Стрела Купидона - Джанет Битон

Музыка начала ускоряться. Через гром аплодисментов кто-то выкрикнул: «Sirtakil». Это был танец, в котором мог участвовать любой. Все повскакали на ноги, Эмма поспешно поднялась.

Рядом с ней Уолтер произнес:

— Давай-ка пойдем отсюда!

— О, нет! — запротестовала она. — Мы пришли танцевать!

Эмма оказалась между полной женщиной и невысоким лысым мужчиной. Через секунду они уже были в людской цепи, извивающейся по залу. Столы торопливо сдвинули к самым стенам. Уже начала двигаться вторая цепь. Прошли годы с тех пор, как Эмма последний раз танцевала «sirtaki», но движения приходили инстинктивно, ее шаги становились более уверенными вместе с ускоряющейся мелодией. Те, кто не танцевал, хлопали в ладоши. Смеясь от наслаждения быть частью этих людей, Эмма подхватила песню, слова которой возвращались к ней на крыльях памяти.

Когда танец закончился, Эмма остановилась, переводя дыхание. Полная женщина сказала что-то, но Эмма не смогла ее понять. Уолтер нашел убежище за столом в дальнем конце зала и пытался привлечь внимание официанта. Кто-то схватил ее за руку. Это был насмешливо улыбающийся Дамьен. Сегодня на нем не было золота, за исключением наручных часов.

— Еще раз привет! Я вижу, тебе это понравилось. Кто это там с тобой?

Эмма указала туда, где сидел Уолтер, и сделала движение в его сторону, но Дамьен задержал ее.

— Выпей со мной, — сказал он, щелкнув пальцами парню, который проходил мимо с подносом, полным стаканов. — Ouzo для девушки, которая танцует сиртаки не хуже тебя самого! Как продвигаются поиски?

— Ты тоже неплохо танцуешь, — сказала Эмма. — Что до моих поисков, как ты это называешь, — так себе. Девушка действительно жила в Аджио Стефаносе какое-то время. Но где она сейчас, можно только догадываться. Возможно, она уже покинула Крит.

— Я показывал снимок, который ты дала мне, — сказал он. — Один или два человека считают, что могли видеть ее, но ничего определенного, ничего такого, за что можно было бы зацепиться. И это было где-то перед Рождеством.

— Очень мило с твоей стороны, — сказала Эмма. — Да, это совпадает.

Он одарил ее скорбной улыбкой.

— Зато здесь нет ничего радостного. Я беспокоюсь за нашего друга Ника.

Как всегда, когда кто-нибудь произносил при ней его имя, Эмму охватила нервная дрожь. Она наклонилась над своим стаканом, чтобы скрыть внезапный румянец, который окрасил ее щеки.

— Почему это?

— Он скучен и мрачен, насколько это только возможно, хуже, чем когда-либо, и собирается возвращаться в Лондон раньше, чем планировал. Изводит себя из-за этого несносного ребенка, который все собирается становиться греком. Почему бы старине тоже не сделаться совсем греком, найти хорошенькую гречанку, и обосноваться здесь?

Эмма сделала еще один глоток и закашлялась. Она поперхнулась анисовым зернышком.

— Я полагаю, он понимает, что родители его жены имеют определенные права на ребенка.

Права! Все опять упиралось в эти права!..

— Помянешь черта… — сказал Дамьен, так как к ним подходил Ник. Он обошел музыкантов, которые подняли свои инструменты и настраивались.

— Проводил Ставроса, все в порядке? Ник открыто посмотрел в глаза Эмме.

— У него был небольшой приступ удушья, но в конце концов все кончилось благополучно.

Дамьен усмехнулся:

— Ставрос только что стал отцом близнецов. У него теперь четверо! Это был первый вечер, когда он выбрался посидеть с ребятами за долгое время. По самую шею в бутылочках и пеленках, бедняга! Что за жизнь для мужчины!

Губы Ника дернулись в усмешке, когда он посмотрел на Эмму:

— Не покупайся на пустую болтовню Дамьена. Он такой же домашний, как и любой из нас. Несмотря на свои ужасные белые сатиновые панталоны, которые он иногда одевает, у него прекрасная жена, которая держит бутик, и две дочери, которые больше всего на свете любят попрыгать на папиной дискотеке.

— Будь осторожен, — рыкнул Дамьен. — Ты серьезно думаешь, этот нахлопавшийся пьяница доедет до Калатенеса сегодня?

— Конечно, доедет, — сказал Ник. — Ты слишком много заботишься о своих друзьях.

— С теми друзьями, которые мне достались, сказал Дамьен, — мне просто больше ничего не остается.

Поняв, что двое мужчин говорят больше, чем поверхностные слова, Эмма произнесла:

— Калатенес! Я была там сегодня утром!

— Выслеживая Алтею, конечно? — спросил Ник.

— А зачем же еще? — парировала Эмма.

Музыка заиграла снова. Он склонил голову, насмешливо принимая косвенный упрек.

Положив руку каждому из них на плечо, Дамьен подтолкнул их друг к другу, — ты ушел со Ставросом после того, как мы столь виртуозно выступили, Ник, и поэтому не увидел, как эта девушка танцует сиртаки. Бери-ка ее с собой и идите. Ты увидишь, — она хороша!

Линии уже выстроились и двинулись в танце, обходя тех, кто еще разговаривал. Без особого энтузиазма Ник спросил:

— Ты собираешься танцевать?

— Да, — ответила она коротко. «Я собираюсь танцевать, потому что я знала и любила эти танцы задолго до того, как узнала тебя, Ник Уоррендер, и задолго до того, как вбила себе в голову эту бредовую мысль, что люблю тебя. И я собираюсь танцевать независимо от того, идешь ты со мной или нет!» — подумала Эмма.

Отдохнувшие после перерыва музыканты наполнили комнату великолепной музыкой. Трели переходили в каскады звуков, иногда с токкато, иногда драматичных, мечтательных и романтичных.

Музыка вытеснила все из ее головы. Существовали только звук и движение. И она отдала им всю себя, позабыв о печалях, которые причинял ей Ник, позабыв даже о том, что он держит ее руку. Танец, казалось, продолжался и продолжался, даже после того, как она уже задыхалась. Но когда музыканты закончили с торжественным взмахом — все кончилось слишком быстро.

Ник не позволил ей сразу отнять руку. Он улыбался, его волосы были влажными от пота.

— Где ты научилась так танцевать?

— Там же, где я научилась говорить по-гречески. В городке рядом с Эдессой в Македонии. Я жила там ребенком. На севере, конечно, свои танцы, так же как и здесь на Крите. Но сиртаки танцуют все.

Музыка заиграла снова, в этот раз это был неизвестный Эмме танец. Но Ник вел ее через все движения до тех пор, пока довольно скоро она не начала чувствовать их сама.

— Этот — критский, — сказал он, когда танец подходил к концу.

Через зал Эмма могла видеть как Уолтер тяжело опустился за столом, хмуро уставясь на бутылку пива и стакан. Он хотел устроить кутеж, но все так обернулось, что ему было не очень весело.

Она подняла глаза на Ника, который проследил за ее взглядом.