Колкая малина. Книга третья - Валерий Горелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они способны на прощание покивать,
А потом остекленеют и замрут.
Любите всякие цветы – холодные и тёплые,
Они себя во имя нас в жертву принесут.
Они всегда живые, нежные и добрые,
С ними нас поздравят, и с ними помянут.
Селёдка
Зайдите в гастроном, купите себе водки,
Хлеба Бородинского и провесной селёдки,
И пару пачек Беломора фабрики Урицкого,
Да ещё чего-нибудь нашего, мужицкого.
Если спички за копейку кинули на сдачу,
То это сто процентов – на скорую удачу.
Мы в магазине день своей получки обозначили,
Не зря же целый месяц на дядю отбатрачили.
Все покупки влезли по карманам,
Плохо было только со стаканом,
Но, кто водку в подворотне с горла не выпивал,
Тот в современном мире мало понимал.
А в подворотне ссаками воняло,
Но это нас нисколько не пугало,
И хоть на бочке перевёрнутой селёдочные кости,
Мы каждый день здесь дорогие гости.
Нас помоечные мухи радостно встречают,
Они, наверно, тоже про получку нашу знают.
Нам селёдку провесную в клочья «Правды» завернули,
Возможно, на приятный аппетит тонко намекнули.
Водка из горла льётся водопадом,
И всё это становится прописанным укладом,
И если это обзывают бытовым алкоголизмом,
То, что тогда зовётся развитым социализмом?
Учитесь
Ядовитая змея шкуру поменяла,
А из колоды выкрали козырного туза.
Если вам из подворотни нечисть угрожала,
Значит, это постная среда.
Вас давно и страстно убеждали,
Что каждый хлебом может поделиться.
И сколько бы теорий вам ни преподали,
Пора чему-нибудь у жизни научиться.
Сумейте избавляться от лишнего балласта,
От похотливой лжи, сучьего покроя,
И от голодной правды, распухшей от лукавства,
И научитесь отделить несчастье от запоя.
Говорите честно и по сути,
И умейте свою радость переуступить,
И не ловите рыбу в беспросветной мути,
Где можно своё имя утопить.
Не лечится подобное подобным,
Как враг для вас не станет добрым другом.
Он с вами будет говорить голосом утробным,
И вам это не покажется недугом.
Анекдотично сказку рассказали,
А потом рыбку золотую изжарили на гриле,
Из Евангелия главу переписали
И все грехи друг другу отпустили.
Чудо из чудес
Майский снег припорошило пылью,
Он прилип к кустам на дне оврага.
Легонько ветерок отдаёт ванилью,
И до настоящего тепла всего полшага.
Мы ватагой пылим по дороге,
И нам везде зелёный свет.
Мы не знаем, что такое скука и тревоги,
Нам всего по одиннадцать лет.
Мы друг на друга лепим листики ольховника,
А в стланике свистят бурундуки.
По обочинам – кусты колючего шиповника,
И мы громко материмся, по-мужски.
Сияет солнце, как блюдо золотое,
И конопатит наши бледные носы,
А над нами небо, воистину родное,
И оно цвета самой чистой бирюзы.
Мы пёхом добирались на рыбалку,
Сложив червей в эмалированную кружку.
Тот не испытал своей смекалки,
Кто не ловил гольянов и пеструю мальмушку.
Жизнь – она и строит, она и разрушает,
Наверно, у неё на всё есть свой компресс,
А бывает, что она вот так вот приласкает.
Но разве всё это – не чудо из чудес?
Стены
На старой чёрно-белой фотографии —
Стены двухэтажного побеленного здания.
Это – страница моей биографии,
Где было всё: от вдохновения до страдания.
Стены строгого барачного дизайна,
Только окна большие и светлые,
И в их очертаньях – какая-то тайна
И юности мысли заветные.
Там, на узких партах – мудрые учебники,
И карта полушарий на стене.
Всё это сочинили какие-то волшебники,
Чтобы я не оставался с собой наедине.
На доске перемножают пятерки на ноли,
Ищут положительный заряд,
А я смотрел в окно и сочинял стихи
Для той, которая сидела через ряд.
Всего лишь пять минут до перемены,
А от стихов осталось две строки:
«Я вас люблю, мои родные стены,
Стоящие на краешке Земли».
Наверно, это есть прообраз Храма,
Где души отмывают от крамолы.
Они – как зуд зарубцевавшегося шрама,
Побеленные стены Дамирской третьей школы.
Помнить
Хочу помнить тех, кого нет,
И то, чего давно уже не стало;
И мне уже оттуда не пришлют привет,
Это только память время удержала.
Наш плохонький домишко умер без меня:
Его добили ветры и дожди,
Но знаю, что тут помнят пацана,
Что из железной кружки поливал цветы.
Оттуда не пришлют ни поученье, ни совет,
От них душа давно уже устала,
Но можно вспомнить запах первых сигарет,
И как сердце на свиданье трепетало.
Хочу, чтобы на нашей танцплощадке
Опять медленное танго зазвучало.
Я перед тобой стоял, как в лихорадке,
А ты мне что-то на ухо шептала.
Друга уже нет, но что он пел – осталось,
Он до сих пор во мне аккорды подбирает,
И у него всегда такое получалось,
Это, наверно, друг по мне скучает.
Я не видел птички красивей, чем трясогузка,
И незабудку назову лучшим ароматом.
И у меня на сердце полная загрузка,
Если всё, что я
