Есть так держать! - Олег Селянкин

— Нет… Мы на переправе работаем.

— А меня только утром оттуда вывезли. Сходи туда, а потом и говори, кто кого ломит.

— Да ты чего на меня окрысился? Нешто я что неподходящее сказал? — обиделся сапер. — Прет он…

— Не мели! Нас была рота, остался взвод, а мы как стояли, так и стоим!.. Ни одного дома не сдали!

— Вы-то, может, и не сдали, а он уже в городе. Днем и ночью так и валит, так и валит.

— А ты уже и раскис? Эх, был бы я начальником — всех вас, тыловых, в один момент на передок отправил бы.

— По-твоему выходит, что мы здесь даром хлеб солдатский едим? — теперь обиделся и товарищ сапера.

— Даром не даром, а нет у вас настоящего солдатского понимания. «Сила силу ломит»!.. Сила-то, она разная бывает. Вот еще до войны видел я одного припадочного. Сначала трое здоровых мужиков его спеленать не могли, а потом он сам раскис, обмяк и пена из рта. Смотреть противно!.. Фашист-то сейчас и прет, как тот припадочный. Чует, что скоро дрыг-дрыг ногами — и носом в землю.

Кругом заговорили, засмеялись все разом, а солдат неторопливо свернул цигарку и спросил:

— Огонек, земляки, найдется?

Сапер первым достал зажигалку, высек огонь и поднес его к самокрутке солдата.

— Это ты здорово сказанул. Спасибо за науку.

— Кушайте на здоровье! — сверкнул зубами солдат.

Вите тоже легче стало. До этого он смотрел только на дымящийся город, видел лишь его изувеченные дома и над ними — фашистские самолеты, но теперь невольно огляделся по сторонам. Под деревьями стояли пушки, танки. Их пока было маловато, но они грозно нацелились на врага. Немного дальше — полевые госпитали. Около них и на берегу сидели раненые: они ждали ночи, чтобы вернуться в город. И в небе над переправой кружились не только фашистские самолеты. Вот три истребителя врезались в стаю бомбардировщиков и разметали их. Правда, один из наших истребителей задымился, начал было опускаться, но потом, словно передумав, рванулся вперед и полез в самую гущу боя, распластав между облаками хвост черного дыма.

Истребитель все еще в воздухе, а два бомбардировщика уже врезались в землю.

А вечером, собрав матросов на поляне в лесу, капитан-лейтенант Курбатов сказал:

— Враг, товарищи, вырвался к Волге севернее и южнее города. Он намеревается захватить Сталинград. Но мы ему говорим: «Точка! Походил по нашей земле, довольно!» Сюда идут наши свежие дивизии, и от нас с вами зависит, попадут ли они своевременно в город. Вот, коротенько, и все… Сейчас осмотреть катера и приготовиться к походу.

В это время и подошел Сергей Семенович. Он снял бинт, и на щеке его виден косой синеватый шрам от недавнего ранения. Обычно говорят, что шрамы делают лицо строже, мужественнее, но Витя, как ни вглядывался, ничего подобного не заметил. Даже улыбался комиссар по-прежнему широко, открыто, а увидев Витю, подмигнул ему, дескать: «Держись, юнга! Дело будет!»

Да и не только Витя, но и остальные матросы знали, что если появился Сергей Семенович, то дело будет. Вот и сейчас, как только матросы вновь уселись, он сказал:

— Ну, товарищи, ночка у нас сегодня особенная будет. С верховьев к нам прорывается пополнение. Понимаете, что это значит? — Он замолчал, всматриваясь в посерьезневшие лица моряков. — Какой вывод напрашивается? Мы должны работать так, чтобы пополнение сказало про нас: «Настоящие большевики!»

Недолго говорил Нестеров, а потом Курбатов скомандовал:

— Боевая тревога!

Матросы разбежались по катерам, а Витя догнал капитан-лейтенанта и осторожно взял его за рукав.

— Тебя-то мне и надо! — оживился Василий Николаевич. — Сегодня ночью к нам должно прийти пополнение, это ты уже слышал. Так вот… Мы будем работать в городе, а ты встретишь их здесь и покажешь место стоянки… Юнга, повторите приказание.

— Есть остаться здесь и встретить пополнение, — уныло ответил Витя.

— Правильно… Что же ты стоишь? Можешь идти.

— Василий Николаевич… Я не хочу на берег…

— Опять за старое? «Хочу да не хочу»! Приказ, юнга, выполняется без разговоров.

— Так я же их встречу, Василий Николаевич! А потом можно на катер?.. Я вас очень прошу…

Курбатов понял, что Витя не отстанет от него до тех пор, пока не добьется своего, хотел ответить категоричным отказом, даже чуть повысить голос, но тут вспомнился ему день, когда вытралили первую мину. Всплыло много оглушенной взрывом рыбы, однако ее нужно было еще поймать, а матросы стояли на боевых постах. И тогда, получив молчаливое согласие капитан-лейтенанта, Витя захватил сачок и сел в лодку. Сколько рыбы он подобрал, было неизвестно, но времени прошло порядочно, и он, Курбатов, посмотрел в сторону Вити. Тот, видимо, и сам решил, что пора возвращаться, и сел за весла. Он греб, приподнимаясь для усиления рывка на сиденье, но течение относило его все дальше и дальше.

«Придется пойти за ним на катере», — сказал мичман Агапов.

«Сначала запроси семафором, нуждается ли он в помощи», — ответил Василий Николаевич.

Приняв семафор, Витя ответил кратко: «Не надо».

«Не ждать же нам его до утра», — пробовал возразить Агапов.

«Подождем, пока трал осматривают, а там видно будет… Пусть закаляется».

Долго греб Витя, но вперед не продвинулся. Тогда он повернул лодку к противоположному берегу, вылез из нее и, перекинув через плечо цепь, пошел по воде, буксируя за собой лодку. Сначала его не поняли, но когда, поднявшись выше стоявшего у берега катера, он снова сел за весла и стал пересекать реку, Курбатов не выдержал: «Молодец! Догадался!»

Течением лодку прибило к катеру, и, усталый, но улыбающийся, Витя ступил на его палубу.

«Правильно, Витя, — сказал тогда Василий Николаевич. — Если наметил цель, то иди к ней, как бы трудно ни было!»

Вспомнил это сейчас капитан-лейтенант, положил свою руку Вите на плечо и сказал:

— Завтра этот вопрос окончательно решим. Слово даю, Витя… А почему не сегодня — тоже завтра поймешь.

Едва стемнело, катера ушли на переправу, а Витя остался на левом берегу. Он сидел, прислонившись спиной к дереву, смотрел на темную Волгу и злился на Василия Николаевича.

Почему его, Витю, оставили здесь? Новые катера встречать? Одни отговорки: встречать их пришел сам начальник штаба дивизиона. Видимо, просто решили избавиться от Вити, и все! Почему? Неужели из-за того, что он вчера испугался? Не должно бы быть: хотя и испугался, но с поста не убежал.

Багровые вспышки взрывов выхватывают из темноты тучу дыма, нависшую над городом. Весь город в мелькающих огоньках. Где-то там сейчас катера? Как они?..

Прохладный ветерок прошелся по желтеющим листьям, и вороненая чеканка легла на серебристую воду. Вспышки выстрелов стали менее яркими. Побледнели следы трассирующих пуль и снарядов. На тучу дыма лег первый луч пока еще невидимого солнца. Вдали раздалось знакомое гудение моторов, а немного погодя, окутанные паром, показались и катера.

Впереди на буксире у незнакомого катера шел «сто двадцатый». Его винт не вращался, не выбрасывал вверх белого фонтанчика, а у незнакомого катера были перебиты все фалы. И Витя понял, что пополнение не только пришло, но уже и поработало на переправе.

На самом носу нового катера стоит какой-то командир. Он всматривается в берег. Есть что-то знакомое в его коренастой, немного сутулой фигуре.

— Папа! Папа! — крикнул Витя и со всех ног бросился к тому месту, куда подходили катера.

Он сейчас видел только радостное лицо отца, его влажные глаза и протянутые к берегу руки.

Едва катер коснулся берега, как отец спрыгнул на землю, подбежал к Вите, схватил его, обнял, да так и замер, прижимая его к себе и почему-то похлопывая рукой по спине. А Витя уткнулся носом в его колючий подбородок и молчал. Только дышал он как-то странно, словно всхлипывал.

Но вот руки отца ослабели, он тихонько опустил Витю на землю, и глаза их встретились. А вот слов не нашлось…

Георгий Павлович, Витин отец, уже все знал из писем, да и Курбатов успел ему рассказать многое, а Витя просто растерялся от неожиданности.

— Юнга! — слышит Витя голос капитан-лейтенанта. — Приглашай отца чай пить. Там и наглядитесь друг на друга.

— Лучше ко мне! — оживился отец.

— Можно и к тебе, — согласился Курбатов. — Вот распоряжусь на «сто двадцатом» и приду.

— Ошалел я от радости, — смущенно сказал Георгий Павлович. — Ты, Витя, жди меня в каюте. Я ведь теперь за все катера отряда в ответе. — И убежал за Курбатовым.

Но сейчас Витя не мог оставаться один. Ему хотелось смеяться, прыгать, рассказывать всем о своем счастье, а тут предлагают, как маленькому, посидеть в каюте! Насмешка — и только!

И он тоже пошел на «сто двадцатый».

— Лопасти у винта сломаны, товарищ механик отряда, — доложил Юсупов и откозырял по всем правилам.