Страсти в старинном поместье. Книга первая - Маргарет Уэй

Бронте исполнилась решимости переписать все, что найдется в доме ценного. Безделушки не в счет. Среди многочисленных талантов Гилли умение вести домашнее хозяйство не значилось. Она предпочитала бродить по лесам, открытым всем стихиям. Гилли чувствовала бы себя дома в дебрях Африки, где бы она фотографировала носорога, принимающего пылевую ванну, стадо львов, наслаждающихся вечерней трапезой, или надменного жирафа, благосклонно взирающего на объектив. Простор — вот где для Гилли ключ к счастью.

И вот она обнаружила Бронте в столовой в ту минуту, когда Бронте осматривала глубокое блюдо с ровной каймой и рельефным орнаментом — по всей видимости, изображением рыбы, — в центре и присваивала ему инвентарный номер.

— Осторожнее, моя милая. Это эпоха Сун[32], — небрежно предупредила Гилли и опустилась в кресло.

— Похоже, ты к этому спокойно относишься. — Бронте осторожно отставила блюдо в сторону. — Получается, что ему больше тысячи лет?

— Как и мне, — беззаботно отозвалась Гилли. — Эта штука из собрания генерала. Селадон[33]. А какая глазурь! Таких вещиц здесь повсюду полным-полно.

— Знаю. Из-за них повернуться негде.

— Так вот почему ты, моя умница, затеяла всю эту возню.

— Я получаю удовольствие, — сказала Бронте, и сказала правду. — Знаешь, Гилли, твой друг Стивен назвал эту усадьбу сокровищницей.

— Он мне тоже говорил. — Гилли тепло улыбнулась, демонстрируя свое доверие к этому человеку. — Ясное дело, я ничего у него не выпытывала, но похоже, что его семья занимает какое-то привилегированное положение. Очевидно, что он хорошо образован и отменно воспитан. Он много знает о Юго-Восточной Азии, разбирается в искусстве и архитектуре. Даже проект «Бамбукового двора» — его произведение.

— Почему же тогда он мне ничего об этом не сказал? — воскликнула Бронте, почувствовав себя уязвленной. — Я должна была сама догадаться. Удивительно, как это ты до сих пор не познакомилась с Кристиной!

— Девочка моя, я редко выезжаю в город. Так, время от времени. Ты же меня знаешь. Мне нравится быть здесь, на ферме.

— Кристина очень красивая и экзотическая. У нее большие деловые таланты.

Гилли широко улыбнулась.

— Ты мне это говорила уже раз десять, если не больше. Она произвела на тебя такое сильное впечатление?

— Она на кого хочешь произведет впечатление. Она очень светская, искушенная; ты понимаешь, что я имею в виду? Он не говорил тебе, сколько ей лет?

— Господи, да нет же. Да разве ты не определила? По-моему, ты мне говорила, что она молодая.

— Я до сих пор гадаю, — призналась Бронте. - Ей может быть и двадцать один, и сто один.

Гилли рассмеялась почти ликующе.

— Так объясни мне, как она этого добивается. И не говори глупостей, детка. Ты как будто чуточку ревнуешь.

Бронте снова обратилась к спискам вещей.

— Теперь ты говоришь глупости. Что у тебя в кармане? Ты все время что-то поглаживаешь.

— Мой старый приятель Джимми Уэнг привез нам почту. И я ее припрятала. — Гилли извлекла из кармана мешковатых брюк цвета хаки два конверта. — Одно письмо от твоей мамочки; наверное, она спрашивает, можно ли ей пожить у нас. Я этот летящий почерк где угодно узнаю.

Она протянула письмо Бронте.

— Хотелось бы знать, что ей понадобилось. - Бронте взяла письмо с таким видом, словно ей совершенно не хотелось его распечатывать. - Может, Макс поговорил с ней о поездке к нам на Рождество?

Гилли фыркнула так, как не позволила бы себе ни одна благовоспитанная леди.

— Если поговорил, можешь поставить свою жизнь на то, что она отказала. Конечно, я далека от мысли, что она будет смертельно тосковать без мальчика.

— Не то чтобы им с Брандтом не хотелось бы уехать куда-нибудь прочь от жары. Но они оба без ума от Парижа.

— Где твоя мать сможет накупить куда больше одежды, чем ей нужно. Я где-то прочитала, что ее никогда не видели два раза в одном и том же платье. Такое возможно?

— Возможно, если речь идет о матери, — откликнулась Бронте, чувствуя, как у нее сердце уходит в пятки при виде элегантного почерка Миранды.

Тон письма был ледяным. Миранда писала не для того, чтобы послать привет дочери или сообщить, что скучает без нее. Она не осведомлялась о Гилли, не спрашивала, лучше ли Бронте в «Иволге», не говоря уже о том, наслаждается ли Бронте жизнью. Речь в письме шла о менее приятных вещах.

«Как ты смела за моей спиной приглашать Макса в этот кошмарный дом, который кишит змеями!»

Все тот же черный ужас перед джунглями, который владел ею на протяжении пяти лет, ставших решающими для формирования личности Бронте.

Макс не поедет с ними ни в Лондон, ни в Париж — Макс никогда не путешествовал с родителями. Макс поживет у своего доброго школьного приятеля, сына Магнуса Поттера. Что бы это значило? Без сомнения, этот Поттер — миллионер, то есть принадлежит к той единственной категории людей, которые Миранда считает заслуживающими ее внимания. Далее Миранда снова повторяла слова о том, как глубоко Бронте разочаровала ее, а также Карла, который сделал все, что было в его силах, чтобы Бронте могла составить блестящую партию. Говорят, Натан чудовищно страдает. Ходили слухи, что он угрожал самоубийством, но он все-таки мужественно перенес удар.

«Ты, Бронте, разбила его сердце. С таким же успехом ты могла заколоть его кинжалом».

Ни о каких кинжалах Бронте никогда не помышляла. Концовка письма была выдержана в том же духе. Читая, Бронте сглотнула несколько раз. И — развязка: ей нет прощения. Не будет прощения. Максу путь в этот разваливающийся, наводящий ужас дом заказан.

— Судя по твоему лицу, Макс не приедет?

Сочувствие в голосе Гилли было призвано замаскировать ее гнев. Миранда остается такой же, какой была всегда.

Бронте кивнула, не в силах скрыть обиду и разочарование.

— Я бы прочитала вслух, но тебе это не нужно. Она никогда не колебалась усадить в самолет меня, чтобы я тебя навестила.

— Вот за это ей спасибо! Это же потому, что ей удобнее, когда ты ей не мешаешь.

— Она понимает, что за то, чтобы быть женой Карла Брандта, нужно платить. Дети не должны их отвлекать.

— Вот уж, надо думать, он был доволен, когда узнал, что Миранда беременна Максом.

— Наверное, Миранда видела в этом способ удержать его. Короче говоря, Макс страдает и моя мать тоже. Могу поклясться, она очень о многом умалчивает.

Гилли погладила Бронте по руке.

— Ты у меня с детства всем сочувствуешь.

— У меня есть только одна мать — она. И, что самое смешное, она всерьез верит, что в этом доме водятся привидения. И это заставляет ее вытворять черт знает что.