Самозванец - Николай Гейнце
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Менее страстному игроку и в голову не пришло бы покинуть это уютное гнездышко, даже если бы его не удерживали прекрасные глаза молодой девушки.
— Я вернусь, — сказал граф Петр Васильевич.
— Честное слово? — сказала она.
— Даю…
— Хорошо, тогда я буду вас ждать. Не заставляйте только меня скучать слишком долго.
— Сколько у тебя денег с собой? — спросил граф Стоцкий, когда они вышли из будуара.
— Полторы тысячи.
— Дай Бог, чтобы тебе посчастливилось.
Они вошли в игорную залу.
Неелов метал банк.
Хотя он вообще обладал талантом вести разговор, но тут он превзошел себя.
Они говорили много и с одушевлением. Его beaux-mots поддерживали беспрерывную веселость в обществе.
Вообще, разговаривать во время игры не в правилах игроков, у них позволено говорить только то, что относится до игры.
Он же весьма остроумно касался всего и делал это, видимо, с целью отвлечь внимание своих партнеров от игры, за которой сам следил в высшей степени зорко.
Маневр его удавался вполне: князь Асланбеков, генерал и другие играли рассеянно и проигрывали.
Граф Стоцкий подошел к столу и внимательно наблюдал за Нееловым, нисколько не смущаясь его болтовней.
Если Владимир Игнатьевич и помогал своему счастью различными вольтами, передергиванием карт и то есть и делал это, благодаря своим разговорам, незаметно, но, как только Сигизмунд Владиславович подошел к столу и поставил на первую карту, он сразу прекратил свои проделки.
Граф Стоцкий пристально посмотрел на Неелова. Тот кивнул в сторону графа Вельского.
Сигизмунд Владиславович пожал плечами. Оба поняли друг друга.
Граф Петр Васильевич все проигрывал.
Граф Стоцкий играл счастливо.
Наконец Вельский сказал своему другу:
— Возьми мои деньги и играй за меня, мне сегодня не везет. Тут есть еще рублей восемьсот.
— Попробую, только ты не должен претендовать, если я не буду счастливее тебя.
— Я ведь не ребенок… Я лучше пойду к Екатерине Семеновне, чтобы не мешать тебе своим присутствием.
Когда он проходил по коридору, ему чуть не упала в объятия хорошенькая, молодая девушка, которая выбежала из гостиной. На лице ее было все: стыд, страх, отчаяние.
— Боже мой, куда ты меня привезла, Софи! Прочь, прочь! Пусти меня! — кричала она, рыдая и вырываясь из рук своей приятельницы, тоже довольно красивой молодой девушки, несколько постарше.
— Ты дурочка, — говорила последняя, — если старик и был слишком любезен, ну так что же? Он богат, а твоя мать в нужде. Пойдем назад и не ребячься.
— Никогда! Если бы мы все умерли от голода, то и тогда я не решилась бы спасаться своим позором. Пусти меня.
Она захлопнула дверь и сбежала с лестницы.
Граф с первых же слов понял, в чем дело — девушка-новичок в салоне полковницы ускользнула из цепких лап хозяйки.
Такие сцены случались часто.
Часто убегавшие, после нескольких дней раздумья, возвращались, уже решившись на все.
Он вошел в зеленый будуар.
Екатерина Семеновна полулежала на кушетке.
Довольная улыбка озарила ее лицо.
Она рукой указала ему место около себя.
В маленькой гостиной между тем игра продолжалась.
Генерал, прервав было игру на некоторое время и удалившись в большую гостиную, возвратился с недовольным видом и снова стал играть и проигрывать.
— Проклятие, не везет ни в чем… — ворчал он, отдавая ставки. Сигизмунд Владиславович тоже проигрывал.
Выигрывал один Неелов, продолжая прибыльную для него болтовню.
Графа Стоцкого отозвала от стола Капитолина Андреевна.
— У подъезда стоит человек, который вас спрашивает. Я было приказала его прогнать, но он говорит, что для вас самих важно переговорить с ним.
— Вы не приказали спросить его имя?
— Он не хочет его сказать.
— Странно.
— Так позвать его?
— Нет, не надо.
Полковница ушла, но через несколько минут возвратилась снова с письмом в руке.
— Он велел передать вам это в собственные руки и сказал, что будет ждать ответа.
Граф Стоцкий разорвал конверт.
Письмо состояло всего из одной строки, но строка эта, видимо, была полна содержания.
Граф побледнел, как мертвец, и широко раскрытыми, полными ужаса глазами бессмысленно смотрел на Капитолину Андреевну. Та не на шутку перепугалась.
— Что с вами, граф, вам дурно? — бормотала она. Сигизмунд Владиславович пересилил себя, но все еще задыхаясь от охватившего его волнения, произнес:
— Проведите его в один из отдаленных кабинетов…
— Желтый… он свободен, — сказала Усова.
— Хорошо, я иду туда.
Он, шатаясь, вышел из маленькой гостиной.
Войдя в желтый кабинет, называвшийся так по цвету обивки мебели и портьер, граф Стоцкий бросился в кресло, закрыл глаза и схватился руками за голову.
В таком положении застал его податель письма, скромно одетый господин, брюнет, со смугло-желтым лицом, длинными усами и блестящими черными глазами, быстро перебегавшими с предмета на предмет.
— Здравствуйте, ваше сиятельство, — проговорил вошедший, подчеркнув титул.
Сигизмунд Владиславович кивнул головой и жестом руки указал на стул.
— Нет… зачем же?.. Нашему брату не полагается сидеть перед такими важными господами. Я и так много благодарен, что вы меня узнать изволили.
— Перестань ломаться, Григорий, — глухо проговорил граф. — Я тебя знаю, и ты меня знаешь. Зачем ты сюда явился? Тебе не следовало уезжать из твоего укромного уголка за границею. Здесь опасно.
— Совет хорош! И то сказать, фальшивомонетчика Григория Кирова схватят и упекут, а с важными господами, вроде графа Сигизмунда Владиславовича Стоцкого, так не поступают.
— Говори, скорей, что тебе нужно? Конечно, денег?
Киров спокойно поигрывал левой рукой своей часовой цепочкой и молчал.
Губы его были крепко сжаты, а в глазах светилась такая ненависть, что граф не выдержал его взгляда.
— Я не богат, — проговорил он, потупясь. — Но говори, сколько тебе нужно?
— Смахивает на то, что ты боишься меня, Станислав. Это ты напрасно. Я твой друг, да и самому мне не расчет отдать тебя в судейские лапы.
— Слушай, ты меня терзаешь! Говори сразу, что тебе нужно? Я сделаю все, что ты хочешь!
— На беду, я по опыту знаю, что обещать-то ты мастер, — насмешливо вымолвил Киров и задумчиво умолк.
— Говори, сколько тебе дать, чтобы ты навсегда уехал из России?
— Да что я, дурак, что ли? Это чтобы я сказал и России, и тебе: «Счастливо оставаться», а сам поехал бы бродить вдали от Родины. Нет, старый дружище, этому не бывать! Я останусь здесь и буду жить честно, то есть возложу на тебя приятную обязанность содержать меня. Не заставишь же ты старого друга голодать.
Граф Стоцкий так боялся взгляда этого человека, что не смел даже возмутиться его издевательством.
— Так будь же благоразумен, Станислав! — продолжал тот. — Тебе предстоит доставить мне все необходимое для жизни, приятной и спокойной. Там, вдали, я так истосковался о таком любящем сердце, как твое, что раз добравшись до него, я уже его не выпущу! А я хочу быть богатым и жить приятно. Ты у меня в руках и должен за это платить!..
— Да я с радостью… Только уезжай пока отсюда в какой-нибудь другой город.
— Но ведь тебе все равно придется вспоминать обо мне, — заметил Киров насмешливо. — Теперь твоя дружба для меня дороже твоих денег.
Он удобнее уселся в кресло и придвинулся ближе к графу Стоцкому.
— Моя дружба? — тревожно переспросил последний.
— Разумеется. Ведь она защитит меня от неприятных столкновений с полицией. Ведь друга высокочтимого графа Сигизмунда Владиславовича Стоцкого — и, как я надеюсь, впоследствии и графа Вельского, и всех этих господчиков твоих приятелей в высшем петербургском обществе — никто не осмелится даже заподозрить в чем бы то ни было.
— Ну, а средства для твоего существования?
— Средства? — повторил Киров и после довольно продолжительной паузы добавил: — Это ты…
— Я?!
— Да, ты… Завтра ты мне приготовишь пять тысяч рублей на первое обзаведение… Я буду у тебя в час дня…
— Пять тысяч!.. Но где я их возьму?..
— Если у тебя нет налицо, ты займешь… Завтра, в час дня, они должны быть в моем бумажнике, а не то…
— Хорошо, хорошо…
— Для того, чтобы предупредить тебя, я и побеспокоил тебя сегодня… А теперь до завтра… Желаю тебе счастливо играть и весело провести ночь…
— Но, послушай… — вскочил граф.
— Нечего и слушать… Завтра в час дня пять тысяч… до свиданья…
Киров медленно вышел.
Сигизмунд Владиславович остался один.
Несколько минут он был как бы в оцепенении, но затем встал, вздохнул полной грудью и вышел из кабинета.
