Из варяг в Индию - Валерий Ярхо

Но непрочный союз просуществовал недолго, со смертью императора Павла идея иссякла, а отношения между Францией и Россией свернули в совсем иное русло. Правители Хивы снова могли благодарить Аллаха за милость к ним — в Европе началась цепь войн, шедших с малыми перерывами до 1815 года, покуда не был повержен Наполеон. Да и после того было не до Хивы.

С началом XIX столетия идея пробиваться через Хиву и Бухару в Индию перестала всерьез волновать умы политиков. Утопией стала казаться сама мысль о попытке выбить англичан из их колоний в Индии, имея в тылу гигантскую степь, населенную дикими кочевниками, которые паразитировали на караванных путях. Стратегические интересы России изменились кардинально — вместо гигантских планов покорения и принятия в подданство далеких и загадочных царств встали задачи упорядочения торговли, охраны границ, расширения своего влияния в степи.

Жизнь на пограничных рубежах оставалась беспокойной: как и века назад, степные кочевники разных племен ходили в набеги на приграничные селения, грабили, а главное, уводили в полон тысячи русских крестьян. Особенно часто это случалось в летнюю пору, когда на полевые работы из приволжских губерний много людей приходило на заработки. Постоянному разорению подвергались рыбные промыслы на Каспии, лихие люди взимали беззаконную дань с купеческих караванов… Все это почти открыто поощрялось правителями Хивы и Бухары, куда степняки привозили для продажи награбленное и рабов. В этих ханствах получали укрытие от преследования русских властей разбойники всех племен, здесь же были огромные невольничьи рынки, с которых русские уходили в рабство в самые разные страны, словно все еще длилось над Русью владычество Орды.

Конечно, мириться с таким положением дел никто не собирался. Рано или поздно должно было продолжиться дальнейшее движение русских в степь, чтобы обезопасить границы, отодвинуть их от центральных районов страны в глубь Азии. Этому способствовало встречное движение англичан; интересы России и Великобритании уже столкнулись в Персии и на Кавказе, где с начала века шли непрерывные войны, в которых противоборствующими странами широко использовалась тайная дипломатия. Хива и Бухара, таким образом, становились важнейшими точками влияния на противостояние двух великих империй, но оба ханства «играли за себя», стараясь всячески ограничить свои контакты с какими бы то ни было европейцами вообще. Внутри ханств бурлили политические процессы, малопонятные европейцам, известия о тамошних событиях приходили недостоверные и противоречивые.

Купцы и беглые рабы сообщали, что в 1802 году в Хиве инак Ильтазар принял титул хана, но, в отличие от прежних «декоративных» правителей, он разогнал совет инаков и стал править самодержавно. После смерти хана Ильтазара в 1810 году ханскую власть унаследовал его сын Мухаммед-Рахим, и, таким образом, в Хиве начала складываться новая правящая династия, которая сумела упорядочить внутреннюю жизнь государства. Были выпущены в обращение золотые и серебряные монеты, заведены таможни, стали отливать пушки.

Русскому командованию было жизненно необходимо знать то, что происходит на восточном берегу Каспия, в Хиве и Бухаре. От того, кто — русские или англичане — станут «старшими братьями» для строптивых и капризных правителей этих государств, зависело очень многое в противостоянии, которое позже Редьярд Киплинг назвал «Большой игрой». Ставка в ней была все та же — Индия и Китай, а вернее, владычество на торговых путях, ведущих туда и оттуда в Европу. Для выполнения особого задания, состоявшего в проникновении в закрытые для европейцев ханства, командующий Кавказским корпусом и наместник на Кавказе генерал Ермолов избрал капитана Главного штаба Николая Николаевича Муравьева.

Этот офицер сочетал в себе многие лучшие качества военного человека. При изрядном образовании он не был «кабинетным воякой». Начав службу в 1811 году, когда ему едва исполнилось семнадцать лет, он с честью прошел Отечественную войну 1812 года и принял участие в заграничном походе. Потом последовал его перевод на Кавказ, где Муравьев служил в штабе наместника, часто выезжая на передовые линии. Человек слова и чести, прямой и деловой, Ермолов был командиром, служить под началом которого было хоть трудно, но интересно и почетно.

В июне 1819 года Ермолов вызвал к себе Муравьева и велел готовиться к дальней экспедиции. Письменный приказ гласил:

«Назначив экспедицию к туркменским берегам, все поручения, относящиеся до обитающих там, возложил я на майора и кавалера Пономарева. Вслед за ним отправляется и ваше высокоблагородие, и обязанности ваши состоят в следующем:

1) Выбор удобного места на самом берегу моря для построения крепостицы, в которой должен быть склад наших товаров. Место сие не должно быть слишком близко к владениям персидским, дабы не возбудить подозрений против нас, но и не близко к Хорасану, дабы караваны с товарами, которые впоследствии правдоподобно к нам обратятся, не подвергнуть бы нападениям хищного народа. Главное же затруднение при выборе места происходить будет от недостатка пресной воды, и на изыскание оной должно быть обращено всетщательнейшее внимание, ибо всякий другой порок в местоположении при утверждении крепостицы может быть исправлен искусством. В выборе местности должно иметь в виду самый лучший путь от него до Хивы, дабы не впасть в места непроходимые или совершенно безводные. Впрочем, если на всем пространстве будут хоть изредка источники или копани, то сего весьма достаточно для караванов…

2) Господину майору Пономареву поручено удостовериться — можно ли будет, не подвергаясь опасности, предпринять путь в Хиву? Если несколько человек лучших туркменских фамилий, взятые в залог, могут то обеспечить, то исполнение сего важного предприятия возлагаю я на ваше высокоблагородие. Господин майор Пономарев будет знать время, когда это сделать удобно, и от него зависеть будет ваше отправление. Вы получите от моего имени письмо к хивинскому хану и приличные подарки. В сношениях с ним внушить ему, что вы посланы собственно от меня, но Государю Императору донесено будет подробно о том приеме, который вам оказан будет; впрочем, не смел бы я отправить вас, если бы не знал, что Великий Государь Российский желает дружбы и доброго согласия между нашими народами…

3) Если невозможно будет предпринять путь в Хиву, определенный при экспедиции армянин Петрович, имеющий знакомства между туркменами, доставит вам случай быть между ними, и вам поручаю употребить старание изведать: А) Какие силы сего народа в военном отношении? Какого рода употребляется между ними оружие? Не имеют ли они недостатка в порохе? Имеют ли понятие об артиллерии и желали бы употреблять оную в войнах против соседей? Можно ли будет из них самих в короткий срок составить артиллерийскую прислугу для некоторого числа орудий? Б) Исследовать расположенность туркмен к персиянам. Прошлая война дала многие случаи заключить о существующей между ними вражде. В) Каково отношение туркмен к жителям Хорасана и нет ли между ними вражды, обычной между соседями? Принимали ли туркмены участие в войне Хорасана против Персии? Помогают ли хорасанцам избавиться от ига персидского? И какое именно пособие дают и что служит условием для него?».

Первый этап экспедиции был сухопутным — майор Пономарев и капитан Муравьев добрались до Баку, где их поджидали назначенные в поход суда: двадцатипушечный корвет «Казань», пришедший из Астрахани, и купеческой постройки шкоут «Поликарп». Пока суда грузились и комплектовались командой, Муравьев не без интереса осматривал Баку, совсем недавно перешедший под власть русской короны. В его дневнике сохранилось много разных заметок по поводу увиденного, и в числе прочего подробно описано посещение им зорхана — «дома силы». «Я зашел в зорхан, или здешнее училище бойцов, — пишет Муравьев в дневнике, — и меня сразу же ошиб тяжелый дух пота, градом струившегося с 10 учеников, раздетых наголо, лишь подвязанных платком. Они находились в глубокой яме, где с ними находился и учитель. Ловкость и проворство этих людей невероятны! Я бросил им рубль серебром, и они порядком расходились. Учитель их, который у них в большом уважении, кричит, поправляя их в борьбе, показывает правила, а ученики после каждого наставления кланяются учителю в ноги и целуют ему руку. Самым запоминающимся было то, как они под звук барабанов и бубнов схватили толстые и тяжелые дубины, выточенные с рукоятями, и стали оными двигать над головами и за плечами, но так искусно, скоро и долго, что я изумился. Зрелище сие похоже на пляску дьяволов в аду, как ее представляют на театре, давая “Дон-Жуана”. При этом один или двое кричали во весь голос магометанские молитвы, другие пели персидские песни. Все бывшие в зорхане зрители хлопали в ладоши, били в барабаны и бубны. Один голый боец схватил огромный лук с железной тетивой, обвешанный кольцами и колокольчиками, крича, стал плясать, ударяя себя сим орудием, делая самые ужасные телодвижения. Шум, крики, стук, пение, все это вместе производило весьма странную гармонию. Постепенно заданный шумом ритм ускорялся, и бойцы от него не отставали в своих упражнениях, пока, наконец, эта музыка не сделалась такой скорой, что и сам учитель уже стал едва поспевать за нею, ворочая своею палицей. Обычай сей существует давно в Азербайджанских краях, и мне кажется, что он весьма полезен — развивает человека, который от сего приобретает силу. Уроки сии продолжаются 40 дней кряду, после которого времени ученик приходит в большое расслабление. Окончив курс учения, он поправляется умеренной пищей, и буде захочет опять припасть к этому занятию, опять 40 дней учится. Говорят, что в Баку (у Муравьева написано “в Баке”. — В. Я.) есть пять таких зорханов — весьма обширных».