День «Икс» - Виль Рудин

К побледневшему Эриху подошла Лиза.

— А, фрау Хойзер... — Эрих через силу улыбнулся. — Я ведь ваш должник.

— Нет, я только вернула долг. Если б не вы...

— Не будем считаться.

— Вам помочь? — Лиза посмотрела на плечо Эриха.

— Нет, спасибо, это пустяк. Удар был скользящий... — Эрих попытался поднять левую руку, но от острой боли ему вдруг не хватило воздуха.

В магазин вошел полицейский.

— Товарищ инспектор, все в порядке, можем ехать.

— Да, да, поехали.

— Подождите! — К ним подошла Вероника. Волосы ее растрепались, рукав синей блузы был разорван, лицо исцарапано. — У вас будет место в машине, отвезти одну девушку? Она привозила продукты, но когда эта банда явилась, я машину с продуктами отправила...

Эрих оглянулся.

— Где же эта девушка?

— Там, в конторе, откуда я вас вызывала.

— Так это вы звонили?

Вероника кивнула.

Они прошли в контору — на диване, запрокинув голову на валик, лежала мертвенно-бледная девушка. Глаза ее были закрыты. Не помня себя, Эрих бросился к дивану.

— Инга, милая, девочка моя! Да что же это!

Инга приподняла голову, узнала Эриха и слабо улыбнулась:

— Не волнуйся. Я упала. Скоро пройдет.

В разговор вмешалась подошедшая к дивану Лиза:

— Ничего она не упала. Ее этот мерзавец ударил, Кульман. Зверь, он бы ее убил. Вы не упустите его, это подручный самого Гетлина!

Эрих непроизвольно стиснул правый кулак и оглянулся, ища Кульмана. Не сразу вспомнил он, что тот уведен из магазина конвоем.

— Хорошо, фрау Хойзер, я запомню. Инга, ты молчи, тебе нельзя волноваться.

Он опустился на колени рядом с диваном, здоровой рукой приподнял голову девушки.

— Подложите ей что-нибудь, так же неудобно.

Кто-то подал свернутый белый халат, Вероника аккуратно подложила его под голову Инги. Деловито, как бы между прочим, спросила:

— Знаете ее?

— Невеста.

— Смелая!..

— Домой бы ее... А нам бандитов в Управление везти...

Эрих с тоской посмотрел на нежное, бескровное лицо, по-прежнему не вынимая своей руки из-под головы Инги. Вдруг она улыбнулась, повернула голову набок, и Эрих почувствовал, как она поцеловала его руку. Не стесняясь десятка людей, набившихся в комнату, Эрих поцеловал девушку. Потом осторожно высвободил свою руку и встал.

— Послушайте, я вас попрошу... — Эрих повернулся к Веронике, — позвоните к ней домой, отец немедленно приедет.

Вероника понимающе кивнула:

— Ну, разумеется.

Эрих нагнулся, ласково, как ребенка, погладил Ингу по голове.

— Ты слышишь?

Инга приподнялась.

— Ты так переживаешь, будто я при смерти. Успокойся, пожалуйста, это скоро пройдет. Иди. Эрих, иди — тебя люди ждут.

Когда Эрих ушел, Вероника подсела к Инге.

— Хорошего ты парня выбрала.

— Я не выбирала. Это он...

— Ну давай телефон, куда звонить?

— Не надо звонить. Отец тушил пожар на фабрике и обжег себе руки. Он теперь не скоро за руль сядет.

Лиза — она так и не отходила от дивана — с удивлением посмотрела на Ингу:

— Что же ты ему не сказала?

— Меньше волноваться будет. Ну, что, — пойдемте? Продукты-то еще остались? Наладить торговлю надо.

Она обняла за шею Веронику и Лизу, и все трое медленно пошли в зал.

А в Берлине утром этого же дня Вилли Гетлин приступил к выполнению ответственного задания своих хозяев — задания, которое могло озолотить его, или, при определенных обстоятельствах, могло стоить ему жизни. Но о второй вероятности Гетлин не думал: он непоколебимо верил в успех.

Под свист и улюлюканье друзей он спокойно поджег газетный киоск на Потсдаммерплац, предварительно избив и прогнав владельца. Вся площадь была запружена тысячной толпой, но действовали, как заметил Гетлин, только люди, вроде тех, которые были и в его распоряжении. Остальные молча присматривались, перешептывались.

Надо было расшевелить толпу, разъярить ее.

Гетлин обернулся к своим:

— Сожгите еще вон тот киоск! Хозяину всыпьте, да посильнее! Я сейчас.

Он с трудом пробрался сквозь толпу на соседнюю улицу, где стояла автомашина Боба. Тот сам открыл дверцу.

— Садитесь.

Прищурившись, глянул на Гетлина.

— Как дела?

— Громим рассадники коммунистической пропаганды.

— Детская забава — это сделают без вас.

— Но моих молодцов надо разжечь!

— В таком случае... Вам знакомо то здание? — Боб указал на огромный железобетонный корпус, возвышавшийся над домами, как океанский лайнер над рыбачьими лодчонками. Это был знаменитый Колумбусхауз — универсальный магазин, в подвалах которого гестапо во время войны устраивало пытки своих жертв. — Разворошите этот муравейник... Наверняка они войдут в раж. Как с тем заданием?

— Там дежурят... С минуты на минуту могут дать сигнал.

— Тогда торопитесь. И вот еще что: через тридцать-сорок минут подойдут русские танки. — Боб бросил на Гетлина быстрый внимательный взгляд. Как он и ожидал, в лице Гетлина что-то дрогнуло.

— Они... вмешаются?

— Генерал Чуйков не выслал нам копию приказа. Но, судя по обстановке, — нет. Это только демонстрация. Поэтому в расчет их принимать не следует. Да мне кажется, мы сумеем их нейтрализовать.

— Ваши танки?..

— Нет. Мы поставим на площади громкоговоритель. В РИАС есть изумительный диктор — Антон Леффлер. Он ругается по-русски не хуже русских. Он им растолкует, что к чему. Итак — действуйте!

Гетлин вылез из машины и нырнул в толпу. Еще через несколько минут он со своей оравой появился у входа в Колумбусхауз, из окон которого с беспокойством выглядывали продавщицы. Дорогу им преградили двое народных полицейских. У одного из них под глазом набухал лиловый синяк.

— Магазин закрыт, убирайтесь отсюда! — заявил он Гетлину.

— Вы слышите, друзья? — закричал Вилли. — Он велит убираться!

В толпе засвистели.

— А может, мы вас самих отсюда уберем? — зловеще спросил Гетлин, обернувшись к полицейским.

— Мы не позволим безобразничать! — крикнул высоким голосом второй из них, юноша лет восемнадцати.

— А вот это позволишь? — и Вилли ударил его кулаком в лицо. О пистолете он почему-то забыл. Это послужило сигналом. Увидев кровь, все с ревом бросились вперед.

В одну секунду полицейских сбили с ног, куда-то поволокли, потом послышался звон разбитого стекла, крики девушек...

Колумбусхауз был разгромлен.

Уже уходя из магазина, Вилли на одной из лестничных клеток увидел трупы тех двух полицейских, что стояли у входа. Вид у них был ужасный.

На улице к Гетлину протолкался какой-то парень:

— Все в порядке, можно идти. Там сначала была цепь полицейских, но пришли забастовщики — они запрудили всю улицу. Фопосы взялись за руки, но разве можно сдержать такую толпу. Только бы они не разошлись.

— Разошлись? Почему?

— Там кто-то кричал, что тут нечего делать, что надо идти к Вильгельму Пику[14] в Панков чего-то там выяснять. Они могут уйти.

— Черт! Быстро, все за мной! — приказал он своим и бросился на Лейпцигштрассе.

Но они опоздали, — толпы, за которой можно было прятаться, которой можно было прикрыться, — не оказалось. Полицейский заслон тоже был отведен, только у подъезда министерства оставалось несколько человек.

В распоряжении Гетлина было человек полтораста. Он решил действовать и еще раз напомнил, что должна делать каждая группа. После этого орава с самым решительным видом двинулась к министерству. Разношерстная толпа свистела, выкрикивала какие-то лозунги, призывала прохожих «поддержать справедливые требования», — все это должно было означать чуть ли не народную демонстрацию.

Но тут со стороны Фридрихштрассе на улицу выползли два приземистых танка, чуть задержались, словно раздумывая, и, развернувшись, двинулись прямо на воинственно гомонящую толпу. Медленно и неотвратимо. За танками деловито, как на учении, шли с ружьями в руках народные полицейские.

У Гетлина что-то оборвалось, — и, странно, не в груди, а в животе. Так чувствует себя человек во сне: гибельная опасность рядом, тень ее падает тебе на душу, а ноги свинцово-тяжелы, не двигаются. Может, только в эту минуту Гетлин понял, что переживали смертники Варшавского гетто, когда он, майор СС, подняв над головой гибкий стэк, кричал своим пулеметчикам: «фейер!»

Тряхнув головой, он все же решился, хотя около него оставалось теперь человек пятьдесят, не больше. Взяв у ближайшего бутылку с горючей смесью, он отбежал влево и стал в подъезде. Его примеру последовала и горсточка теперь притихших крикунов. Когда передний танк поровнялся с подъездом, Гетлин, не выходя из укрытия, сноровисто бросил бутылку с горючей смесью на мотор машины.