Адская война - Пьер Жиффар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я взглянул на товарищей. Лицо Вами поразило меня. Он скалил зубы, гримасничал, морщил лоб, хихикал, глаза его, раньше такие осмысленные и живые, приняли вдруг идиотской выражение.
— Бедный Вами, — подумал я, — помешался, не выдержал!
Я взглянул на Марселя.
— Господи, и он тоже! — подумал я с ужасом. Глаза его бессмысленно уставились куда-то в пространство; он, видимо, не узнавал меня.
Но вдруг, когда оба часовых отвернулись от нас, он бросил на меня быстрый взгляд и шепнул, чуть шевеля губами:
— Притворитесь сумасшедшим.
Ага! Это мысль! Сумасшедших не берут в плен. Особенно строгого присмотра за нами не будет и, может быть, нам удастся удрать. Я слегка кивнул головой и попытался состроить соответствующую физиономию. Не знаю, насколько это удалось вообще, но, кажется, бессмысленный смех выходил у меня недурно. Собственно, у меня его вызывала комическая сторона нашего предприятия, но для незнающего в чем дело, он должен был показаться совершенно идиотским.
Кроме того, я дрожал всем телом, но это уже без всякого притворства — в нашем помещении оказался сильнейший сквозняк, а одежда на нас была легкая. Я чихнул раз десять подряд, что вызвало припадок дикого ужаса у Вами и неистового веселья у Марселя; положительно, они обладали редким талантом симуляции!
Очевидно, наши спасители или победители — не знаю, как правильнее выразиться — заметили наше состояние, так как вместе с группой офицеров к нам подошел корабельный доктор. Видя, что мы дрожим от холода, он велел дать нам куртки и шапки. Считая, что и сумасшедший должен быть благодарным, я радостно принял даяние и выразил свою признательность ласковым: ray! ray! ray! Марсель не последовал моему примеру; он молча переводил бессмысленный взгляд с доктора на платье. Вами пришел в бешенство и, схватив куртку и шляпу, швырнул их в лицо доктору. Когда он успокоился, старший офицер обратился к нему.
— Ваше имя?
— Татами, — пробормотал японец.
— Какой вы нации?
— Татами.
— Куда вы плыли?
— Татами.
— Вы понимаете меня?
— Татами.
— Я велю выбросить вас в море.
— Татами.
— Или расстрелять…
— Татами.
Офицер махнул рукой и обратился к Марселю:
— А вы? — спросил он. — Кто вы такой? Откуда? Куда вы плыли на норвежском судне? Вы норвежец? Итальянец? Француз? Турок?
Ответы Марселя были еще лаконичнее, чем Вами. Он только улыбался и кивал головой на всякий вопрос.
Наконец, дошла очередь и до меня. Я не знал, чтобы придумать в отличие от своих товарищей. Но раздумывать было некогда и я выкинул первое дурачество, которое пришло мне в голову: запел во всю глотку «Янки Дудль», приплясывая и отбивая рукою такт.
Офицер снова махнул рукой и обратился к доктору:
— Кажется, от этих несчастных ничего не добьешься?
— Insanes[6] — сказал доктор, пожав плечами.
После этого нас оставили в покое под надзором часового.
На другой день «Миннесота» бросила якорь в Чарльстонной бухте.
XI. ВОЕННОПЛЕННЫЕ
Сенсация в Чарльстоне. Нас узнают. В сумасшедшем доме. Последствия военных ужасов. Легионы помешанных. На положении военнопленных. Бегство. Загрызенный часовой. Зарезанный сторож. Автомобиль-лодка. Экспедиция Пижона и мисс Ады. «На Кракатау».
Не без удивления заметили мы, что наше прибытие в Чарльстон вызвало положительную сенсацию. Военные всех родов оружия, статские и дамы теснились на пристани, газетные репортеры взбирались на крейсер, заглядывали в сопровождении офицеров, к нам в каюту, пытались разговаривать с нами, щелкали фотографии… Мы слышали обрывки разговоров. «У японца буйное помешательство» (Вами, выдерживая свою роль, почти на каждое обращение отвечал приветствием в виде сапога или одеяла, запущенного в физиономию спрашивавшего), «Да и французы не в своем уме», «Который же сотрудник „2000-го“? и т. д. Стало быть, нас узнали, догадались, кто мы такие. Действительно, современные средства сообщения сделали свое дело. Мы заметили в руках квартирмейстера, которому было поручено наблюдать за нами, только что отпечатанный номер газеты, из которого он с важностью прочел вслух двум своим товарищам следующую заметку:
«Командир „Миннесоты“ справился в Берлине по беспроволочному телеграфу. Ему ответили, что эти трое людей, без сомнения, остатки экипажа „Южного“, где команда была японская.
Не подлежит никакому сомнению, что „Южный“ уничтожил в воздухе знаменитую „Черную Черепаху“, обломки которой были найдены в окрестностях Лондона. Видели, как „Южный“ гнался за „Черепахой“ и оба аэрокара исчезли в высоте. Оттуда обрушились обломки „Сириуса“ и изувеченные трупы смелого корсара Джима Кеога и его товарищей; найдены также страшно изуродованные останки трех японцев, но сам „Южный“ пропал без вести; вероятно, поврежденный в борьбе, он был увлечен ветром в океан. Как бы то ни было, уничтожение „Черепахи“ — крупнейший факт современной воздушной войны. С ее гибелью Америка и Германия потеряли важный шанс успеха».
В тот же день нас отправили под конвоем, в «War Insanes Asylum», «Убежище военных сумасшедших», учреждение, еще новое для меня. Оно состояло из группы наскоро построенных бараков, разбросанных в обширном парке и обнесенных крепкой, высокой решеткой. На крыше главного здания развевался флаг «Красного Креста».
За воротами нас встретил заведующий с группой сиделок и служителей. Тут же бродили группами и по одиночке помешанные из категории тихих. Нас отвели в павильон, где мы должны были помещаться с пятнадцатью другими помешанными.
При виде этих несчастных у меня пропала охота симулировать безумие. Во-первых, бежать отсюда, пожалуй, еще труднее, чем из плена — не в тюрьме же нас будут держать, а только под надзором; во-вторых, в такой компании, чего доброго, и впрямь потеряешь рассудок. Впрочем, некоторое время я еще продолжал играть роль, бессмысленно улыбаясь в ответ на вопросы сиделок; но когда пришел доктор, я решил сбросить маску — тем более, что мне казалось трудным обмануть его. Это был человек, с добродушным лицом и проницательными глазами; мне показалось, что он с первого взгляда угадал во мне симулянта. Он не задавал никаких вопросов, а сказал со спокойной улыбкой: «Вы, верно, еще не знаете последних новостей, я вам расскажу…» Прием остроумный; мог ли я устоять против такого соблазна и не показать, что понимаю его слова! Но я и не пытался; напротив, выслушав сообщение о нескольких крупных и мелких делах на суше, на море и в воздухе, я сам предложил вопрос:
— А чем кончилось сражение в Лондоне?
— Полным поражением немцев. Когда вы схватились с «Черепахой», эскадра аэрокаров оправилась от смущения и помогла сухопутным войскам уничтожить колонну, наступавшую с моря. Затем войска сосредоточились против Риджент-Парка и одержали верх после отчаянной защиты. Тысяч двадцать немцев сдались в плен, остальные убиты Чудовищная мина, введенная через тоннель вырытый быстро сверлящими машинами в какие-нибудь три часа, одна уничтожила шесть тысяч человек… Половина пленных потеряли рассудок, да и в английских войсках и в лондонском населении огромный процент помешанных. Теперь и в Англии, как у нас, строят убежища…
— Убежища?
— Ну да, для потерявших рассудок вследствие ужасов войны… Число помешанных растет в ужасающей прогрессии! Оттого и вашему помешательству так легко поверили, Хотя и вы, и особенно ваши товарищи, плохие симулянты, — прибавил он, смеясь.
— Что вы, доктор! А я-то гордился нашими способностями…
— Чересчур стараетесь — особенно ваш японец. Ни один психиатр не поддается на такой обман… Стало быть, бы не настаиваете на своем помешательстве?
— Нет, что уж тут… Так число помешательств растет? — Да. Сражение с неслышным и невидимым противником, сражение с ничто, которое сыплет откуда-то бомбы, гранаты, шрапнель, с врагом-невидимкой, который опустошает ряды, разносит смерть, взрывает, расстреливает, отравляет ядовитыми газами тысячи жертв — и которого нет налицо — все это оказывается чересчур сильным для человеческой природы. Вы стреляете куда-то в пространство и нам кажется — впустую, зря, без смысла — а вас бьют тоже откуда-то из пространства, но так метко, что целые полки в несколько мгновений превращаются в гору трупов… А вдобавок к этому, воздушные суда с их разрывными снарядами! Нельзя сказать, чтобы в войсках обнаруживалась трусость, паника, страх — напротив, развивается какое-то бешенство, равнодушие к смерти, слепое презрение к опасности, но… нервы не выдерживают такого напряжения и каждое сражение теперь дает двадцать и больше процентов помешанных… У вас в Европе то же, но сумасшедших стараются скрывать под рубрикой без вести пропавших. У нас это обнаружилось в особенности со времени сражения на Блэк Ривер. Сто тысяч мирных японцев, проживавших в Калифорнии, в какие-нибудь десять дней организовались в отлично вооруженную армию, подкрепленную отрядом аэрокаров с Гавайских островов. А у нас ведь, вы знаете, вся территориальная армия — восемьдесят тысяч человек. Тем не менее, наше военное министерство в несколько дней собрало и вооружило стотысячную армию… Но опыт и превосходство оружия дали верх японцам. Мы потерпели страшное поражение, потеряв 30 000 убитыми и ранеными, 10 000 без вести пропавшими и 20 000 сошедшими с ума. Но вы нездоровы — прибавил он неожиданно, — попробуйте лечь и уснуть, а там посмотрим…