсветах угасающего огня за­метил молодого князя, который прислонился к лоша­диной шее, гладил коня по морде, шептал ему что‑то и тихонько всхлипывал. Егор Тимофеевич закрыл гла­за, он не хотел, чтобы князь увидел, что кто‑то стал свидетелем его слез, но запомнил их навсегда.

В черном московском небе спокойно мерцали звезды.

«Как тогда, — подумал опять воевода и вытер кра­ем рукава влагу, застилавшую глаза, вздохнул глубоко и отрицательно покачал головой, — нет, пожалуй, они светят здесь совсем не так — ярче, веселее. Может, и жизнь в Москве по–хорошему пойдет? Наладится все наконец. Дай‑то Бог!»

До рассвета уже было совсем недалеко. Он вернулся в дом, встал перед образами, помолился, глядя на суро­вый лик, и решил, что обязательно должен поставить свечи в храме, где давненько уже не был.

С опаской улегся Егор Тимофеевич на лавку, но лишь опустил голову на подушку, как провалился в черную бездну.

Утром, едва встало солнце, он поспешил к княжес­ким палатам и, обогнув их, направился к церкви.

6. Мал городок

Размеренная жизнь горожан, заполненная изо дня в день одними и теми же заботами, с приездом князя и его дружины сильно изменилась. Те немногие, кто по каким‑либо причинам не смог увидеть, как Михаил Ярославич въехал в свой город, с завистью внимали рассказам очевидцев такого знаменательного события.

Приукрашенные донельзя, эти рассказы будоражи­ли воображение слушателей, клявших на чем свет сто­ит свою нерасторопность. Число прибывших с князем людей ни у одного из рассказчиков не соответствовало действительному положению дел, но так уж, видно, ус­троен человек, недаром говорят, что у страха глаза ве­лики: три сотни дружинников и неполных три десятка княжеских слуг выросли в несколько раз.

Однако доверчивые горожане не столько ломали го­ловы над тем, где же теперь все это воинство размес­тится, сколько с ужасом гадали, сильно ли вырастут цены на хлеб. Опасаться было чего, опыт других гово­рил, что этого не избежать. Ведь прокормить такую ораву непросто, купцы не упустят своей выгоды, враз все съестное станет дорожать.

Торговцы тем временем так и эдак прикидывали, почем теперь надо продавать хлеб, чтобы не прогадать. Головоломка была не из легких, ведь они хорошо зна­ли, что своего урожая и до прихода княжеской дружи­ны на всех не хватало, и ясно понимали, что без при­возного зерна нынче наверняка не обойтись, придется везти его из других земель, а нелегкий путь уже давно стал крайне опасен. Бродни волчьими стаями налета­ли и на одиноких путников, однако желанной добычей были для них купеческие возы.

И все же насколько бы ни был важен вопрос о хлебе насущном, но многих слушателей, и особенно слуша­тельниц, больше интересовало другое: каков он, князь, женат ли, молод ли, хорош ли собой — и, удов­летворив свое любопытство, они довольно вздыхали.