Времена Бессмертных - Мишель Роман

— Не могу поверить, я просто не могу поверить! — сокрушается Афина и выскакивает из авто, громко хлопнув дверью. От этого звука я съеживаюсь, вспомнив, сколько сил у меня ушло, чтобы собрать мою детку. Я и реставрировал-то ее для того, чтобы просто любоваться, сесть за руль заставила необходимость.

— Полегче. — стараюсь я говорить твердо, но успокаивающе, и черт возьми, этих девчонок, все становится только хуже от моих слов!

— А ты меня не успокаивай, голодранец хренов! Решили с приятелем в разбойников поиграть, за бессмертием погоняться!? Тогда надо было продумать все потщательней, а не тащить нас к сраному мосту, который обвалился, как только мы на него въехали. Черт, черт! Мы же теперь застряли в этой заднице, как палец в носу у дебила!

Я еще никогда не слышал таких речей от девушек, а это много значит, учитывая, в каком месте я рос! Похоже, я принял неверное решение, позволив Афине оставаться с нами до Византии, но все дело в том, кем я ее счел.

Я, безусловно, понимаю, какая Саванна расчетливая, и сколько возможностей для нее поставлено на кон — ей захотелось самого бессмертия — и поэтому она все тщательно продумала, составляя план, и я осознаю, что посвятила она меня в него не целиком. Она покинула Окраину (и как я полагаю, обосновалась где-то на первом уровне Византии), а значит, контролировать мои действия не может. Вот я и решил, что Саванна кого-то подкупила, сделав шпионом и подослав следить за доставкой пленницы. И когда Афина появилась в особняке неожиданнейшим образом, я тут же подумал на нее. Я знаю цену дружбы и знаю, на что сам готов пойти ради друга, но в искреннюю преданность византийцев не верю. Вот я и позволил Афине плестись за нами, не видя ничего страшного в том, чтобы она наушничала Саванне. Но думаю, я ошибся на ее счет! Афина не шпионит.

А человеком Саванны, предателем — назову его так — был Август, что даже для ребенка должно быть очевидным. Но я счел его слишком мелкой сошкой, чтобы он оказался в итоге не только человеком, доставившим Аврору ко мне в руки, но и по совместительству докладывающим ситуацию Саванне. И я оборвал его карьеру почтового голубя.

Я был вынужден убить Августа.

Знаю, девчонки думают, будто в дом ворвались Стражи и во время борьбы с ними, Август получил разряд, но это не так. Никаких Стражей не было (сначала), полагаю, Август сдрейфил и, посчитав, что Саванна не исполнит свою часть уговора и не заплатит ему, попытался связаться с кем-то из правительства Византии и рассказать о том, где находится он и заложница. Его многофункциональный браслет, в возможности которого входит и телефонная связь, я изначально не отобрал и он похоже успел сообщить Стражам наше местонахождение.

Увидев, что он сдает нас, я кинулся в драку, я хотел просто остановить его, но во время потасовки из кармана моей куртки выпала перчатка и Август попытался ее применить, направив на меня. Вот только Август не знал (как и я впрочем), что электро-перчатка может быть применена лишь Бессмертным, потому что ее заряд, обычный человек из плоти и крови, выдержать никак не может. И она взорвалась.

Он сам виноват. Да, я стал причиной его смерти, я не попытался его остановить, хотя возможно и подозревал, что Смертному пользоваться перчаткой небезопасно. Но я буду видеть во всем плюсы, иначе не выполню задание; докладчика Саванны больше нет, и я могу действовать в обход нее, если понадобится.

— Правда, друг, что дальше? — интересуется Спартак, вернув длинноногую в машину.

— Есть только один возможный вариант, при котором мы не погибнем мгновенно, пытаясь проникнуть в Византию.

Девушки и Спартак замерли, ожидая моего решения. И я знаю, что оно не придется им по душе.

— Мы едем в Олимп, а уже оттуда попадем в Византию.

Глава 9

Аврора

Я действительно удивленна, думаю, как и Спартак, а вот Афина просто в ярости, хотя и не начала ругаться, она молчит. И это куда страшнее. Это означает, что она затаилась и нанесет ответный удар, когда Лео не будет ожидать. Но думаю поездка в Олимп, самый безопасный способ попасть в Византию, потому что продовольственные и туристические рейсы совершаются ежедневно, и мы не вызовем особого подозрения. И я ощущаю необъяснимую эмоцию — пусть это и не имеет отношения к страху за собственную безопасность — но я напугана. Можно назвать это предчувствием, такое нехорошее ощущение внутри, когда ты не знаешь, что именно произойдет.

Еще на меня влияет не лучшим образом тот факт, что в Олимпе погибли мои родные, и я боюсь, что могу узнать ту самую правду, от которой меня берег отец. Странно это ощущать, но думаю сейчас я сама по себе.

Мы едем по пустынной дороге, линии которой стерты временем, а если всматриваться вперед, то видно лишь стену из падающего снега, раздираемую светом фар. За долгие часы путешествия нам не встретился ни один живой человек, но, к сожалению, мы видели несколько трупов — люди (наверняка беженцы с Окраины), отставшие от общей группы замерзли на дороге. И я задумалась в тот момент, когда увидела этих бедняг — если бы они были живы и махали нам руками с призывами о помощи, остановился бы Лео, позволил бы им продолжить путь вместе с нами? Думаю, что нет. К такому выводу я пришла, но самое странное и пугающее — я бы не стала относиться к нему хуже, во мне будто есть особенный механизм, который будет всегда его прощать. Если я начну переживать по этому поводу и стараться уничтожить в себе первые ростки настоящего чувства по отношению к этому парню, единственное, к чему это может привести — это к моему помешательству. Я уверенна, стоит мне лишь попробовать остановить свои чувства, я утрачу душевное равновесие, и случится что-то ужасное. Это будет похоже на внутренний взрыв: внешне я все та же, но внутри меня одни руины.

— Мы проехали Уотертаун. — сообщает Лео, и я тщательнее всматриваюсь в местность за окном.

Должно быть, раньше здесь был город, или какое-то поселение, но сейчас ничего не осталось. Голая местность, украшенная белой снежной пеленой. Я смотрю на просторы, и мне делается грустно оттого, что человеческая жизнь, когда-то бушевавшая здесь, исчезла бесследно, и не осталось никакого напоминания о людях и культуре. Мне делается страшно оттого, что и я могу уйти, а после меня не останется даже воспоминаний. Хочется, чтобы тебя хоть каким-то образом помнили, это будет означать, что ты прожил жизнь не напрасно, что все случившееся с тобой не просто так.

— Остановимся. Думаю, все голодны? — спрашивает Лео, сворачивая на обочину, обозначенную невытоптанным сорняком. Ему никто не отвечает, и так понятно, что все голодны как волки, лично я ела последний раз вчера вечером.

— А что, мы не можем, есть в машине, обязательно выходить на холод? — капризничает Афина, но и ее слова остаются без комментариев.

Я выхожу из авто, начинаю потягиваться и разминать затекшие ноги. На самом деле это чудесно, стоять посреди огромных просторов, чувствовать запах океана, доносимый северными ветрами, и, поднимая голову к небу, ощущать тающие на лице снежинки. Сравнимо это лишь с одним неповторимым словом: свобода. Раскинув руки, я стою под снежным ливнем и вглядываюсь в каралово-серое небо, представляю себя птицей. Сначала мне неловко, что ребята смотрят мне в спину, и возможно каждый про себя думает: «что она делает»? Но я ни о чем не думаю — ни о чем плохом — лишь о том, как летала бы под самым куполом неба и знала, что абсолютно свободна, будь я птицей.

— Считаешь не достаточно странно взрослой девушке читать сказки, так ты еще и с небом разговариваешь? — саркастично спрашивает Афина, проходя мимо меня.

Все очарование «свободы» тут же куда-то испаряется, я отвечаю ей, что не разговаривала с небом, но думаю, произношу слишком тихо. Парни разводят костер в шагах тридцати от автомобиля и даже что-то мастерят над огнем, полагаю это для того, чтобы приготовить пищу. «Ничего себе!» — думаю я про себя, мне казалось, что такого в нашем насквозь современном и технологичном мире уже никогда не произойдет, но вот она я, собираюсь отведать приготовленный в банке суп из тунца. И мне это нравится.

— У нас есть суп и банка консервированных бобов, так что будем передавать по кругу, чтобы все наелись. — командует Лео, подбрасывая в костер не намокшие от снега ветки.

— ФУ! — произносит Афина, скорчив гримасу отвращения, но что она может поделать? Если брезгует есть со всеми, значит останется голодной.

— Какой у нас план? — получив из рук Спартака горячую банку с супом, вдруг спрашиваю я. И тут же понимаю, как это глупо звучит из моих уст.

Я добыча, я заложница! А меня интересует, как мы будем доставлять меня в пункт назначения за выкупом? Ну и ну! Парни переглядываются, я замечаю коварную ухмылку Спартака. Интересно, давно ли он догадался о том, что я не равнодушна к его другу? Может быть, они уже и шутили по этому поводу, когда я дремала, а возможно даже к ним присоединилась Афина.