Пожелайте мне неудачи - Владимир Ильин

Человечество обречено, вопрос только в том, сколько времени ему еще удастся оттягивать свою гибель. И дело даже не в Подопечном, потому что, не будь его, нашлось бы что-нибудь другое в функции дамоклового меча, повисшем над миром на постепенно перетирающейся веревке: великий мор, разгул СПИДа, экологическая катастрофа, истощение всех ресурсов, дырка в озоновом слое, таяние льдов Антарктиды или шальная комета…

Появились Рауф и Пуртов. Первый сошел с трамвая, вывернувшего из-за поворота, и так и остался стоять на остановке, словно решил сделать пересадку на другой номер. Пуртов же приехал на «уазике» с надписью на дверцах «Министерство связи», что вполне сочеталось с профилем деятельности НИИ Подопечного. Припарковавшись напротив проходной, он, не выключая двигателя, развалился на сиденье и вроде бы задремал, но меня его беззаботная поза в заблуждение не вводила. Я знал, что в кабине у Пуртова приготовлен целый арсенал вооружения, начиная от карабина и кончая портативной «базукой».

Я вновь нажал на радиобраслете кнопку вызова диспетчера и сказал вмиг всполошившемуся Берулаве:

– Гагик, предупреди меня, когда Подопечный выйдет из корпуса и двинется к проходной.

– А он уже идет, – растерянно откликнулся Берулава.

– Так какого же черта ты молчишь?! – вскричал я.

Время сразу сдвинулось с мертвой точки и, убыстряясь с каждой секундой, понеслось под гору грузовиком, сорвавшимся с тормозов.

Я вновь огляделся, чувствуя, как спина моя покрывается испариной несмотря на мороз. Через пять минут Подопечный должен показаться из проходной, и если убийца уже загнал патрон в ствол, то ему хватит нескольких секунд, чтобы поймать сутулую фигурку в перекрестие прицела.

Где же ты, сволочь?

Четыре минуты. Надо спросить его…

– Гагик, кто-нибудь из наших сопровождает Подопечного?

– Номер десятый.

– Хорошо.

Три с половиной минуты. Все внимание – автомобилям на стоянке и вдоль дороги.

Если Дизик прячется в одном из них, сейчас он должен будет выдать себя… Нет, вроде бы никаких признаков жизни в кабинах…

Болван, какой же я болван!..

Ровно за три минуты до того момента, как Подопечный должен был пересечь проходную, я вдруг понял, где засел Дизик. Это было каким-то наитием, озарением, шестым чувством – назовите его как угодно!.. Только потом я понял, что все это время мой мозг неустанно переваривал информацию, поступавшую от всех органов чувств, и если мой взгляд не раз равнодушно скользнул мимо одинокого подъемного крана, ржавой зазубриной портившего пейзаж на противоположной стороне дороги, то мозг ухватился за этот фактик и обрабатывал его до тех пор, пока не выдал на-гора вывод: а ведь поиск следует вести не только в горизонтальной плоскости, но и в вертикальной! Почему ты, убедившись, что вокруг нет зданий, сосредоточил внимание лишь на земле? Разве нельзя спрятаться в кабине подъемного крана?

Наоборот, это же самая отличная позиция для стрелка-снайпера: ему видно, как на ладони, всё, что происходит в районе проходной, – через каждые двадцать-тридцать метров здесь горят галогеновые лампы на фонарных столбах, так что светло, как днем. Но зато кабину крана в сгустившихся сумерках с земли почти не видно, и уж тем более не различить, есть ли там кто-нибудь внутри!..

Кран находился на пустыре, метрах в пятидесяти от дороги. Видно, днем там велось какое-то строительство, которое находилось пока еще в стадии возведения первых этажей будущего здания. Высота крана была около пятидесяти метров, значит, по правилам геометрии дистанция от проходной до кабины стрельбы должна быть не больше сотни метров – не слишком много для такого меткого стрелка, как Дизик!..

Берулаву я вызывал уже на бегу.

– Гагик, – сказал я, задыхаясь, – он в кране!..

– Где-где? В каком кране? – не понял диспетчер. – Он что, превратился в воду?

– Некогда объяснять… Пусть «десятый» любым способом задержит Подопечного хотя бы на несколько минут за забором, понял?

Берулава что-то еще говорил, но я его уже не слышал. Бежать по пустырю было тяжело: ноги то и дело увязали в глубоком снегу. И было темно. Один раз я провалился в какую-то яму. Потом пару раз чуть не напоролся на строительную арматуру, торчащую из сугробов. Подбежав к подножию крана, я стал карабкаться по ступенькам железной лестницы, уходившей во тьму в переплетении стальных балок корпуса крана. Через несколько метров руки мои закоченели от ледяного металла.

В одном месте на ступеньке виднелся прилипший комочек снега. Я осторожно потрогал его. Он был смерзшимся, но не совсем. Теперь я был уверен в том, что сделал правильный вывод об укрытии Дизика, и постарался подниматься как можно бесшумнее, чтобы не вспугнуть киллера.

(Лишь потом я узнал, что в то время, пока я изображал верхолаза, сотрудник НИИ автоматики, проходивший у нас как агент номер десять, нагнал Подопечного и сообщил ему, что его вот уже с четверть часа разыскивает директор. Разумеется, это было враньем, шитым белыми нитками: Теренецкий еще час назад покинул территорию НИИ на черной «Волге», но более подходящего предлога, чтобы воспрепятствовать Подопечному покинуть институт, наш человек не нашел…

Подопечный удивился: «Зачем это я ему понадобился?». «Понятия не имею», пожал плечами номер десять. Он сделал вид, что задыхается, будто гнался за Подопечным от самого корпуса. Теперь все зависело от его актерских способностей. «Но ведь рабочее время уже закончилось, – сделал робкую попытку возмутиться Подопечный. – Он что, тебя лично послал за мной?». «Ага… Иди, говорит, и во что бы то ни стало верни его!» Подопечный задумался, потом махнул рукой и предложил «десятому»: «Слушай, а может, скажешь ему, что не догнал меня? Понимаешь, я сегодня спешу и вообще…». «Да ты что?! – возмутился наш человек. – Да Теренецкий меня выстирает и высушит, если я вернусь ни с чем!.. Нет уж, никуда я тебя не отпущу, понял? Не хочешь по-доброму – силой тебя приведу к шефу!».

Представляю, каково было на душе в этот момент у нашего сотрудника. Отныне он становился презренным болтуном и вообще нехорошим человеком для Подопечного, ведь едва ли попытка выдать столь наглый обман за шутку могла бы увенчаться успехом… Подопечный криво ухмыльнулся и, с досадой сплюнув себе под ноги, поплелся к административному корпусу. Так для меня было отвоевано целых восемь минут).

Я не знал, сколько времени мне понадобилось, чтобы преодолеть эти пятьдесят метров стальных, гулких, заиндевелых от мороза ступенек. Мне казалось, что я безнадежно опаздываю и что вот-вот над моей головой сухо щелкнет выстрел, и тогда сразу станет всё бессмысленно, и на какие-то доли секунды мне даже захотелось, чтобы так случилось, потому что было интересно, действительно ли произойдет что-то страшное с этим миром, а если да, то сразу или немного погодя?… Но, конечно же, усилием воли я прогнал все эти глупости из головы и постарался сосредоточиться только на скользких стальных ступеньках и кабине крановщика.

Добравшись до кабины, я извлек из-за пазухи пистолет, передернул затвор, загоняя патрон в ствол, а затем одним рывком распахнул дверцу кабины, чтобы прохрипеть так громко, насколько позволят обожженные морозом легкие: «Стоять, руки за голову, ты арестован, Дизик» – или что-нибудь в этом роде…

Однако кричать было бессмысленно: будка оказалась пуста. Сперва я ощутил огромное разочарование, и только потом в глаза мне бросилась открытая створка бокового окна кабины. Но правильный вывод из этого я сделать не успел. Что-то мелькнуло сбоку, и в ту же секунду на мою голову обрушился удар чем-то тяжелым (как потом выяснилось, услышав, что в кабину кто-то поднимается, Дизик вовремя выбрался через окно кабины на стрелу крана, обошел кабину по периметру и подкрался ко мне сбоку как раз в тот момент, когда я собрался взять штурмом пустую будку. Он ударил меня по голове деревянным футляром от телескопического прицела, но удар пришелся вскользь и не оглушил меня – к счастью, разумеется).

Я инстинктивно взмахнул руками, выронив пистолет в черную пустоту, и, потеряв равновесие, сорвался вниз. Но, видно, Господь Бог очень не хотел, чтобы я досрочно предстал перед ним, потому что непонятно как мне тут же удалось вцепиться руками в поперечную балку крана и повиснуть, нелепо раскачиваясь над пропастью, которая показалась мне бездонной из-за того, что земли внизу не было видно. Ноги мои лишь скользили по покрытому изморозью железу, не находя опоры. А киллер схватил винтовку, которая, оказывается, была у него припрятана на крыше кабины, и стал приближаться ко мне с явным намерением вдарить побольнее по костяшкам моих сведенных судорогой и холодом пальцев. Или по голове, что вело к идентичному результату. Тратить патрон, чтобы прикончить меня наверняка, он не собирался: не то пожадничал, не то винтовка была без глушителя, и он опасался, что выстрел услышат мои сотоварищи. Это, в конечном счете, и погубило его.