Врезано в плоть (ЛП) - Тим Ваггонер

Триш повернулась к братьям:

– Папа терпеть не может, когда я спрашиваю про охоту, – она понизила голос, хотя отец никак не смог бы услышать ее из подвала. – Мой дядя был охотником. Его убил оборотень.

– Оборотни те еще засранцы, – заметил Дин почти восхищенно, а потом взглянул на Триш и понял, что сморозил глупость. – Прости. Я не подумал.

– Не новость, – ухмыльнулся Сэм.

Этой репликой он надеялся накинуть себе пару баллов в глазах Триш, но тут Дин снова его пнул – намного сильнее – и он вскрикнул от боли, чем, наверное, испортил всю крутизну.

Триш опустила глаза:

– Тот же самый оборотень убил маму.

– Черт, – проговорил Дин. – Мне очень жаль.

– Мне тоже, – поспешно вставил Сэм.

Он не понимал точно, за что извиняется, но, кажется, время было подходящее.

Триш во время разговора продолжала раскладывать карты, и Сэм, хоть и чувствовал себя неловко, продолжая игру при такой теме разговора, карты не оставил – как и Дин.

– Тем летом мы с семьей отправились в поход. Мне было всего девять. С нами пошел дядя Райан, мамин брат. Он только что развелся с тетей и чувствовал себя подавленным. Родители думали, поход поможет ему развеяться, отвлечься, понимаете?

Сэм не особо понимал, но все равно кивнул, как и Дин, который, очевидно, в самом деле понимал – или, по крайней мере, лучше разбирался в таких делах.

– Мы отправились на ночную прогулку. Папа надеялся увидеть летучих мышей или, может быть, сов. Мама и дядя Райан шли с нами, но потом он сказал, что неважно себя чувствует, а потому собирается вернуться в лагерь и лечь спать. Мама тоже решила вернуться. Она ничего не сказала, но думаю, она просто боялась, что он заберется в палатку и напьется до бесчувствия. Папа предложил всем идти обратно, но мама возразила, что будет очень жаль, если я упущу возможность посмотреть на ночной лес. На самом деле она, наверное, хотела, чтобы я держалась подальше, на случай, если дядя Райан разозлится, что она за ним следит, и начнет орать или что-нибудь в том духе. Папа не боялся, что мама заблудится в ночном лесу. Они оба были опытными туристами и отлично управлялись в глуши. И потом, луна тогда была полная и давала много света.

Триш снова посмотрела на дверь, будто убеждая себя, что та не откроется в любой момент и в комнату не войдет отец. Через минуту она продолжила рассказ, не прерывая игру.

– Не знаю, сколько еще мы с папой бродили. Полчаса, может быть. Во всяком случае, достаточно долго. А когда вернулись в лагерь, то обнаружили… – она умолкла и, нахмурившись, посмотрела на оставшиеся в руке карты, будто забыла, зачем они ей. – Знаете, в ужастиках люди всегда слышат, когда на кого-нибудь в лесу нападают монстры, неважно, насколько они далеко. А мы вообще ничего не слышали. Ни рычания, ни криков. Только пение сверчков и ночных птиц, как будто все в полном порядке. Папа думает, дядя Райан пытался бороться с оборотнем и защитить маму, у него даже ружье было, но выстрелить он так и не успел. Проклятая тварь была слишком быстрой. Правда, это неважно, потому что у него все равно не было серебряных пуль. Оборотень расправился с ним и принялся за маму. Она пыталась бежать, но убежала недалеко, прежде чем он ее догнал и убил. Она бежала не в ту сторону, куда ушли мы с папой. Пыталась увести оборотня от нас.

Триш еще некоторое время рассматривала карты, потом бросила их на стол. Дин последовал ее примеру, за ним и Сэм.

– А что стало с оборотнем? – спросил Дин.

– Несколько охотников – не обычных, а таких, как вы – сидели у него на хвосте уже несколько недель. Они выследили его и убили еще до зари. Закололи в сердце серебряным ножом. Если бы сделали это на несколько часов раньше…

Несколько секунд они молчали. Потом Дин нарушил тишину:

– Это ведь твоя тетя была? Оборотнем, я имею в виду.

Триш кивнула:

– Охотники нашли нас после рассвета. Мы по-прежнему оставались в лагере. Оба в шоке. Они рассказали, что когда человек превращается в оборотня, то становится неразумным зверем, которым движут только голод, ненависть и ярость. Но какая-то бессознательная часть побуждает их нападать на тех, кого они считают угрозой или на кого затаили злость, – она натянуто улыбнулась. – Тетя и дядя расстались не особенно дружелюбно, – улыбка исчезла. – Пить охота. Хотите пить, мальчики?

Братья помотали головами. Триш подошла к раковине, наполнила стакан водой из крана и выпила ее залпом. Потом поставила пустой стакан в раковину, облокотилась на нее, скрестив руки, и продолжала:

– Папа сначала не поверил охотникам. А кто бы поверил? Но они убедили его, что говорят правду и посоветовали ничего не говорить полиции про оборотня. Он согласился. Тогда они притащили в лагерь тетино тело и сделали так, чтобы оно тоже выглядело, будто на нее напало животное. Мы с папой отошли в сторону. После того, что случилось с мамой и Райаном, это было последнее, что мы хотели видеть. Потом охотники пожелали нам удачи и ушли. Мы сели в пикап и поехали в город, чтобы рассказать о смертях. Следующие несколько дней были, как вы можете себе представить, ужасными. Папа сказал полицейским, что тетя отправилась с нами в поход в последней попытке исправить брак. Сказал, что взял меня на ночную прогулку, чтобы вместе посмотреть на рассвет, пока остальные спят. Сказал, что когда мы вернулись, все уже были мертвы, так что мы запрыгнули в машину и помчались в город. Полиция сначала подозревала в убийствах папу и, наверное, все закончилось бы плохо, если б я не подтвердила историю. После того, как мы всех похоронили, к нам заехали охотники узнать, как дела. Папа завалил их вопросами. Каково это быть охотником. Сколько чудовищ на самом деле реальны. А еще как стать охотником. Но охотники отлично понимали, что папа – пусть даже переполненный горем и злостью – слишком мягок, чтобы последовать их примеру. Но так как он преподавал искусство в колледже, у них появилась идея. Они сказали, что в их работе очень нужны правдоподобные документы и удостоверения личности. Слово «подделка» они не упоминали, наверное, потому, что я тогда не отлипала от папы, и они не хотели выглядеть передо мной преступниками. Охотники сказали, что сейчас трудно найти того, кто таким занимается, да еще делает это правильно. Вот так папа начал работать в – как он это называет – «охотничьей поддержке».

Триш сглотнула:

– Все еще пить хочется. Наверное, наговорила много, – и снова принялась набирать воду в стакан.

Сэму было ее жалко, но он не знал, что можно сказать или сделать. У него самого в раннем детстве умерла мама, так что он сочувствовал Триш, но нельзя сказать, чтобы разделял ее потерю. Он не помнил маму, а Триш было девять. Так что смерть матери, должно быть, потрясла ее намного сильнее, чем Сэм мог представить. Но он завидовал ей. Она хотя бы девять лет провела с мамой. У нее были совместные фото, может быть даже видео. Она могла посмотреть их и знать, как звучал мамин голос, как она двигалась, как улыбалась. У Триш осталась память. У Сэма не осталось совсем ничего.

Триш стояла к ним спиной, когда стакан внезапно разлетелся у нее в руке.

– Я знаю, о чем ты думаешь, Сэм, – ее голос изменился, стал более низким и глубоким. – Ты завидуешь мне. Думаешь, тебе хуже, потому что твоя мама умерла, когда ты был младенцем. И знаешь что? Это меня злит.

Триш повернулась. Ее глаза стали хищными и желтыми, ногти загнулись в устрашающие когти, а рот наполнился острыми зубами.

– Очень злит.

Она вскинула когтистые руки и кинулась на них с Дином. Из уголков ее рта лилась слюна, в глазах горел голод.

Сэм только успел подумать «Прости», прежде чем она вцепилась в него.

***

Сэм проснулся и поначалу решил, что началось землетрясение, но быстро понял, что просто это Дин трясет его за плечи.

– Я не сплю, – он оттолкнул брата.

– Пора бы уже, черт побери! Я тебя уже минут пять трясу, а ты не отзываешься. Хотел уже тащить твою задницу в ближайшую больницу.

Сэм оглянулся. Сонный туман еще не до конца рассеялся. Он сидел на пассажирском сиденье, с расстегнутым ремнем безопасности и открытой дверью, а Дин стоял рядом и выглядел в равной степени встревоженным и рассерженным.

– Задремал, наверное. Прости, – он выбрался из машины и чуть не упал, когда подогнулись ноги.

Он умудрился схватиться за открытую дверь и удержаться в вертикальном положении, но факт остается фактом. Тело ощущалось тяжелым и вялым, будто набитым мокрым песком.

– Чувак, с тобой что-то не так! – заявил Дин.

– Я в порядке. Ну, нет, не в порядке, но я просто устал. Усталость всегда накапливается и аукается. После того, как мы разберемся с тем, что происходит в городе, я отрублюсь и буду спать столько, сколько понадобится, чтобы восстановить энергию, хорошо? А пока приходится держаться.

Дин удовлетворенным по-прежнему не выглядел, но протестовать не стал, и этого, по мнению Сэма, было вполне достаточно. Пытаясь не показывать, чего ему стоит бодрствовать, он огляделся, чтобы понять, где они. Дин остановил автомобиль на покрытой гравием обочине. Деревья с обеих сторон обрамляли узкую проселочную дорогу, залитую асфальтобетоном, без разметки.