Русская любовь - Борис Иванович Сотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алексею стало не по себе от дурного предчувствия, словно жил он сегодня последний день, и вот уже надо прощаться. Чуть слёзы не выступили. Он тут же решил: "Если суждено мне иметь детей, и родится девочка, назову её Машенькой. Чтобы протянулась всё-таки хоть какая-то ниточка от ушедшей от меня чистой души. Чтобы и дальше продолжилась чистая жизнь…"
В кронах сосен над головой вздохнул прилетевший из тундры ветерок, и чахлые деревья кругом зашептались о какой-то тайне. В воздухе по-осеннему засквозило — показалось солнце. Оно выдралось из далёких болот на горизонте. Небо на востоке окровавилось и казалось зловещим, будто о чём-то предупреждало.
Алексей повернул фуражку крабом вперед и, насасывая едкую на чистом воздухе папиросу, пошёл. Тут близко уже…
3
Зимин, приезжая из столовой на аэродром, каждый раз переживал — не опоздает ли Русанов к вылету. Всё тогда выяснится, и нахлобучки не миновать. Но и это — не самое главное. Права Галка: можно разбиться. Вот о чём надо говорить с лётчиком!
На этот раз Зимин настроен был решительно, а тут ещё, как на грех, подошёл комэск, когда вылезли из автобуса. Так и хотелось ему сказать, чтобы приструнил командира. Но тот сам опередил его вопросом. У Зимина сработал инстинкт защиты и всё ему испортил.
— Товарищ Зимин, а где ваш лётчик? Что-то не вижу его, уж которое утро. Ни в столовой, ни в автобусе.
— Товарищ командир, он — в лесок, по надобности…
— А-а… — понимающе протянул командир эскадрильи, глядя на уборную вдалеке, куда и ему было надобно, да лень далеко тащиться: метров 500, не меньше. — А то я подумал, уж не просыпает ли? Дело-то — холостяцкое…
— Нет, товарищ майор, — продолжал врать Зимин, — наш командир не просыпает. Он — раньше автобуса приехал, на грузовике.
— Ну ладно, готовьтесь. — Комэск направился на КП.
Зимин с радистом переглянулись и пошли получать на экипаж парашюты. Потом сходили в каптёрку и забрали для высотного полёта меховые комбинезоны и сапоги. Всё это, словно мулы, перенесли на себе к своему бомбардировщику и, отойдя от стоянки самолёта, закурили.
Техник подготовил машину к вылету давно и ожидал также давно. Принять её должен Русанов, а его все не было. Последние дни командир что-то опаздывал и казался непохожим на себя. Раньше такого за ним не замечалось.
Зимин курил, ёжил брови. Скоро общее построение, начнут проверять экипажи, вернётся с командного пункта комэск, и всё обнаружится. Поглядывая на хилый лесок в туманчике, Зимин расстроено думал: "Сегодня что-то опаздывает, как никогда! Что у него там за краля такая? Прямо обалдел человек! Женился бы уж скорее, что ли…"
До женитьбы, видимо, было ещё далеко, Зимин это понимал. Полтора месяца — не срок для серьёзного шага. Но понимать-то он понимал, а вот что делать теперь самому, не знал. Русанов может угробить их всех, если так будет продолжаться и дальше. С одной стороны, Лёшка друг, хороший парень — не выдавать же его, в самом деле, комэску! А с другой, и Галка права: он — лётчик, не высыпается. Похудел вон, щёки прилипли к зубам. Мало ли что может случиться в полёте? Проморгает от усталости на посадке или на взлёте, и хана всем.
Зимин затаптывает окурок, ещё раз смотрит на лесок, откуда вот-вот должен появиться Русанов, и твёрдо решает: "Надо поговорить с ним, хватит!.."
В предвечности наступающего дня таял туман, пропитанный хвоей. Было тихо. Зимин представил себе плачущую жену. От этого у него что-то стронулось в душе — даже глазам стало тепло. Ведь Галка любит, заботится. А он не только не приласкал её, но и не посочувствовал ей. Нехорошо получилось!
Из лесочка показался Русанов. Виднелся он чуть выше пояса, ноги скрывал туман. Лицо его, когда подошёл ближе, показалось Зимину таким усталым, что злость на лётчика тут же исчезла. Пришёл, и ладно, чего уж…
— Привет! — поздоровался Алексей. — Мой комбез и сапоги прихватили?
— Здорово, — буркнул Зимин. — В кабине всё. Принимай скорее самолёт!
— Ага, сейчас… — Русанов метнулся к технику. — Привет, Миша! Ну, как тут у тебя, всё в порядке?
— Как всегда, товарищ капитан. Можете проверить, — ответил техник, придерживаясь официального "вы": командир есть командир.
Как ни хотелось Алексею сначала поесть, а принялся осматривать самолёт. Не важно, что машину проверяли до него техник звена, механики и техники специальных служб — лететь-то самому. Надо было ещё расписаться потом в рабочей тетради техника о приёмке — принял машину исправной. Если в полёте случится беда, она не ляжет на совесть техника грузом горечи или укора себе. Личный контроль лётчика — самая надежная гарантия, что машина была исправной перед вылетом. К тому же, такой порядок проверки сохранил жизнь не одному экипажу. Бывали случаи, когда техник забывал снять с элерона струбцину, и никто этого не замечал. Или баки были не полностью заправлены горючим. А лётчики это обнаруживали, потому что их глаза — самые внимательные и придирчивые.
Алексей ещё раз бегло осмотрел самолёт внешне. Ни забытых струбцин на элеронах, ни чехольчика на заборнике давления воздуха для прибора скорости не было. Он попросил у техника рабочую тетрадь и расписался. Поднялся по стремянке в кабину, надел там комбинезон, сапоги, подготовил всё для запуска двигателей и спустился вниз — можно, наконец, и позавтракать.
Однако с завтраком ему в этот раз не повезло.
— Алексей! — позвал штурман. — Отойдём, поговорить надо.
— Может, потом? После полёта?..
— Нет, командир. Пока я не перегорел, давай поговорим сейчас. Потом — может не получиться.
Зимин помнил, что у Русанова — необыкновенная улыбка. Улыбнётся — и сердиться на него невозможно. Так вот, пока до этого не дошло, лучше поговорить, не откладывая.
Они отошли в сторону.
— Ну, что там у тебя? — спросил Русанов. — Поесть принёс? — Он сглотнул.
— Это — не у меня, командир. У тебя, — поправил Зимин, доставая из портфеля термос и пакет с бутербродами. — На!.. А я уж — выскажу тебе, что думаю.
— Ладно, валяй. Только покороче! — Алексей взял термос.
— Нехорошо у нас получается, Лёша.
— Что — нехорошо? — Русанов насторожился. — Ты можешь не тянуть? — Отвинтив
