Проклятие Дейнов - Дэшил Хэммет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я упал, и что-то упало на меня. Но уже не бесплотное. Человек. В спину мне ударили колени – человечьи колени, острые. Кряхтенье, теплым воздухом обдавшее мне ухо, было человечье, удивленное. Рука, которую я сжал, была человечья, тонкая. Я благодарил Бога, что она тонкая. Коридорный воздух меня освежил, но бороться с атлетом я еще не был готов.
Я сжал его руку изо всех сил и затащил под себя, накатился сперва на нее, потом на самого человека. Накатываясь, я перебросил руку через его тело, и она столкнулась на полу с чем-то твердым, металлическим. Я ощупал предмет пальцами и узнал: это был длинный кинжал, которым закололи Риза. Тот, на кого я сейчас взгромоздился, очевидно, стоял за дверью и хотел зарезать меня, когда я выйду; спасло меня падение: он не только промахнулся кинжалом, но и споткнулся об меня. А сейчас, лежа ничком, прижатый к полу моими восьмьюдесятью пятью килограммами, он лягался, норовил долбануть меня головой и кулаками.
Схватив одной рукой кинжал, я перенес другую с его руки на затылок, вдавил его лицо в ковер, уже не суетясь, потому что сил у меня прибывало с каждым вздохом. Через минуту-другую я поставлю его на ноги и немного расспрошу.
Но такой передышки мне не дали. Что-то твердое ударило меня по плечу, потом по спине, потом стукнуло по ковру рядом с нашими головами. Кто-то охаживал меня дубинкой.
Я скатился с тощего. Прямо под ноги к тому, кто орудовал дубинкой. Я попытался захватить его за ногу, получил еще удар по спине, ногу не достал, а рука скользнула по юбке. От удивления я отдернул руку. Еще удар дубинкой – на этот раз по боку – напомнил мне, что церемонии тут не уместны. Я сжал руку в кулак и ударил по юбке. Кулак мой наткнулся на мясистую ляжку. В ответ раздалось рычание, ноги отодвинулись, и еще раз ударить я не успел. Я быстро встал на четвереньки и стукнулся головой о дерево. Дверь. Схватившись за ручку, я поднялся. В нескольких сантиметрах от меня в темноте свистнула дубинка. Я повернул ручку, нажал на дверь, вошел в комнату и тихо, почти беззвучно затворил дверь за собой.
В комнате у меня за спиной раздался голос, очень тихий, но очень серьезный:
– Выйдите сейчас же, буду стрелять.
Голос принадлежал светловолосой толстенькой служанке, и в нем слышался испуг. Я быстро нагнулся – на случай, если она вправду вздумает стрелять. За окном уже светало, и я увидел ее силуэт на кровати – она сидела, вытянув руки с маленьким черным предметом.
– Это я, – прошептал я.
– А, вы! – Но рука с черным предметом не опустилась.
– Вы с ними в доле? – спросил я и осторожно шагнул к кровати.
– Делаю что приказано и держу язык за зубами, а в бандиты к ним не нанималась.
– Хорошо. – Я сделал еще несколько шагов к кровати, уже быстрее. – Если связать простыни, смогу я опуститься из окна на следующий этаж?
– Не знаю. Ой! Что вы делаете!
Я держал ее пистолет – автоматический, калибра 8, 13 – одной рукой, а запястье – другой и выворачивал.
– Отпустите, – приказал я, и она отпустила.
Я отошел назад, поднял кинжал, который бросил возле спинки кровати.
Потом на цыпочках подкрался к двери и прислушался. Тишина. Я тихо открыл дверь и ничего не услышал, ничего не увидел в сумерках. Дверь Минни была открыта, наверное, с тех пор, как я вывалился из комнаты. Того, с чем я боролся, там не было. Я вошел к Минни и включил свет. Она лежала, как прежде, забывшись тяжелым сном. Я спрятал пистолет в карман, стянул одеяло, поднял Минни, перенес в комнату служанки, свалил к ней на кровать и сказал:
– Попробуйте привести ее в чувство.
– Проснется немного погодя: они все просыпаются.
– Вон что? – сказал я и пошел вниз, на пятый этаж, к Габриэле.
Комната Габриэлы была пуста. Шляпа и пальто Коллинсона исчезли, исчезла одежда, которую она унесла в ванную, и окровавленная ночная рубашка тоже.
Я стал осыпать эту парочку проклятьями, и хоть старался не обделить ни того, ни другого, больше все-таки досталось Коллинсону; потом выключил свет и побежал вниз по парадной лестнице – избитый, изодранный, растерзанный, с окровавленным кинжалом в одной руке, с пистолетом в другой – и на лице у меня, наверное, было такое же осатанение, как в душе. До второго этажа я ничего не слышал. А тут снизу донесся звук, напоминавший отдаленный гром. Сбежав по последнему маршу, я понял, что кто-то ломится в парадную дверь. Хорошо бы этот кто-то был в синем мундире. Я подошел к двери, отпер ее и распахнул.
С ошалелыми глазами, встрепанный и бледный, передо мной стоял Эрик Коллинсон.
– Где Габи? – задыхаясь, спросил он.
– Кретин, – сказал я и ударил его по лицу пистолетом.
Он согнулся, уперся руками в стены передней, постоял так и медленно выпрямился. Из угла рта у него текла кровь.
– Где Габи? – упрямо повторил он.
– Где вы ее оставили?
– Здесь. Я собирался ее увезти. Она просила. Послала меня разведать, нет ли кого на улице. Вернулся – дверь заперта.
– Чем вы думаете? – прорычал я. – Она вас обманула – все хочет спасти от идиотского проклятия. Я вам что велел делать? Ну ладно, надо искать ее.
Ни в одной из комнат, прилегавших к вестибюлю, ее не оказалось. Не погасив в них свет, мы побежали по главному коридору.
Из двери сбоку выскочил кто-то маленький в белой пижаме и повис у меня на поясе, чуть не опрокинув. Он издавал нечленораздельные звуки. Я оторвал его от себя и увидел, что это мальчик Мануэль. Слезы текли по его испуганному лицу и мешали ему говорить.
– Успокойся, – сказал я. – А то я не пойму ни слова.
Я разобрал:
– Он убить ее хочет.
– Кто кого хочет убить? – спросил я. – Говори медленнее.
Медленнее он говорить не стал, но я расслышал: «папа» и «мама».
– Папа хочет убить маму? – спросил я, потому что такая расстановка казалась более вероятной.
Он кивнул.
– Где?
Дрожащей рукой он показал на железную дверь в конце коридора. Я пошел туда, но остановился.
– Слушай, мальчик, – стал торговаться я. – Я хочу помочь твоей маме, но сперва мне надо узнать, где мисс Леггет. Ты знаешь, где она?
– Там, с
