Шестьдесят рассказов - Дональд Бартельми
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Луной из-за угла стукнутый.
Мы играли в гляделки. Ты сморгнул.
Чем проще вещь, тем труднее ее объяснить, на этом сходятся все авторитеты. Можешь считать, что я устал от п/п текстов, если тебе так нравится. Это близко к истине.
Сильвия растворилась в голубом просторе. Ей не нравилась беззарплатная жизнь. Равно как и знакомые мужского пола, глазеющие на Луну при свете дня. Порядочные люди занимаются этим ночью.
У нас были заморочки с Грегори: кому какая часть. Сильвия удовлетворилась тремя пятыми, мне же досталось что похуже - беспутная, витающая в облаках цыганистая часть, твердо уверенная, что нас спасет наука. Мне достаются ночные телефонные звонки: Я завалил электротехнику, преподаватель зарезал. А в чем дело? Не знаю, но все равно он жопа. Ну, может быть, но только… Когда ожидается ребенок? В январе, ты уже спрашивал. Да, а можно мне смотаться на праздники в Мехико? Спроси у своей матери, ты же знаешь, что она… Тут есть один парень, у его старика вилла… Вот потом и поговорим. Да, а бабушка, она что, была коммунисткой? Ничего такого экзотического, она… Ты говорил, ее вышибли из Германии. Ее семья была против нацизма. Адлер, это по-немецки орел. Совершенно верно. Была такая штука, Веймарская республика, так ее отец… Знаю, читал.
У нас были заморочки с Грегори, мы хотели, чтобы все по науке. Игрушки из «Принстонских прокреатив- ных принадлежностей для игр». О, Грегори, эта прин- стонская шобла не давала тебе ни охнуть, ни вздохнуть. С одной стороны - прокреативные принадлежности, с другой - Служба образовательного тестирования. И этот умственный кооперативный детский садик, это тоже была дурь. «Углубление взаимопонимания между родителем и ребенком на основе совместной коллективной деятельности». У меня не идет из памяти несчастный Генри Гардинг III. В графе «братья и сестры» детсадовского списка на его фамилию значились (приведу только возраст):
26 25 23 20 19 15 10 9 8 6
О, миссис Гардинг, дошла ли до вас радостная весть? Теперь появились эти маленькие, вроде елочных игрушек, украшения для матки, они очень надежны.
Так мы что, «неудачно» воспитывали Грегори? А с Гогом, с ним получится «удачнее»? От таких вопросов волосы дыбом. Лучше уж не спрашивать.
Я упоминал кардинала И. (красная шляпа). Он мой друг, в некотором роде. Или, вернее, объект одного из моих маленьких проектов.
Я начал изучать кардиналов, живых существ, о которых науке почти ничего не известно. Мне казалось, что кардиналов можно познать в том же ключе, в каком нами познаны розы или рыбы, посредством перечисления и классификации. Дурацкая затея? Возможно, но назовите мне кого-нибудь другого, кто вставал на такую точку зрения. В наше время, когда сам маркиз де Сад проплывает по городским улицам на плечах социологов, многоголосо приветствуемый толпой, осыпаемый серпантином и конфетти из окон верхних этажей, не так-то просто найти точку зрения настолько завернутую, чтобы ей не воспользовался кто-нибудь прежде тебя.
Почему кардинал И. Ты имеешь законное право на объяснение.
Кардинал вылетел из своей резиденции, размахивая руками, затянутыми, как оказалось, в перчатки из желтой свиной кожи, я схватил его за руку. «Да, желтая свиная кожа!» - воскликнул кардинал. Я записал в блокноте: желтая свиная кожа.
Существенная подробность. Его наперсный крест украшен девятью бриллиантами, алую сутану стирают прямо в резиденции.
Я задал кардиналу ряд вопросов, у нас состоялась беседа.
«Я думаю о счастливом острове, чью совершенную красоту невозможно себе представить»,- сказал я.
«Я думаю о золотой горе, которая не существует»,- сказал он.
«На чем стоит мир?» - спросил я.
«На слоне»,- сказал он.
«На чем стоит слон?»
«На черепахе».
«На чем стоит черепаха?»
«На красной газонокосилке».
Я записал в блокноте: игрив.
«Существует ли ценность, обладающая ценностью?» - спросил я. «Если существует некая ценность, обладающая ценностью, она должна лежать вне сферы всего, что случается и происходит, потому что все, что случается и происходит, случайно,»- сказал он. Он не был серьезен. Я записал в блокноте: знает дело.
(О, я ошшал рассказы, как кардинал бродил по снегу, убеждая детей, что он Санта-Клаус, как он растратил кассу на несанкционированные выплаты небритым людям, приходившим к кухонной двери, как его эконом подчеркнуто сворачивал его красные носки попарно и черные носки попарно, красный с красным и черный с черным, кардинал же терпеливо разворачивал красный сверток, чтобы добыть красный носок, и черный сверток, чтобы добыть черный носок, а затем носил их в этом сочетании…)
Кардинал И. Нет, он не прост.
Беседа закончилась. Я стукнул кардинала по колену маленьким молоточком и посветил ему в глаза маленькой лампочкой. Я проверил желудочную кислотность кардинала с помощью универсальной индикаторной бумаги с цветовым спектром от красного до синего, соответствующим шкале от единицы до десяти. Величина РН оказалась равной единице, что свидетельствовало о высокой кислотности. Я измерил силу кардиналова эго при посредстве Миннесотского Мультифазного Мордомера и получил величину шесть на девять. Я спел кардиналу, выбрав песню «Стелла в звездном свете», он не выказал никакой реакции. Я подсчитал количество галлонов, требующееся, чтобы наполнить ванну кардинала на глубину в десять дюймов (свыше которой, по его собственным словам, он никогда не рискует заходить в воду). Я сводил кардинала в театр, на балет «Консерватория»
[15]. Кардинал аплодировал в пятидесяти семи местах. После спектакля, за кулисами, кардинал танцевал с Пленозовой, держа ее на расстоянии вытянутой руки, с большим энтузиазмом и малым изяществом. Полы его алой сутаны распахнулись, явив взорам высокие сапоги на пуговках, рабочие сцены разразились аплодисментами.
Я поинтересовался взглядами кардинала на Луну, он сказал, что они не отличаются от общепринятых, что и подытоживает все, известное мне о кардиналах. Вряд ли достаточно для построения кардиналогии как новой, равноправной науки, однако, может быть, достаточно, чтобы стать отправной точкой для исследований других исследователей. Мой доклад в синем переплете стоит здесь, рядом с трактатом синьора Салернского «La Geomancie et la Necromancie des Anciens».
Кардинал И, Можно измерять и измерять - и упустить самое существенное. Он мне нравился. Я все еще получаю от случая к случаю письма с благословениями.
И еще. Возможно, я был чрезмерно докучлив. Не ради себя. С рождением ребенка фокус твоих надежд… смещается, чуть-чуть.
Не кардинально, не одномоментно. Но ты его ощущаешь, это смещение. Ты ведешь себя, разговариваешь как мать крошечной Лоллобриджиды. Вновь упиваешься возможностями.
Я все еще ношу свой желтый цветок, он прекрасно сохранился.
«Как там маленький Гог?»
«Спит».
Видишь ли, о мой Гог, утеха души моей, я просто пытаюсь немного ввести тебя в обстановку. Я не хочу, чтобы ты был неприятно удивлен. Мне больно смотреть на испуганные лица. Считай меня чем-то вроде Системы раннего радиолокационного предупреждения. Вот мир, а вот познания знающих знатоков. Что я могу тебе рассказать? То, что кое-как составлено из обрывочных донесений путешественников.
Фрагменты, только эта форма вызывает у меня доверие.
Посмотри на мою стену, вот они, здесь. Это листик, приклеенный скотчем. Нет, нет, Гог, скотч это эта прозрачная блестящая штука, а листик это та, которая с прожилками и неправильной формы.
У каждой медали, Гог, много сторон, взгляни на эту фототипию. «Мистер У. Б. Йейтс представляет мистера Джорджа Мура царице эльфов». Весьма учтивый жест, я имею в виду Бирбома
[16]. А когда скульптор Аристид Май- оль занялся издательским делом, он изготавливал бумагу лично пережевывая волокна. Вот что значит увлеченность. А тут полароидный снимок, мы с твоей тетей Сильвией вместе собираем муравьиную ферму. Вот насколько близки были мы тогда. В одной муравьиной ферме друг о друге.
Видишь Луну? Она нас ненавидит.
А вот приехал синий с оранжевым бензовоз «Галф Ойл», привез нам керосин для печки. Водитель в зеленом комбинезоне, красное лицо, белокурая (если можно сейчас так выразиться), наголо выбритая голова, нижеследующий высокосодержательный вербальный обмен:
«Прекрасный день».
«Что да, то да».
А теперь устроимся на этом зеленом диване поудобнее, возьмем журнал. Дорогая Энн, когда я просматриваю «Мэн», мне тебя не хочется. Урсала Херринг на весь разворот кажется несравненногораздоболее желанной. К тому же чистая девушка, и с интересами, кулинария, ботаника, порнографические романы. Можно показать ей мой порез, еще не видела.
