История флибустьеров - Ф Архенгольц

В девятый день похода вышли они на равнину, состоявшую из лугов без всяких деревьев. Шел сильный дождь, флибустьеры промокли до костей, ружья их на время сделались негодными к употреблению. Морган очень желал встретить кого-нибудь, чтобы получить нужнейшие сведения, и для этого отрядил 50 человек, обещая тому, кто приведет испанца или индейца, кроме законной части в добыче, 300 пиастров из общественной казны.

Около полудня взошли на холм, с которого в первый раз увидели Южный океан. Это зрелище, предвещавшее конец мучений, привело флибустьеров в неописанный восторг. Вместе с тем увидели шесть кораблей, направлявшихся из Панамы к соседним островам Тароге и Тарогиле. Самого города еще не было видно. Радость их еще усилилась, когда они открыли в соседней долине множество быков, коров, лошадей и ослов, пасшихся под надзором нескольких испанцев, которые, увидев флибустьеров, тотчас убежали. Ничто не могло быть приятнее пиратам, умирающим от голода, как эта находка. Неосторожность испанцев, так сказать, спасших этим от голодной смерти неприятеля, была непростительна. Флибустьеры расположились здесь на несколько часов, убили достаточное число быков и с величайшей жадностью ели мясо почти совсем сырое, так что кровь текла изо рта по всему телу. Чего не могли съесть, то взяли с собой, потому что Морган, боясь нападения среди испанских войск, не дал долго отдохнуть своим товарищам.

Желание Моргана достать несколько пленных не исполнилось, и флибустьеры все еще были в недоумении о том, далеко ли остается им до Панамы, когда вдруг, с вершины одного пригорка, открылись им башни города. Раздались всеобщие клики восторга. Наступил вечер, и флибустьеры расположились на ночлег у пригорка, решившись на другое утро напасть на Панаму.

В городе все пришло в движение: первым делом было выслано 50 кавалеристов для рекогносцировки неприятеля. Они подъехали на ружейный выстрел к флибустьерам и стали осыпать их ругательствами, но вскоре повернули назад, восклицая: «Собаки! До свиданья!». Недолго спустя, показался другой отряд в 200 человек пехоты, которому было приказано занять все проходы, чтобы после несомненной, как полагали испанцы, победы, ни один пират не мог вернуться восвояси. Флибустьеры смотрели очень спокойно на все эти приготовления и укрепляли себя пищею. Так как им было запрещено разводить огонь, то они ели мясо сырое, причем дивились непостижимой беспечности испанцев, которые позволяли им отдыхать спокойно. Между тем, чтобы показать свою бдительность испанцы всю ночь палили из пушек.

На другой день, десятый своего похода, 27 января 1671 года флибустьеры поднялись рано и при звуках музыки отправились к городу, но свернули с прямой дороги и, по совету одного из своих проводников, пошли обходом через густой лес, в котором не было ни малейшей тропинки. Этого не предвидели испанцы и потому устроили только на дороге батареи и укрепления, которые теперь сделались бесполезными. Надо было покинуть их, чтобы противостать неприятелю на другой местности, причем не имели даже времени перевезти пушки.

После двухчасовой ходьбы флибустьеры увидели испанскую армию, весьма красивую и выстроенную в ученый боевой порядок. Солдаты были одеты в разноцветные шелковые ткани, а кавалеристы разъезжали на рьяных конях, как-будто готовились к бою быков. Обер-президент лично предводительствовал этим весьма значительным корпусом, состоявшим из четырех полков регулярной пехоты, 2400 пехотинцев, 400 кавалеристов и 2000 диких быков, которыми управляло несколько сот индейцев и негров.

Флибустьеры, завидя эту армию, покрывавшую всю равнину, испугались ее многочисленности и начали опасаться неудачи. Но они скоро убедились, что им не остается другого выхода, как победить или умереть, и потому поклялись друг другу сражаться до последней капли крови. Разделившись на три отряда, они послали вперед 200 искуснейших стрелков и двинулись на испанцев, окончательно построившихся. Губернатор приказал коннице врубиться в неприятеля и выпустить на него быков. Но местность была невыгодна для кавалерии: в ней были болота, за которыми расположились вышеупомянутые 200 стрелков, производившие такой беспрерывный и меткий огонь, что кавалеристы и лошади падали кучами, и из них только 50 человек спаслись бегством. Вследствие того же, быков нельзя было выпустить на пиратов — и весь план атаки расстроился. Флибустьеры, между тем, смело бросились на испанскую кавалерию, поочередно становились на одно колено и в этом положении стреляли, а стоявшие за ними заряжали ружья. Искусство и хладнокровие пиратов решили битву. Почти все выстрелы их попадали. Испанцы защищались храбро, но не могли ничего против такого отчаянного мужества. Наконец приказано выпустить быков, чтобы потревожить тыл неприятеля, но и тут не подумали о союзниках флибустьеров, буканьерах, которые очутились здесь в своей стихии. Испугав быков криком и флагами, они застрелили их всех до единого.

Битва продолжалась два часа при неравных силах и оружии, а между тем она решилась совершенно в пользу флибустьеров. Кавалерия, на которую всего более рассчитывали испанцы, была большей частью уничтожена, и только немногие всадники спаслись бегством вместе с пехотой, бросавшей свои мушкеты, чтобы бежать скорее. Не считая раненных и пленных, на поле сражения осталось 600 убитых испанцев. Между пленными было несколько монахов, которые подвергались величайшей опасности, ободряя сражающихся. Морган приговорил их всех к смерти — и их застрелили из пистолетов. Многие испанцы спрятались по кустарникам на морском берегу, но почти все были открыты флибустьерами и без милосердия убиты.

Но этим дело не было еще кончено. Оставалось взять большой, населенный, защищенный фортами и пушками город Панаму, куда скрылся обер-президент с бежавшими с поля сражения. Трудности были тем больше, что флибустьеры также потеряли много народа — и остальных казалось мало для такого предприятия. Однако было решено приступить к делу. Морган собрал нужные сведения от пленного офицера. Нельзя было терять времени, иначе испанцы могли принять новые меры к защите. Несмотря на сильнейшую пушечную пальбу, имевшую гибельные следствия, город был штурмован в тот же день и после трехчасовой упорной битвы взят. Начался всеобщий грабеж. Морган, опасавшийся излишеств флибустьеров в употреблении вина, особенно после такой продолжительной воздержанности, строжайше приказал не дотрагиваться до вина, но опасаясь, что одного запрещения будет недостаточно, он объявил, будто узнал из достоверного источника, что испанцы отравили все вина.

Большая часть жителей спаслась бегством. Женщин и все драгоценности отправили на остров Тарога, а мужчины, рассеявшись около города, все еще составляли число, опасное для флибустьеров, ослабленных битвами и не могших ждать ниоткуда подкрепления. Это заставляло их быть осторожными, и большая часть расположилась вне города.

Наконец Морган совершил дело жестокое, непонятное и не довольно поясненное современными описателями этих ужасов, которым преднамеренно лишил себя и свой отряд огромнейших богатств. Хотя самое драгоценное было увезено жителями, однако же все лавки, магазины и кладовые оставались наполненными товарами всех родов. Кроме множества изготовленных мануфактурных и фабричных произведений и бесчисленных предметов роскоши и промышленности, здесь находились огромные запасы муки, вина, оливкового масла и благовоний, большие магазины с железом. За сто фунтов железа платили тогда 32 пиастра.

Эти товары не имели, правда, ценности в глазах Моргана, потому что он не мог их взять с собой, но сохранение их могло доставить выкуп. Впрочем, последнее было еще только предположение, а негодность их для флибустьеров дело решенное. Разорение нескольких тысяч семейств ничего не значило для Моргана. Поэтому можно сказать, что главной побудительной причиной было бешеное своеволие, совершенно согласное с его жестоким характером. Не сообщив никому своего намерения, он приказал зажечь Панаму в разных местах, и в несколько часов весь великолепный город был объят пламенем.

Испанцы, оставшиеся в городе, вместе с флибустьерами, не знавшими причины пожара, соединенными силами старались погасить огонь, таскали воду и срывали дома, чтобы остановить пламя, но все было тщетно: дул сильный ветер и большая часть домов были деревянные. Прекраснейшие дома с их драгоценностями, между ними великолепная биржа генуэзцев, церкви, монастыри, городская ратуша, лавки, госпитали и богоугодные заведения, магазины с бесчисленными кулями муки и двести кладовых, наполненных товарами, превратились в пепел. Той же участи подверглось множество животных: лошадей, мулов и проч. и много невольников, которые спрятались от флибустьеров в подвалах и на чердаках, теперь были изжарены живьем. Только немногие дома спаслись от огня, который тлел четыре недели. Пираты снова бросились грабить развалины — и довольно успешно. Морган тщательно скрывал свое участие в этом деле и обвинял в нем испанцев. На другое утро на месте цветущего города была куча золы, уцелел только уголок его, самый бедный, в котором жили погонщики мулов, два монастыря и дворец обер-президента, стоявший отдельно.