Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века - Сборник

Допрошенные лжесвидетели показали, что священник «часто ходит на дом… к гражданам, по селу делает поборы. Среди верующих говорил, что придет время, когда народ будут хоронить без отпевания, старые попы умирают, а новых не учат, и проповедовать слово Божие некому. Скоро и у нас под Москвой устроят голодную степь, всех лучших крестьян советская власть раскулачивает, арестовывает, ссылает, работать некому. А за что угоняют? Лишь за то, что они не хотят идти в колхоз. Весь этот гордиев узел, который завязали большевики, может разрубить лишь война. Взяли меня, спрашивали в ОГПУ о моем хозяйстве, могут сказать, что я вел агитацию против советской власти и колхозов. Мне, как священнику, часто приходится ходить с требами как к колхозникам, так и к единоличникам. Конечно, они спрашивают меня:«Как, отец Сергий, ты мыслишь насчет колхозов — вступать или нет?«Что же мне остается отвечать? Конечно, я отвечал так, как представлял себе, и говорил:«Колхоз, как видите вы и я, ничего хорошего не принесет, сейчас мужика согнули в бараний рог, а когда пройдет сплошная коллективизация, то тогда совсем пропало дело». Ну разве это агитация? Я только высказывал свое мнение…

Поп Сергей Сергеевич Воскресенский родился и вырос в селении Дьяковском, где его отец также был попом. Среди верующих пользуется авторитетом. Воскресенский говорил:«Советская власть — это красные помещики, которые притесняют трудовое крестьянство, разоряют и закрывают храмы. Но мы должны со своей стороны не примиряться с этими гонениями, а действовать, как первые христиане». Воскресенский часто говорил проповеди, в которых призывал крестьян крепиться, говоря:«Наступило тяжелое время для верующих, всюду на нас гонение, нам нужно крепко держаться за Церковь. Наступило последнее время, но Церковь останется непобедимой». Будучи у меня в доме и увидев у меня разукрашенные портреты Ленина и членов реввоенсовета, выйдя из дома, смеялся надо мной, говоря:«Вместо икон портреты стала украшать»».

Среди других свидетелей был вызван священник Казанской церкви в селе Коломенском Николай Константинович Покровский. «Сергея Сергеевича Воскресенского, — показал он, — знаю с детского возраста. В своей работе мне часто приходилось с ним соприкасаться. Последний, будучи священнослужителем, использовал свое положение для антисоветской работы, обрабатывая в этом направлении и верующих, подбирая из их среды группу единомышленников и через них проводя дальнейшую работу. Воскресенский антисоветскую работу проводил также и при исполнении треб. Так, например, осенью прошлого года я и Воскресенский ехали на похороны, и крестьянин села Чертаново, который вез нас, сказал нам:«Смотрите, отец Сергий, было пустое место, а сейчас большое строительство». На что Воскресенский ответил:«Нет ничего удивительного — работы в Советском Союзе производятся принудительным трудом из‑под палки, полуголодным народом». В момент изоляции кулачества Воскресенский в присутствии верующих, фамилии которых я забыл, говорил:«Получил я письмо от наших узников. Пишут они, что живут плохо, в землянках. Все их имущество пропало в дороге, получили лишь свои топоры и лопаты, а ценности правители взяли себе. Не удалось здесь обобрать — так в дороге обобрали до последней рубашки». Осенью 1931 года при подведении итогов хозяйственного года была устроена выставка работы колхозов. Я, проходя по селу Коломенскому с Воскресенским, попросил у него посмотреть выставку, на что последний ответил:«Что там смотреть? Если бы это была собственность крестьян, тогда другое дело, а то все колхозное, а у крестьянина осталась одна голова собственная и скоро с плеч долой полетит»».

20 марта следователь Шишкин допросил отца Сергия. На вопросы следователя священник ответил: «Я и арестованные со мной колхозники вели разговор о высланных кулаках, об их семьях, оставленных в районе, об их материальном обеспечении, моральном состоянии. Я до своего ареста в селении Дьяковском служил в Казанской церкви. Сельсовет Дьяковского в 1929 году произвел изъятие у меня части имущества — стульев, столов, шкафов и так далее. Часть из них мне была возвращена, часть не возвратили. Я облагался в индивидуальном порядке налогом. По ягодам мне было дано твердое задание, часть моего дома сельсовет использовал под жительство рабочим овощного комбината, вынудив мою семью проживать в тесноте. При реализации займа мне было предложено подписаться на заем в 200 рублей, я предложил 50. В результате я на заем не подписался. Все это вызывало во мне недовольство советской властью и ее представителями на местах — сельсоветом. Сдавая ягоды советской власти по твердым ценам, я был лишен возможности получить за сданную продукцию хлеб и промтовары, так как продукты питания приходилось покупать на рынке, платя за них по рыночным ценам. Поселив в моем доме рабочих, принудили меня с семьей ютиться на площади, не удовлетворяющей мою семью. Но, несмотря на все это, я со своей стороны имеющееся у меня недовольство окружающим не передавал и агитацией не занимался. Виновным себя в предъявленном мне обвинении не признаю».

26 марта 1932 года следствие было закончено. В обвинительном заключении следователь написал: «Село Дьяковское в прошлом, как до, так и после революции, являлось кулацким селом, имевшим прямые связи в торговой деятельности с московскими рынками. Это село в прошлом выбрасывало на московские рынки огромное количество овощной и ягодной продукции, и вместе с этим зажиточная часть этого села занималась скупкой товаров в окружающих селениях района, а также завозом из других районов для переработки и последующей реализации на московских рынках.

В период проведения мероприятий партии и советской власти в части колхозного строительства деревни село Дьяковское под влиянием кулацко–зажиточной прослойки села оказалось в стороне от колхозной жизни, за исключением некоторой бедняцко–батрацкой части села, которая к организации колхоза приступила в конце 1929 года, организовав колхоз из нескольких хозяйств. В последующее время колхоз разрастался за счет бедняцко–середняцких масс и кулачества, и уже в 1930 году село Дьяковское было коллективизировано на 90%. Однако в него с целью разложения и скрытия своей кулацкой физиономии вошли в подавляющем большинстве элементы кулачества.

В результате полной засоренности дьяковского колхоза кулацко–зажиточным элементом, благодаря антиколхозной деятельности его, разложения, явного срыва колхозных мероприятий, колхоз распался и в нем оказалось только 17 бедняцко–середняцких хозяйств (из числа имевшихся 186 хозяйств).

В период перевыборов сельсоветов в 1931 году село Дьяковское подвергалось неоднократному переизбранию совета вследствие того, что кулацко–зажиточный элемент всячески старался ввести и поставить у руководства»своих людей», внося дезорганизацию в систему перевыборов, наряду с этим усиленно выступая против кандидатур бедняков–колхозников и коммунистов.

В данное время село коллективизировано на 24 %. Планы заготовок селом не выполнены. По поступившим в Ленинское райотделение сведениям, группа из кулацко–зажиточного элемента под руководством местного попа Воскресенского вела антисоветскую агитацию, направленную к срыву мероприятий партии и советской власти, с использованием религиозных предрассудков масс.

Руководитель антисоветской группировки, обвиняемый Воскресенский, являясь служителем культа и будучи авторитетным среди верующих, обходя их, внушал им, что организация колхозов убьет религию и религиозные чувства верующих.

В качестве одного из методов борьбы с мероприятиями советской власти в деревне обвиняемые по делу с целью дискредитации советской власти распространяли слухи о гибели советской власти и нелепые провокационные слухи о том, что один из колхозников села Дьяковское якобы видел видение, заключающееся в том, что он при возвращении из Москвы в село на дороге встретил старца, который предложил ему посмотреть назад, в правую и левую стороны, и когда он посмотрел, то сзади увидел армию и кровь, слева — замученных и оборванных колхозников, а справа — единоличников в хороших костюмах, сытых и жизнерадостных».

6 апреля обвиняемых перевезли в Бутырскую тюрьму в Москве. 4 августа 1932 года Тройка ОГПУ приговорила отца Сергия к трем годам заключения в исправительно–трудовом лагере. Он был заключен в лагерь на Беломорско–Балтийском канале на станции Медвежья Гора. В начале марта следующего года отца Сергия посадили в камеру с уголовниками. Они сняли с него полушубок, затем остальную одежду и выставили на мороз, который в то время был весьма жесток. Не перенеся издевательств, священник Сергий Воскресенский скончался 11 марта 1933 года и был погребен в безвестной могиле.

ИСТОЧНИКИ:

ГАРФ. Ф. 10035, д. П-76357. т. 1, т. 2.

РГИА. Ф. 831, д. 189.