Григорий Распутин: правда и ложь - Олег Жиганков

Многие современники старались разгадать секрет влияния Распутина на царскую семью. Но часто эти предположения носят весьма ограниченный характер и не передают всей многогранности ситуации. Вот что, например, утверждала фрейлина государыни баронесса С. Буксгевден: «Императрица была религиозно-мистическая натура… и вера в исцеление через молитву имела для Нее большое значение. Только с этой стороны, и только с этой, объясняется влияние на Нее Распутина»[121].

Свое объяснение находили слуги и приближенные Александры Федоровны: «Государыня относилась к нему, как к святому, потому что Она верила в святость некоторых людей. Она его, наверное, уважала»[122].

«Помню, что однажды я высказала Ее Величеству свое некоторое сомнение в личности Распутина, — свидетельствовала камер-юнгфера государыни Мария Густавовна Тутельберг. — Я сказала Ее Величеству, что Распутин простой, необразованный мужик. На это Ее Величество мне сказала: „Спаситель выбирал Себе учеников не из ученых и теологов, а из простых рыбаков и плотников. В Евангелии сказано, что вера может двигать горами“, — и, показывая на картину исцеления Спасителем женщины, Ее Величество сказала: „Этот Бог и теперь жив. Я верю, что Мой Сын воскреснет. Я знаю, что меня считают за мою веру сумасшедшей. Но ведь все веровавшие были мучениками“»[123].

22 декабря 1906 года последовало удовлетворение ходатайства крестьянина Григория Распутина о разрешении впредь именоваться «Распутиным-Новым». А позднее и государыня возьмет себе то же самое имя — Александра Новая, — наверное, в честь той новой жизни, которая в ней открылась с появлением в их кругу Григория Ефимовича.

Начиная с 1907 года Григория Ефимовича стали чаще видеть во дворце. Вот запись воспоминаний родной сестры Николая II великой княгини Ольги Александровны, сделанная канадским журналистом Йеном Ворресом: «Няни укладывали в постель четверых великих княжон и их маленького брата, надевших белые ночные пижамки. Посередине комнаты стоял Распутин. Когда я его увидела, то почувствовала излучаемые им ласку и тепло. По-моему, дети его любили. В его обществе они чувствовали себя совершенно непринужденно. Помню их смех при виде маленького Алексея, который скакал по комнате, воображая, что он зайчик. Неожиданно для всех Распутин поймал ребенка за руку и повел его к нему в спальню. За ними последовали и мы с Ники и Аликс. Наступила тишина, словно мы оказались в церкви.

Света в спальне Алексея не было, горели лишь свечи перед чудными иконами. Ребенок стоял, не шевелясь, рядом с рослым крестьянином, склонившим голову. Я поняла, что он молится. Картина произвела на меня сильное впечатление. Я поняла также, что мой маленький племянник молится вместе с ним. Я не могу всего объяснить, но я была уверена, что этот человек совершенно искренен»[124].

Это свидетельство тем более ценно, что Ольга Александровна не была сторонницей Распутина и всячески пыталась отговорить государыню от дружбы с ним.

Распутин действительно всем сердцем полюбил царскую семью, детей, чистоту которых он всячески желал охранить. Кроме того, он чувствовал нависшую над ними, как и над всей страной, угрозу. Каким-то образом — Бог поставил — он оказался в святилище тогдашнего государства. Сам Распутин этого вряд ли для себя желал. Но когда это произошло, он не мог не осознавать того, какая на его плечи ложится ответственность. И если бы не любовь, которой было проникнуто все его служение, он бы с радостью уехал к себе в Покровское и никогда бы не приезжал в Питер. Но не приезжать он не может. В 1909 году Распутин пишет письмо царским детям, датированное 17 февраля, где есть такие строки: «Сладкие детки, вот наступает весна и цветочки цветут… Золотые мои детки, я с вами живу… Я скоро приеду к вам»[125].

Но вернемся еще к великой княгине Ольге Александровне. Она была замужем, но лишь номинально, так как ее муж оказался гомосексуалистом. Ее раздражала невероятная проницательность старца, то, что в его присутствии открывались все ее секреты — он как бы видел ее насквозь, знал о ней все. Ей это не нравилось, и ее раздражали крестьянские манеры старца. После одного эпизода, который она, не зная Распутина должным образом, дурно истолковала, она избегала всяких встреч с ним. Вот что она рассказывает: «После того как хозяйка вместе с Ники и Аликс отлучились из гостиной на несколько минут, Распутин поднялся, обнял меня за плечи и начал гладить мне руку. Я отодвинулась от него, ничего не сказав. Я просто встала с места и присоединилась к остальным. Этим человеком я была сыта по горло. Я невзлюбила его еще больше, чем прежде. Хотите верьте, хотите — нет, но, вернувшись в Петербург, я совершила странный поступок: пошла к мужу в его кабинет и рассказала ему обо всем, что произошло. Он выслушал меня и с серьезным лицом посоветовал мне избегать встреч с Распутиным в будущем. В первый и единственный раз я знала, что муж прав»[126].

Но права ли была Ольга Александровна в своей оценке?

Многие люди, которым представляли Распутина, не могли или не желали понять его. Сохранились записанные писателем Романом Гулем мемуары флигель-адъютанта Николая II Н. П. Саблина, очень близкого к царской семье: «Так как это было желание государыни, я встречался с Распутиным не раз на его квартире. Государыня хотела, чтобы я поближе его узнал и чтоб получил от него благословение. После нескольких встреч с Распутиным я все-таки сказал государыне о своем не очень благоприятном впечатлении о Распутине. Она ответила: „Вы его не можете понять, потому что вы далеки от таких людей, но если даже ваше впечатление было бы верно, то это желание Бога, что он такой“»[127].

Очень возвышенно рисовал отношение царицы к сибирскому крестьянину князь Жевахов: «В своем отношении к Распутину императрица стояла на такой же высоте, на какой стояла вся „Святая Русь“ пред келией старца Амвросия Оптинского или хибаркою преподобного Серафима… В этих отношениях находила свое лучшее выражение вся красота нравственного облика императрицы, ее глубочайшая вера, ее смирение, преданность воле Божией… Эта черта, свойственная только русскому человеку, ищущему, в момент душевной боли, общения со святыми людьми, старцами и подвижниками, вместо того, чтобы „рассеяться“ и бежать в гости или в театр, так глубоко бы сроднила императрицу Александру Феодоровну с русским народом, если бы между нею и народом не была воздвигнута врагами России и династии стена, скрывавшая Ее действительный облик, если бы целая армия, в миллионы рук, не трудилась бы над этой преступною работою… Не вызывал сомнения у императрицы Распутин еще потому, что составлял именно то явление русской жизни, какое особенно привлекало императрицу, видевшую в его лице воплощение образов, с коими она впервые ознакомилась в русской духовной литературе.

Этот тип „печальников“, „странников“, „юродивых“, обнимаемых общим понятием „Божьих людей“, был особенно близок душе императрицы. Короче говоря, императрица Александра Феодоровна была не только русскою императрицею, но и русскою женщиною, насквозь проникнутою теми свойствами, какие возвеличили образ русской женщины и возвели ее на заслуженный пьедестал.

И с этого пьедестала императрица не сходила и выполнила свой долг пред Россией, пред церковью и личной совестью до конца. И если, тем не менее, она не была понята русским народом, то только потому, что была не только выше общего уровня своего народа и стояла на такой уже высоте, какая требовала духовного зрения, чтобы быть заметной»[128].

Глава 13

Окончательная размолвка с Феофаном и Церковью

«Приближались к Нему мытари и грешники слушать Его. Фарисеи же и книжники роптали, говоря: Он принимает грешников и ест с ними».

«Духовное единение, — почему глас Господень?.. У них всегда в сердцах их Библия и Новый Завет. И находится мир и премудрость: и враги им без цены, потому в них живет дух святыни».

Журналист М. О. Меньшиков вспоминал: «В 1910 году в разгар его славы… ко мне привел его Сазонов… Моложавый мужичок лет за 40, почти безграмотный… некоторые изречения поразили оригинальностью, так говорили оракулы и пифии в мистическом бреду. Что-то вещее раздавалось из загадочных слов… Некоторые суждения о иерархах и высокопоставленных сановниках показались мне тонкими и верными… Но затем очень быстро и со всех сторон зазвучало… что он совращает дам из общества и молодых девушек»[129].

Вот именно: со всех сторон зазвучало. Это была направленная и продуманная пропаганда. Слишком многих людей Распутин не устраивал. Слишком велико становилось его влияние. Слишком отличалось его видение от видения иерархов и высокопоставленных чиновников.