Непристойная Блистательная Ложь (ЛП) - Кендалл Райан

― Они хотят хорошо обеспеченного, преданного мужа, чье богатство обеспечит им тот образ жизни, о котором они мечтают. Чтобы он работал весь день, как раб, зарабатывая на жизнь, в то время, как его невеста трахает чистильщика бассейна. ― Или садовника, как это было раньше. Ребёнка, который учится в средней школе, и который не знает, что делать с членом в своей руке. ― У нее есть все, о чем она мечтала, но ей становится скучно тратить деньги своего дорогого мужа. И скоро, ей необходима новая игрушка, что-то веселое и опасное, чтобы отвлечься. Если не чистильщик бассейна, то обезболивающие таблетки или винный шпритцер (прим. пер.: освежающий напиток, который состоит из белого или красного вина, игристой содовой воды и льда) в десять утра. Поверь мне, Софи, это мир, в котором я вырос. И я хорошо его знаю.

После моего последнего комментария, она смотрит на меня так, словно задается вопросом о моем собственном воспитании. На самом деле, моя мать очень любила отца, и насколько я знаю, никогда не сбивалась с пути, но она слишком рано умерла. А мой отец, к сожалению, был бабником, который не сумел удержать себя от траха с секретаршей. Это еще одна причина, по которой я не верю в святость брака. Я очень долго наблюдал, как он её трахал.

Я делал все, что только можно придумать, чтобы Стелла была счастлива. Самая красивая одежда, дорогие драгоценности, роскошные автомобили, отдых ее мечты, но ничто не делало её действительно счастливой. Даже приходил домой пораньше, чтобы сделать ей сюрприз, но она жаловалась, что я прерываю её послеобеденный ритуал. И это никак не укладывалось в моей голове. Я не мог сделать правильно то, в чем женщина была заинтересована. Кроме спальни. Там жалоб никогда не было.

― Мужчины думают, что женщины сложные, ― в действительности, именно так, ― но, по большей части, они просто хотят, чтобы их, вместе с кредитной карточкой, оставили в гребанном покое. ― Я бросаю салфетку на стол и отталкиваю тарелку. Аппетит исчез.

Её осанка выпрямляется.

― Но это не совсем так. Возможно, для некоторых женщин так и есть, для ужасных и лживых, но большинство других хотят страсти, они хотят быть нужными, любимыми и желанными. ― Ее тон понижается до шепота, и я понимаю, что она говорит мне то, чего ждет от своего партнера.

― Могу я задать тебе вопрос? ― спрашиваю я.

Она кивает.

― Когда ты спросила, жалею ли я, что привел тебя сюда… Ты сожалеешь о том, что пошла на аукцион? Сожалеешь, что приехала в мой дом?

― Нет. ― Голос у нее твердый и уверенный. ― Я сделала то, что должна была сделать для своей сестры, и… ― Она опускает голову к груди, словно не хочет продолжать.

Я приподнимаю её подбородок двумя пальцами, удерживая взгляд.

― Скажи мне.

Она сглатывает. И я вижу красивое движение её шеи.

― Это прозвучит странно.

― Испытай меня.

Она делает глубокий вдох, а затем медленно выдыхает, произнося:

― Раньше, я никогда не имела такую роскошь. У меня никогда не было сводного времени и пространства, а теперь это только моё и я могу наслаждаться этим.

Я вижу, о чем она говорит. Ежедневные сон, бег трусцой и плавание, хорошо сказываются на ней. Ее кожа поцелована загаром, а тело одновременно и упругое, и расслабленное.

Софи ловит кусочек лимона, со своего стакана с водой, и подносит его к губам, вытягивая сок самым отвлекающим способом. Чё-ё-ёрт.

Слава Богу, что она откладывает его и продолжает:

― Я всегда была сестрой-близнецом девочки, у которой рак. Я никогда не обладала собственной личностью. И при том, что я все еще не там, здесь мне дали необходимую возможность. Это как попасть за пределы больничных палат и разрушительных стрессов. И это, позволяет мне увидеть, что прежде, я никогда не жила по-настоящему. А я должна. Если болезнь Бекки и научила меня чему-то, так это тому, что твою жизнь могут отнять в одно мгновение. Я тратила время в пустую. И хотя, я понятия не имею, что будет дальше, я знаю, что не должна жить так, как жила.

Это глубже, чем я рассчитывал копнуть, но мне нравится слышать её сокровенные мысли.

― Что еще? ― спрашиваю я.

― Я хочу сделать карьеру, связанную с моим увлечением, я хочу влюбиться, путешествовать и найти хороших друзей… И знаешь, в принципе, завоевать мир и заполучить самую лучшую жизнь. Надеюсь, Бекка будет рядом со мной, но если нет, я сделаю это в одиночестве. Для нее, ― она печально улыбается мне.

― Звучит, как блестящий план. Дай мне знать, если понадобится помощь.

***

После ужина, нуждаясь в отвлечении, несмотря на то, что только середина недели, я направляюсь в местечко Коллинза, чтобы выпить вместе со своими братьями. Я чувствую, что мой член способен взорваться каждый раз, когда я оказываюсь наедине с Софи.

Я нахожу их сидящими снаружи, у бассейна с бутылкой дорогущего бурбона на столе. Кажется, я не единственный, кто переживает долгую неделю.

Я сажусь в кресло, и Пэйс протягивает мне стакан, щедро наполненный ликером:

― Пей до дна, детка.

― Что за повод? ― спрашиваю я.

Коллинз пожимает плечами:

― Разговор Татьяны о том, что она хочет обручальное кольцо. Она оставила кучу фотографий, по всему гребанному дому, с изображениями колец с огромными бриллиантами.

― И? ― Несмотря на то, что она живет с ним вот уже шесть месяцев, я понятия не имел, что у них были серьезные отношения. Я предполагал, что это скорее, отношения по расчету. Когда они только начинали общаться, ей нужно было место, где она могла бы остановиться, а ему регулярный секс. Проблема решена.

Он задумчиво смотрит на свой стакан.

― Как дела с соседкой? ― спрашивает Коллинз, вместо ответа.

― Отлично.

― Как проходит её поиск работы?

― Хорошо.

Коллинз закатывает глаза. Мои односложные ответы не пройдут с ним. Хотя, именно он начал это, уклонившись от моего вопроса о Татьяне.

― Так ты ее уже трахнул? ― гораздо менее тактично спрашивает Пэйс.

Давясь большим глотком бурбона, я прочищаю горло:

― Нет. ― Мой голос груб. Ну, ни то чтобы я не думал об этом. Думаю. Практически, постоянно. Представляю, как обхватываю её задницу руками и поднимаю в воздух, в то время, как она обвивает мою талию ногами. А затем, прижимаю свои пальцы к ее горячему центру, кусая мягкую кожу на горле. Ожидание и желание ― пытка в чистом виде. Христос, я останусь в дураках. Как я мог не подумать об этом, когда привел её домой?

― Да неужели? ― И он, и Коллинз поворачивают свое лицо ко мне, словно это сенсационные новости.

― Пожалуйста, скажи мне, что ты больше не одержим Стеллой, ― просит Коллинз, приковывая свой взгляд ко мне.