Три женщины - Владимир Лазарис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
В результате тяжелейших потерь на фронте правительство Италии приняло закон о понижении мобилизационного возраста с восемнадцати до семнадцати лет. Роберто ликовал. Он попал в отборные части альпийских стрелков, и его, как и остальных новобранцев, сначала отправили для обучения в военный лагерь.
Маргарита успокоилась: к тому времени, когда кончится срок военной подготовки, Бог даст, кончится и война. Но покой длился недолго. От Роберто пришло письмо, что его часть отправляют на фронт. «Это больше, чем сражение, — писал он. — Это столкновение двух рас: латинской и тевтонской». Маргарита тут же отправилась повидаться с сыном. Роберто снял для нее гостиничный номер в городке рядом с расположением своей части. Маргарита ахнула, увидев, как вырос и возмужал ее сын, какой он красивый, и очень обрадовалась, услышав, что он ухаживает сразу за двумя хорошенькими дочерьми хозяев гостиницы. Но на сердце у Маргариты было тяжело. Она уговаривала Роберто слушаться командиров, они лучше знают, как приносить пользу.
— Кому? — расхохотался он. — Италии? Да я для Италии ничего не делаю — только для себя. Выполняю долг, как того требует моя совесть.
Увидев, что мать вот-вот заплачет, Роберто смягчил тон:
— Как ты думаешь, сколько человек сейчас во всей Европе хотят умереть с честью?
— Я не знаю, сынок… — растерялась Маргарита. — Но ведь можно с честью и в живых оставаться.
— О, нет. На войне с честью только погибают.
Роберто стал на голову выше матери, и, целуя его на прощание, Маргарита уткнулась ему в плечо.
Семь месяцев Роберто не вылезал из окопов. Австрийцы беспрерывно атаковали, и артиллерийский огонь косил альпийских стрелков при первой же попытке контратаки. У Роберто осколком задело колено, другим — ударило по каске. Она выдержала. Но не всем так везло. От его роты осталась едва ли половина. Почти без сна, на скудном сухом пайке, в провонявшей потом и вшивой форме Роберто радовался тому, что «стал неуязвимым», как он написал дорогой тете Аде. А матери он описал свист снарядов горных пушек и пулеметную очередь. Он просил Маргариту прислать ему приличные сапоги, продукты и деньги. Это письмо Роберто заканчивал в ночь на рождество 1918 года: «О, этот год, рожденный в бойне, да принесет он мир (…) Иными словами, нашу победу».
Рядового Роберто Царфатти представили к званию капрала за проявленный героизм, и через пять дней после того, как он получил лычки, ему дали положенный отпуск на пятнадцать суток.
Маргарита не могла прийти в себя. Из вагона вышел незнакомый молодой мужчина со свалявшейся бородой, грязными волосами, в рваной шинели и каких-то опорках вместо сапог. У него были грязные ногти, и от него шел такой же ужасный запах, как от Муссолини в санатории. Господи, неужели это ее мальчик? Она пришла в себя только после того, как он отмылся, гладко побрился и переоделся в домашнюю одежду.
Две недели Роберто отсыпался и отъедался. Повар не мог нарадоваться его аппетиту. Вечерами Роберто рассказывал об ужасах войны, о которых домашние понятия не имели. Цензура не пропускала в газеты ничего подобного. А рассказы Роберто не иссякали. Он все время сидел у камина и никак не мог отогреться.
Прежде чем Роберто вернулся в часть, Маргарита повела его повидаться с Муссолини в редакцию «Иль пополо д’Италия». Муссолини расспрашивал Роберто, как дела на фронте, как настроены солдаты. Услышав, что армия выстоит, Муссолини обрадовался.
За несколько дней до отъезда Роберто Маргаритиной дочке Фьяметте исполнилось девять лет. Она обещала стать такой же красивой, как мать. Фьяметта с восторгом задувала свечки на именинном торте и с нетерпением разворачивала подарки. Роберто подарил ей значок альпийского стрелка, а Маргарита — старинный серебряный браслет бабушки Дольчетты.
Провожать Роберто пошли всей семьей. На вокзале была огромная толпа. Солдаты, уезжающие на фронт, их родные и близкие.
Фьяметта, рыдая навзрыд, обхватила брата за шею и не хотела отпускать.
— Не плачь, — успокаивала ее Маргарита, хотя сама еле сдерживала слезы. — Роберто скоро вернется. Вот увидишь, он вернется совсем скоро.
А Роберто старался рассмешить сестру, делая страшные гримасы и подкидывая ее в воздух. Потом он обнял всех по очереди, вошел в вагон и из окна помахал рукой.
Рано утром батальон Роберто начал атаку, но ей мешали пулеметный огонь и колючая проволока укреплений противника. Тогда Роберто ружейным прикладом проделал в ней отверстие и, продравшись через него, первым спрыгнул во вражескую траншею. После короткого рукопашного боя капрал Царфатти со своим взводом взял в плен тридцать австрийских солдат. К полудню австрийцы передислоцировали свои силы и перешли в наступление. С криком «За мной!» Роберто бросился к вражескому пулеметному бункеру. Он был уверен, что никакая пуля его не возьмет.
Пуля попала ему прямо в лоб.
Наутро альпийские стрелки похоронили убитых в братской могиле. Прежде чем тело Роберто предали земле, один из стрелков отрезал ножом прядь его волос с запекшейся кровью и послал Маргарите. А командир батальона сообщил ей, что Роберто посмертно представлен к золотой медали.
— Не-е-е-е-е-ет! Н-е-е-е-ет! Неправда! Он жив! Не может быть! — кричала она.
Не может быть, чтобы эти варвары убили ее сына. Она прижимала к губам прядь волос, с которых ее слезы уже почти смыли кровь. Не может быть, что она больше никогда не увидит своего золотоголового мальчика. Даже припасть к его могиле не сможет?!
Пытаясь выплакать свое горе, Маргарита написала:
Окровавленные корни
Обвивают твое тело,
Приковав тебя к земле.
Я беременна тобою,
Ты еще во мне, тебя я
Не отдам могильной мгле[130].
* * *
Узнав о гибели Роберто, Муссолини примчался к Маргарите. Хотя они не виделись всего несколько дней, он не узнал ее. Лицо осунулось и пожелтело, глаза погасли, под ними появились мешки, нос покраснел и распух, губы потрескались, чудесные волосы, видно, давно не знали гребня, а руки дрожали. Муссолини как мог утешал Маргариту. Роберто отдал жизнь за родину, он стал национальным героем, он… Пустой взгляд Маргариты обезоружил его, и он замолчал.
Маргарита старалась держать себя в руках, пока длился официальный траур и в дом приходили чужие люди. Когда же все расходились, Фьяметта прибегала к матери, и они рыдали, уткнувшись друг другу в плечо.
Муссолини напечатал большую статью
