Душа оборотня - Александр Прозоров

— Дошли, слава тебе, господи, — перекрестился он.

Середин покосился на кормчего.

— Слышал я, здешний князь за веру Христову народец гоняет.

— Теперь полегче стало, — пожал плечами тот, — а раньше — да, было дело. Как на княжение сел, лютовал здорово. Попов, что греческих, что римских, разогнал. Капище новое построил, все боги там были. Почитай, со всех земель собрали, но во главе — Перун. Голова серебряная, усы вызолочены. Как поход — так жертвы приносили. После победы тоже, само собой, благодарили, значит. Сейчас, вроде, поуспокоился князь. Да и то сказать: купцы, ратники, что в Царьграде пожили, через одного Христа приняли. Всех гнать — с кем останешься?

Парус заполоскал, и команда споро спустила полотнище, взялась за весла. Савва пригляделся, приставив ладонь козырьком к глазам, высмотрел свободную пристань и налег на рулевое весло, поворачивая ладью. На берегу, узнав ладью, засуетились: сорвался и погнал к воротам конный дружинник, один из тех, что слонялись по пристани в ожидании заморских купцов — товар проверять. Еще за здоровьем приезжих следили. Больных из чужедальних земель стражники оставляли на судах вплоть до выздоровления или смерти. Слишком уж часто приезжие заносили в город всякую заразу.

Ладья подошла к пристани, Савва ловко развернул судно, приставая бортом к сырым доскам причала. С носа и кормы кинули канаты, их подхватили крепкие руки и, увязав вокруг вбитых толстых бревен, прижали корабль к пристани. Скинули сходни. Первым не спеша сошел кормчий, следом дружинники. Ведун и Невзор задержались на борту: надо было еще решить, зайти в город или сразу двигаться дальше. У десятника среди воинов на берегу нашлись знакомые. Его обступили, расспрашивая о плавании, о новостях из далеких земель. Савва, коротко переговорив со старшим дружинником, обернулся и поманил Середина с Невзором.

— Ну что, ребята. Служба ваша закончилась. Хотя, если желание есть — я замолвлю словечко насчет княжеской дружины. Парни вы битые, знающие, возьмут с радостью.

Невзор равнодушно отвернулся, Олег пожал плечами.

— И рады бы, да дела не сделаны. Может, позже.

— Смотрите… — Савва поморщился: кому приятно выслушивать отказ на, казалось бы, заманчивое предложение, — Вересень я еще здесь буду, а к Листопаду уже снова к морю подамся. Вас взял бы.

Середин вздохнул. Интересно было бы, конечно, посмотреть на Херсонес, побывать в Суроже. Старинные города, построенные в незапамятные времена, древняя история: греки, римляне. Даже, кажется, финикийцы.

— Если успеем — пойдем с тобой, — он оглянулся на Невзора, — за себя ручаюсь.

— Ну, вот и добро. — Савва стукнул его в плечо, шагнул к Невзору, обнял, похлопал по спине. — Спасибо, брат. Кабы не ты, плавать нам кверху брюхом, как дохлой рыбе.

Ему подвели коня; Копыто уже сидел в седле, горячил мерина. Кормщик уверенно взлетел в седло, но замешкался, ловя ногой стремя. Дружинники заржали.

— Что, Савва, отвык от лошади? Все по морю, да в лавке с товаром?

— Моя б воля — с коня не слезал, — проворчал Савва, подхватил узду, гикнул по-разбойничьи, сразу беря в галоп.

Следом пролетел Копыто.

— Счастливый путь!

— И тебе того же.

Вздымая песок и пыль, кормщик с десятником унеслись к воротам, а к Невзору подошел Острожек, улыбаясь во весь щербатый рот.

— Слышь, дружина просит уважить: посидим, выпьем меда, бражки. Попрощаемся, как люди. Полюбился ты нам, парень, хоть и молчишь, что пенек замшелый.

Невзор вопросительно взглянул на Олега, тот пожал плечами: мол, смотри сам, мне спешить некуда.

— Давай, — заговорщицки подмигнул Острожек, — Савва серебра дал за вора в шапке, что я снял стрелой. Гульнем, а?

— Пошли, — наконец согласился Невзор, — но платим пополам. Я побрякушки вот эти поставлю, — показал он нательные кресты, снятые с убитых врагов.

Под вербами рядом с пристанью, под нависшими ветвями, притаился небольшой постоялый двор. Дружинники, галдя, направились к нему. Внутри пылал сложенный из валунов очаг, хозяин тыкал ножом сидящего на вертеле поросенка, две девки протирали длинные столы, стоящие вдоль стен. В углу, закусывая копченой рыбой, наливались бражкой перевозчики.

— Хозяин! — заорал с порога Острожек. — Браги, меда, вина, пожрать давай, да поторопи девок. Гулять так гулять!

— Все, как в сказке будет. — Хозяин с готовностью бросился к стоящим за стойкой бочонкам. — Вино греческое, ромейское, меды старинные, по дедовским рецептам.

— Неси, неси… — Дружина рассаживалась за столом, заранее распуская пояса, звенела мечами, откладывая их в сторону.

— Давай во главу, Невзор. — Острожек потащил бывшего дружинника к середине стола. — Ты сегодня первый гость.

Засуетились девки, поднося холодную закуску: моченые яблоки и бруснику, копченую рыбу, печеную птицу, всевозможные пироги, — ставя на стол братины с пивом, ендовы с вином, кувшины с квасом и морсом, корчаги с медом. Дружинники поторапливали их, прихватывая за бока, норовя охлопать по заду, ущипнуть.

Острожек встал, стукнул кулаком по столу, призывая к вниманию.

— Слово хочу молвить! Первую чарку за друга нашего, за Невзора подымем! Что говорить, не будь его — не сидеть нам за этим столом, не пировать, не гулять. Как налетели вороги, — Острожек отвел руку с чаркой, заговорил распевно, то снижая, то поднимая голос, — злые-лютые, душегубцы, степняками прикинулись, обмануть, живьем взять хотели. Сила несметная у них, да у нас свой герой есть. — Он склонился, обнял Невзора за плечи: — Да ты не тушуйся, али не правду я баю?

— Правду, все как есть, речешь, — загудели дружинники, плывшие с ними в ладье.

— Ты толком расскажи, как дело было, что ты тут песни нам поешь, — потребовали встречавшие их на берегу товарищи.

— Сперва — выпьем!

Все подняли чаши, кубки, стукнулись разом, плеская на столешницу мед и вино.

— Слава!!!

Выпили, стукнули кружками о стол, накинулись на закуску. Дальше уже разговор пошел вперемежку: все, кто был на ладье, стараясь перекричать один другого, торопились вывалить на слушателей все подробности схватки. Олег только дивился: с каждой поднятой чаркой врагов оказывалось все больше, Невзор нырял уже чуть не через весь Днепр и мало, что врагов покромсал на ленты, так еще и лодку в щепы изрубил. Сам виновник торжества только головой крутил, слушая о собственных подвигах.

— …а я тебе говорю: голова — прочь, весло на зубах — хрусть…

— …и как вспрыгнет, да как крикнет — душа с него вон!

— …и только щепки по воде!

Сидевший рядом с Олегом здоровенный дружинник всосал огромную чашу вина, впился зубами в румяный бок курицы, потом, брызгая слюнями, наклонился к нему:

— А ты чего молчишь? Сам-то видел чего?

— Все видел, — пожал плечами ведун, — так и было, провалиться мне на месте!

— Да-а, — протянул здоровяк, — есть же люди. — Он подтянул ендову с вином, налил, плеская через край, себе и Олегу. — Давай, за друга твоего.

— Острожек тоже молодец, — кивнул Середин на раскрасневшегося лучника, — главного стрелой с лодки ссадил. Прямо в глаз, как белку.

— А-а, — отмахнулся воин, — он только с лука и горазд.

Олег выпил чару, пожевал мяса, заел моченой брусникой. В голове приятно шумело, стол, на который он облокотился локтями, слегка покачивался. Даже шум и гомон подвыпивших людей не раздражали, покрасневшие лица казались добрыми, веселыми. Он любил их всех как братьев, готов был за них в огонь и в воду. Что с того, что в головах у них пусто, что инстинкты пока еще ведут по жизни, подавляя разум. Придет время — и вот из таких вырастут и ученые, и бизнесмены, и знающие толковые офицеры… А пока… Ну что ж, дикое время, дикие нравы. Еще недавно съесть печень убитого врага было проявлением воинского духа, а теперь на это смотрят, как на диковинку. Сейчас пока сословий немного: князь — боярин — воин — купец — крестьянин. Народ, как эта дружина — дети. Иногда добрые, иногда злые, хитрые, добродушные, спокойные, буйные, но — дети.

Середин поднял чашу и обнаружил, что там пусто. Он привстал, подтащил к себе медную ендову. Внутри что-то булькало. В чашу упало несколько капель вина, Середин с досадой брякнул ендову на стол и, покачиваясь, поднялся на ноги.

— Хозяин, мать твою! Ты что, жаждой нас умри… уморть… уморить хочешь? Где вино?

Дружинники поддержали его, стуча по столу кулаками, кувшинами и чарками.

— Вина давай, мед где?

Хозяин приволок огромную братину с пивом, все полезли в нее кружками, толкаясь черпали хмельной напиток. Пиво текло по лицам, на расстегнутые рубахи, на столе образовались целые лужи, в которых плавали поросячьи, птичьи и рыбьи кости.

— Что за сабелька у тебя такая? — подивился сосед, тараща глаза на наборную пластиковую рукоять с разноцветными вставками. — Камень, что ль, такой? Ишь, как играет. Хазарская не хазарская, печенежская не печенежская.